ГЛАВА 28

Сергей проснулся в шесть утра. Обычно в это время он и просыпался, с той лишь разницей, что заснул в восьмом часу вечера. Как приехал домой, так и вырубился — по-иному не скажешь. Даже до постели не дошел, даже не разделся. Вот и Ольгу так же сморило за кухонным столом, только ее — от подмешанной кем-то отравы, а его — от нервотрепки и усталости.

Ольга что-то видела или слышала, только не знает — что. С этой мыслью Сергей заснул, с ней и проснулся. Следователь пока ничего толком не выяснил, и это понятно: когда человек чудом выполз из могилы, он с трудом напрягает свою память.

Сергей сходил в душ, побрился (не слишком досаждающая щетина за двое суток все-же успела прорасти), почувствовав себя свежим и бодрым. В голове прояснилось, и он вдруг сообразил, что же в ней уже щелкало, да только он не мог понять природу этого щелчка. Ну, конечно же, когда в день убийства просматривал видеозаписи, он заметил Егорову — буквально мельком, дальним планом. Она сидела за столиком кафе, а потом исчезла, и вновь появилась, шла в сторону VIP-зала. Но он не слишком обратил на нее внимание, потому как Марадинский в тот момент был еще жив и здоров.

Он передал все записи (в более широкой версии) московскому следователю. Пусть проверяют по минутам и сантиметрам. Но он будет проверять все, что связано с Ольгой, — по секундам и миллиметрам.

Понятно, с утра придется заняться текущими делами, к вечеру ему обещали свидание с Ольгой, значит, в промежутке он должен хоть в чем-то разобраться. И расспросить Ольгу, с которой уже говорил следователь, однако без толку.

Тут Сергей вдруг спохватился, что не знает, где его телефон. Обычно он держал его под рукой. Посмотрел в комнате, на кухне, в прихожей и даже в ванной. До спальни не дошел, поскольку вчера в принципе туда не дошел. «Еще чего не хватало», — подумал встревоженно, и в этот момент сообразил: в куртке. Не хватило вчера сил даже телефон вытащить, хорошо хоть руки вымыл — почти на автомате, по давней привычке к чистоте рук.

На телефоне значились два не отвеченных с вечера вызова. Всего два — вот чудеса-то! Но вызовы принципиальные — от дочери и от Казика. А еще значились два смс-сообщения. Первым он, конечно, прочитал от дочери: «Папа, привет. Не смогла до тебя дозвониться, у меня все хорошо. С утра не звони, созвонимся вечером». Дергачев облегченно вздохнул: у Даши все хорошо, и это отлично. От Казика информация была туманной, но понятной: «Н.Г. чиста. О.В. поправляется». Дергачев вновь вздохнул, но не столько облегченно, сколько удовлетворенно: он был рад, что Ольга поправляется, и он с самого начала верил, что Нина Григорьевна ни при чем…

В восемь утра, как обычно, Дергачев провел внутреннюю планерку. В девять началось селекторное совещание. Клавиша, обозначенная «Клин, сл.», то есть «клининговая служба», горела красным огоньком, и это означало, что начальница на работе.

После совещания он позвонил Нине Григорьевне.

— Да! — рявкнула по своему обыкновению Кондакова.

— Здравствуйте, Нина Григорьевна, как вы себя чувствуете?

— Здравствуйте, Сергей Геннадьевич. Совершенно прилично. Я же вам говорила, что быстро оклемаюсь.

Ну вот и оклемалась. — Прозвучало это с некоторым вызовом: дескать, знай наших.

— Ну вы уж побереглись бы… отлежались дома… — произнес Дергачев сочувственно, и грозная командирша вдруг смутилась:

— Да ладно… чего уж там… хотя за заботу, конечно, спасибо… но я правда в норме. Вы лучше скажите: об Ольге что-то известно?

— Поправляется, — успокоил Сергей.

— Ну и слава богу, — с облегчением вздохнула Кондакова и вдруг добавила со злостью: — Узнаю, кто ее так, зашибу к черту! Вот прямо лопатой зашибу! И попрошу, чтобы меня судили присяжные. Они меня оправдают!

«А ведь и впрямь может зашибить», — с улыбкой и одновременно с опаской подумал Сергей.

Он попытался побыстрее раскидать неотложные дела, попутно прикинув, что уже второй день не ходит «по объектам» с проверкой работы САБа (которая, впрочем, и без его контроля сбоев не дает), и, запершись в кабинете, принялся изучать видеозаписи — с момента, когда Ольга Егорова появилась в общем терминале, и до момента, когда его покинула.

Для начала он решил изучить, что называется, общую картину, а уж затем сосредоточиться на деталях.

Вот Ольга идет по терминалу… вполне конкретно направляется к кафе «У Рустама»…

Вот о чем-то говорит, судя по всему, с хозяином. Виден только ее профиль…

Вот садится с чашкой кофе за крайний к входу столик лицом к залу…

Вот вдруг резко поднимается и быстро переходит вглубь кафе, пересаживается за столик, который частично скрыт за искусственным деревом. При этом пусть затемнено, размыто, но видно, что Ольга наблюдает за чем-то в зале…

Сергей совместил изображения: взгляд Ольги совершенно очевидно устремлен на директора. Ну да, появившийся в зале Огородов притормаживает напротив сектора выдачи багажа и граничащего с ним кафе. Пассажиры толпой выходят со своими чемоданами. Здоровенная бабища буквально наезжает на директора огромным чемоданом, Огородов от нее шарахается, спиной налетает на стоящего сзади парня, после чего шествует дальше…

Через три минуты Ольга покидает кафе.

Общая картина выглядела именно так: Ольга почему-то испугалась появления директора. Вернее, это уже было почти кульминацией. А до того (согласно временному счетчику) она шестнадцать минут просто пила кофе и смотрела в зал.

Что она могла увидеть? Все это следовало изучить буквально по секундам и по миллиметрам.

Однако это занятие прервал звонок Казика.

— Здравствуйте, Сергей Геннадьевич, вы вчера не взяли трубку, я послал вам СМС.

— Спасибо, Аркадий Михайлович, с телефоном у меня получилась неувязка, но СМС я прочитал, написал вам «спасибо». По поводу Нины Григорьевны я даже не сомневался.

— Олег Романович просил вам передать, что вы можете прямо сейчас навестить Ольгу Валерьевну. Если, разумеется, у вас нет неотложных дел.

— Я готов! — почти как юный пионер откликнулся Дергачев.

— Вот и отлично. Но к вам будет просьба… — Голос Казика приобрел некоторую вкрадчивость. — Мы бы хотели, чтобы вы постарались разговорить Ольгу Валерьевну…

— В каком смысле? — насторожился Сергей.

— Мы вчера с Олегом Романовичем попытались побеседовать с Ольгой Валерьевной, но она была слишком слаба, растеряна… В общем, мы не стали усердствовать, и наша беседа ничего не дала. Коллеги Олега Романовича проверили все, связанное с Ольгой Валерьевной, и не нашли ни одной зацепки, зачем кому-то понадобилось ее… — Казик замялся и подобрал более мягкое слово, — убрать. Кроме одного. Судя по камерам, да и Ольга Валерьевна не отрицает, она находилась в кофейне в общем зале как раз в то время, когда там был Марадинский. Мы полагаем, она могла стать свидетелем чего-то. Ну, вы, вероятно, сами так думаете, — отдал должное психолог. — Однако у Ольги Валерьевны нет никаких предположений. Но у нас есть определенная надежда на вас. Понимаете, бывают ситуации, когда наиболее полезны… скажем так… не следователь и даже не психолог, а… более близкий человек…

— Я — близкий ей человек? — вырвалось у Дергачева, и он тут же смутился.

Казик то ли ничего не уловил, то ли сделал вид, произнес с интонацией само собой разумеющегося:

— В разговоре с нами она упомянула вас пять или шесть раз. И, мне показалось, с теплотой…

Он ее едва узнал.

Всегда с аккуратной прической, тщательным макияжем, элегантно одетая… Спокойная, воспитанная, любезная… Образцовая начальница зала для особо важных персон.

С растрепанными волосами, с осунувшимся, словно полинялым лицом, с какими-то выцветшими глазами… Она была такой жалкой, что у Сергея аж все внутри сжалось. И сердце заболело, и душа заныла, и захотелось крепко-крепко прижать ее к сердцу и обласкать душой.

Она была совсем другой, чем еще несколько дней назад, хотя в другую она начала для него превращаться постепенно, вроде бы незаметно, и вот сейчас он понял: эта женщина, похожая на неказистую тряпичную куклу, — для него необыкновенно дорога.

Странно, но он совсем не удивился. Напротив, успокоился. Все то, что его подспудно — вне всякой связи с реальными событиями — тревожило и чему он не мог найти объяснения, вдруг обрело ясность. Ну да, так бывает, причем быстро. Он ведь когда-то, много лет назад, все ясно и быстро понял про девочку, которая стала его женой. А потом все ясно понял про женщину, которая расхотела быть его женой, правда, получилось это не совсем быстро, а потому мучительно.

Сергей Дергачев, по словам уже бывшей жены, слишком часто маялся и, чего никак не ожидал, заставлял маяться близких. А все потому — он наконец это понял, — что всегда хотел ясности. И вот теперь он обрел ясность в своем отношении к женщине, которую еще несколько дней назад воспринимал как совершенно чужую, а теперь — как очень близкую.

Однако у него не было никакой ясности — кто и зачем пытался убить эту женщину. Вот что страшно.

Он всегда обращался к ней на «вы» и по имени-отчеству, а тут сказал:

— Оля… ты ничего не бойся.

Ему показалось, что именно эти слова, а не вопросы о самочувствии, самые правильные.

Она всегда обращалась к нему на «вы» и по имени-отчеству, а тут сказала:

— Сережа… я не боюсь. Ты ведь меня уже однажды спас… И Нина…

«Еще не спас. Но обязательно спасу», — подумал Сергей.

— Оля, врач мне дал мало времени. А я должен тебя спросить… а ты должна вспомнить… ну… попытаться. Ты была в пассажирском терминале в тот день…

— Да, я уже говорила следователю… Я была… но я ничего особенного не заметила… — прошептала она.

— А как ты вообще там оказалась?

Она слабо улыбнулась:

— Я часто хочу к Рустаму… там самый вкусный кофе… Самый вкусный вообще в городе…

«Надо будет внимательно изучить, что происходило в те минуты, когда она просто сидела лицом к залу и пила кофе», — отметил для себя Дергачев, вслух же произнес:

— Ты сидела и смотрела в зал.

— Машинально… Я не приглядывалась…

— А потом появился директор, и ты спряталась за дерево. Почему?

Ольга смутилась.

— Я не хотела попадаться ему на глаза… Я не знала, как он отреагирует… В рабочее время я пью кофе в общем терминале… Хотя в нашем зале есть свое кафе и у нас в служебке есть хорошая кофемашина…

— И что? — не понял Сергей.

— Ну-у-у… — протянула она, явно испытывая неловкость. — Прежний директор бы и внимания не обратил, а нынешний… Он, мне кажется, любит, чтобы все было по протоколу… Чтобы каждый знал свое место и соблюдал свой статус… Он несколько раз о чем-то на эту тему говорил… Он бы не допустил, чтобы дежурные из общего терминала пришли в кафе нашего зала… И ему бы не понравилось, что я пришла в кафе общего терминала… Ну, мне так кажется…

— Понятно, — кивнул Дергачев. — А зачем ты… — он слегка запнулся, но продолжил: — подглядывала из-за дерева?

— Я ждала, когда директор уйдет. Мне надо было возвращаться… Я видела, как его чуть не снесла женщина с чемоданом… она колесом наехала на ботинок директора, и директору, по-моему, это сильно не понравилось, потому что у него ботинки из светлой замши… Хотя, наверное, вообще мог упасть, но его какой то парень подстраховал…

Ольга не рассказала ничего принципиального — Дергачев и сам многое видел на записях. Ничего особенного не смогла вспомнить.

Заглянул врач, сказал строго:

— Заканчивайте свидание, больной надо отдохнуть.

— Да-да, — кивнул Сергей. Взял Ольгину ладонь — с тонкими, почти безжизненными пальцами, — и прижал к своим губам. Прошептал: — Ничего не бойся.

— Я не боюсь, — прошептала в ответ она и погладила пальцами его губы.

По дороге в аэропорт Дергачев позвонил Казику, разочаровал его отсутствием новой информации. Увы…

Около здания САБа встретил Гаврюшина.

— Ну как, Сергей Геннадьевич? — спросил Севастьян.

— Никак, — последовал ответ.

— Жаль, что Ольга Валерьевна — женщина, — с явным разочарованием констатировал Гаврюшин.

— Это еще почему? — не понял Дергачев.

— Потому, что есть одна идея… — с заговорщицким азартом заговорил старший лейтенант.


Только часа через два Сергей смог вернуться к видеозаписям, чтобы (как сам для себя определил) тщательно посмотреть по миллиметрам и по секундам. Начиная с того момента, как открылась дверь, соединяющая VIP-зал с общим терминалом, которой никогда не пользовались пассажиры, а только сотрудники, и появилась Ольга Егорова. Он двигался маленькими шажочками, параллельно подключая записи с других камер, но пока не обнаруживал ничего более или менее интересного. Обычная жизнь аэропорта.

Он проследил, как Ольга зашла в кафе… взяла чашку кофе… села за ближайший к выходу из кафе столик лицом к залу… Пожалуй, у нее был довольно рассеянный взгляд — так смотрят «вообще», но не приглядываются и не сосредотачиваются. Не случайно она считала, что ничего особенного не заметила.

А Дергачев заметил — парня в дымчатых очках с наброшенным на голову капюшоном просторной черной куртки. У парня не было никакой сумки, он неспешно прохаживался с видом встречающего, засунув руки в карманы. Это был тот самый парень, на которого налетел директор под натиском женщины со здоровенным чемоданом. На мгновение парень выпростал ладони, придержав спину директора, и снова сунул их в карманы куртки. Ничего особенного. Но что-то зацепило глаз Дергачева. Он остановил кадр, максимально увеличил его и… Одна рука, почти полностью скрытая под слишком длинным рукавом, просто скользнула по плащу директора, но другая, которая придержала директора за спину, проявилась в кадре достаточно отчетливо.

Сергей готов был поспорить, что это была женская рука! Узкая ладонь с тонкими пальцами. Он содрогнулся: почти такими же тонкими пальцами, как у Ольги.

«Это никакой не парень, — произнес он мысленно. — Это женщина, которая очень хорошо прикинулась мужчиной». И тут же (совершенно машинально) вспомнил: возраст можно скрыть разными ухищрениями, но единственное, что всегда выдает, — руки.

Зачем женщине гримироваться мужчиной? Вот в этом, в данном, случае? Затем же, зачем преступник надевает маску. Чтобы остаться неузнанным, чтобы сбить с толку, чтобы совершить преступление и не попасться. Все просто до банальности.

Дергачев почти не удивился тому, что увидел дальше.

Вот Марадинский быстрым шагом огибает колонну у лестницы, ведущей в цоколь, и спускается вниз. Почти следом у колонны оказывается переодетая женщина и — исчезает из видимости. Она явно прошла вдоль ограждения в цоколь там, где мертвая зона для камер. А потом женщина вновь появляется около колонны, но обнаружить ее можно, только если специально искать, потому как уже скопились встречающие питерский рейс, и она буквально растворилась в толпе. Через несколько минут женщина вышла на полную машин и людей привокзальную площадь и села в рейсовый автобус.

Дергачев подумал: именно эта женщина убила Марадинского, именно эта женщина пыталась убить Ольгу, потому что Ольга увидела нечто, чего не должна была видеть и о чем не может вспомнить.

Но!..

Выпадала какая-то деталь. Очень важная деталь, без которой рассыпалась вся конструкция.

Сергей откинулся на спинку кресла и закрыл уставшие от долгого просмотра видеозаписей глаза. А когда их открыл, все понял. Ну, пусть не все, но многое. Пусть это было не столько понимание, сколько предположение. Однако оно было логичным. Сергей подумал о дерзкой идее старлея Гаврюшина и набрал номер полковника Купревича.

Загрузка...