Аварийный взлёт

ГЛАВА 27

Разговор с Егоровой скорее напоминал беседу с психологом, нежели дачу показаний следователю. Она была слаба, растеряна, правда, без признаков истеричности, что имело бы оправдание, но и создало бы дополнительные сложности. Сложностей в данном случае не возникло, но и пользы не принесло никакой. Если не считать успокоительных речей Аркадия Михайловича.

Да, Ольга Валерьевна, готовясь к гостям, допила сок, который стоял в холодильнике, а потом ее разом сморило, она даже не заметила. Почему ее хотели отравить, а прежде напали в саду, она совершенно не представляла, поскольку ничего особенного не видела и ничего особенного не знает.

Покидая больницу, Купревич передал Егоровой телефон. Изученный во всех подробностях, он не хранил никакой ценной информации. Впрочем, и ее домашний компьютер тоже не содержал ничего ценного, разве что ссылки на различные сайты, посвященные борьбе с бесплодием, но это свидетельствовало лишь об одной, сугубо личной, проблеме, из-за который вряд ли кто замыслил убийство.

— Сейчас что-то выяснять бессмысленно, — разочаровал полковника Казик. — Она ничего не вспомнит и не сообразит, у нее совершенно иное внутреннее состояние, надо немного подождать.

— И снова надо внимательнейшим образом просмотреть видеозаписи, прежде всего касающиеся Егоровой, — отреагировал Купревич.

Дергачеву позвонили, уже вернувшись в аэропорт. Полковник включил громкую связь.

— Значит, данные о группе крови Кондаковой могут храниться в медпункте?

— Да, — подтвердил Дергачев. — По словам Гаврюшина, они ведут учет всех своих доноров. А Нина Григорьевна, похоже, регулярно сдает кровь. Иначе с чего они назвали ее идеальным донором?

— Идеальным донором? — переспросил Казик.

— Ну, так сказал Севастьян.

— Минуточку, минуточку… — Возникла пауза. Купревич посмотрел с любопытством. — Ну, конечно же! — воскликнул Казик. — Не идеальный донор! Универсальный! Да-да, Кондакову назвали универсальным донором! А так называют тех, у кого отрицательный резус-фактор и первая группа крови. Первая, а не третья!

— Н-да?.. — задумчиво протянул полковник. — А я не знал…

— Кондакова не могла… Егорову… — произнес Дергачев. — Я не верю.

— Верю — не верю, это в церковь! — отрезал Купревич. — А нам надо проверить.

Аркадию Михайловичу показалось, что сказано это было без особой убежденности — скорее, для порядка.

А вот к информации о вероятном крупном проекте, который готовит аэропорт и который кому-то очень сильно способен помешать, полковник отнесся очень серьезно.

— Откуда эти сведения? — спросил он.

Дергачев замялся.

— Ну-у… как говорят в таких случаях, сорока на хвосте принесла.

— А точнее?

— Да нет ничего точного, — досадливо сказал он. — Так… на уровне слухов… Может, совершенно пустых…

Казик похлопал полковника по руке и покачал головой. Его молчаливые жесты были весьма красноречивы: Дергачев ничего больше не скажет.

Купревич не стал ни на чем настаивать, перебросился с Дергачевым еще парой фраз и отключился.

— Ну и что вы по этому поводу думаете? — Полковник откинулся на спинку офисного кресла и пару раз крутанулся туда-сюда.

— Я думаю, как и вы, — Казик тоже откинулся на спинку кресла, но крутиться не стал — его офисное кресло это не предусматривало.

— Полагаете, Лавронин?

— Я полагаю, что вряд ли Сергей Геннадьевич случайно подслушал эту информацию где-нибудь в туалете. А коли он никак не хочет рассекретить свой источник, то предположить можно только Юрия Александровича. Опять же, кто, как ни он, способен получить такие сведения? И он явно хотел, чтобы мы тоже их получили, но не напрямую.

— Слишком выкрутасисто, — поморщился Купревич. — Лавронин вполне мог передать все это без всякого посредника.

— Конечно, — согласился Казик. — Но почему-то не захотел. Бросил вам удочку, чтобы вы сами добывали рыбку. А может… у него и нет никакой рыбки, а он просто разведал рыбные места.

— Ну, мы не будем хороводы водить, — решительно заявил полковник, взял телефон, включил громкую связь и через несколько секунд услышал:

— Здравствуйте, Олег Романович.

— Здравствуйте, Юрий Александрович. Хорошо, что пометили мой номер. Ну как ваш радикулит? — поинтересовался Купревич участливо.

— Спасибо, борюсь, — с подчеркнутой вежливостью отозвался Лавронин.

Возникла короткая пауза, Аркадию Михайловичу это напомнило документальный фильм, где показывали, как два буйвола замерли напротив друг друга, изготовившись к схватке. Впрочем, в том фильме схватки не получилось, потому что вдруг появился охотник с ружьем, выстрелил в воздух, и буйволы ринулись в разные стороны.

Казик тоже «выстрелил»: наклонился к лежащему на столе телефону и резко произнес:

— Это эксперт Казик. Сергей Геннадьевич нам все передал.

Полковник метнул в него недоуменно-рассерженный взгляд, но Казик приложил палец к губам и подмигнул.

— Что вы имеете в виду? — спросил Лавронин.

По мнению Аркадия Михайловича, реакция была вполне предсказуемая и лишенная должного артистического таланта.

— Мы с Олегом Романовичем имеем в виду то, что Сергей Геннадьевич ни словом о вас не обмолвился, но мы сразу все поняли. Извините, конечно, но ваши… хитрости… не очень убедительны. Хотите, мы вам расскажем, как поняли, что именно вы поделились информацией с Сергеем Геннадьевичем?

В трубке повисла пауза. Наконец, Лавронин произнес:

— Вы правы. Хитрости так себе… Признаю. Дергачев — человек здесь новый, ему не от кого было получить эту информацию, кроме как от меня.

— А откуда вы эту информацию взяли? — вклинился-таки в разговор Купревич.

— Во-первых, сама информация — весьма туманная. Фактов конкретных нет, одни предположения. Во-вторых, я сижу дома, у меня есть время покопаться в разных источниках и голову поломать.

Казик закатил глаза и одними губами изобразил: «Вранье». Купревич беззвучно хмыкнул, вслух же произнес:

— А как поясница?

— Что — поясница? — настороженно уточнил Лавронин.

— Ну, поясницу же ломит? Это не мешает голову ломать?

— Послушайте, полковник юстиции, — в голосе отставного полковника полиции явственно послышался скрежет металлической стружки, — у меня на погонах звезд не меньше, и они не мельче, чем у вас, а потому не надо со мной разговаривать, как с лейтенантом.

— Послушайте, полковник полиции, — не менее жестко заявил полковник юстиции, — мы с вами в одном звании, а потому не надо со мной разговаривать, как с лейтенантом, который будет знать, что ему врут, но не посмеет возразить. Вы всю жизнь прослужили в уголовном розыске, вы, уверен, не самый продвинутый в информационных технологиях и вы сами всю эту информацию добыть не могли. Вы ее от кого-то получили, возможно, она ничего ценного для нашего расследования не представляет, но у нас до сих пор очень мало зацепок, и нам нужны не рассуждения вокруг да около, а максимально полные сведения. И потому я настаиваю, чтобы вы сообщили свой источник.

— Я всегда полагал, — не дрогнул Лавронин, — что у московских следственных органов достаточно возможностей, имея все-таки зацепки, разобраться самим.

В телефоне возникла прямо-таки гнетущая пауза. Два буйвола все-таки уперлись друг в друга лбами. Казик схватил листок бумаги и быстро написал: «Выключите микрофон, я знаю — кто».

— Побудьте, пожалуйста, на связи, — сказал Купревич и ткнул пальцем в экран.

— Это Старчук, — зашептал, опасливо косясь на телефон, Аркадий Михайлович, — начальник отдела экономической безопасности. Приятель нашего вездесущего Гаврюшина. Уникальный специалист, наверняка хакер, и Лавронин не хочет его выдавать. Дайте мне поговорить с Лаврониным.

— Попробуйте, — кивнул Купревич и снова ткнул пальцем в экран, включая микрофон.

— Юрий Александрович, — заговорил Казик с интонацией заговорщика, — мы прекрасно знаем, что сведения вам собрал Старчук. Только пожалуйста, — упредил он возможные возражения, — не говорите, что нет. Вы же опытный человек, вы же понимаете, если так утверждаем, то знаем точно. А в распоряжении Олега Романовича есть тоже очень грамотные специалисты, они сию же минуту изымут всю технику Старчука, включая домашнюю микроволновку и телевизор, и обязательно найдут следы. Но кому нужны эти неприятности? Напротив, нам нужна помощь! Ваша и Старчука. А Олег Романович обязуется все сохранить в тайне. Ведь правда, Олег Романович?

— Обещаю, — твердо заверил Купревич.

В телефоне вновь возникла пауза. Наконец, Лавронин произнес:

— Хорошо. Я дам соответствующие распоряжения Старчуку. Только просьба… убедительная… — сказал он с нажимом, — просьба: не вызывайте Никиту к себе. Иначе об этом будет знать все начальство, а я не хочу, чтобы на Никиту начали коситься. Придумайте какой-нибудь вариант.

— Непременно, — вновь заверил Купревич и добавил: — Спасибо, Юрий Александрович.

— Пожалуйста, — буркнул Лавронин.

Со Старчуком встречались, прямо как киношные подпольщики. Правда, с явочной квартирой не стали слишком усердствовать — организовали ее в гостиничном номере Казика. Но с надлежащими предосторожностями. Сначала в номер поднялись Аркадий Михайлович с полковником, а затем, спустя минут десять, не на лифте, а по запасной лестнице, — Старчук.

— Вот возьмите, — Никита положил на стол флэшку, — это все, что я собрал. Но сразу предупреждаю: здесь никаких точных фактов, здесь мой анализ на основе самых разных данных. Я успел покопаться только на уровне… — он изобразил пальцем спираль, — где-то пятого слоя. А факты надо искать примерно на уровне десятом. Если вам интересно, пусть ваши спецы разбираются.

— Позвольте вас спросить, — подчеркнуто вежливо произнес Купревич, — почему вы в принципе этим занялись?

Старчук посмотрел с некоторым удивлением — так смотрят на человека, который задает вопросы, имеющие очевидные ответы. Полковник, однако, выжидательно молчал, и Никита сказал:

— Из-за Юрия Александровича, разумеется. — Выдержал паузу и продолжил: — Если надо кого-то убить, то это можно сделать где угодно, но только не в аэропорту. Хуже и глупее — только попытаться кого-то прирезать на космической станции. Значит, очевидный вывод: убить надо было именно в аэропорту. А зачем? Кто окажется крайним? Заместитель гендиректора по безопасности, который не обеспечил эту самую безопасность.

— Есть еще начальник САБа, — заметил Казик.

— Который здесь без году неделю, — фыркнул Старчук. — А Юрий Александрович несколько лет. И за все эти годы не было никаких проблем. И вдруг нате вам. Такой скандал на всю страну спустя считанные месяцы, как аэропорт полностью купил «АвиаАльянс». Спустя два месяца, как прислали нового гендиректора. С чего бы вдруг? Ну вот я и подумал: а может, нужен был именно скандал? Вот я и стал копаться, и накопал, что, похоже, «АвиаАльянс» и аэропорт готовятся к крупной сделке. Причем готовятся почти в тайне. А почему в тайне? Вывод один: есть опасения, что кто-то хочет сильно помешать. Но если я смог докопаться, то и тот, кто хочет помешать, тоже мог докопаться, причем гораздо основательнее, чем я. И убийство в аэропорту, соответствующий скандал — вполне вероятно, способ этой сделке помешать.

— Вы полагаете, это достаточно серьезный повод, чтобы…

— То, что вам может показаться ерундой, на самом деле может оказаться совсем даже не ерундой, — перебил Старчук. — Я вот вам пример приведу. Лет пять назад один аэропорт почти заманил к себе очень крупного европейского грузоперевозчика. В том смысле, чтобы тот садился в аэропорту на дозаправку и техобслуживание. Это очень выгодное дело — денежное и престижное, потому как вслед за этим грузоперевозчиком другие могли подтянуться. Окучивали перевозчика год. А все обломилось, по сути, из-за ерунды, после первого же рейса. Дело было зимой, а в аэропорту не хватило антиобледенителя, чтобы обработать самолет. В итоге рейс задержали, компания выбилась из графика, ну и дальше со всеми неприятностями. В общем, выгодный клиент быстренько перебазировался в другой аэропорт, сделав вывод: если возможны такие, не самые сложные, однако серьезные по последствиям, проблемы, то жди и других, более принципиальных. А вы говорите, что убийство — это недостаточно серьезный повод. В авиации вообще несерьезного нет, Воздушный кодекс, как часто говорят, в принципе кровью написан.

— То есть вы хотели защитить Лавронина, — не спросил, а констатировал полковник.

— Да, — последовал твердый ответ. — И себя тоже. Потому что, если уйдет Юрий Александрович, уйду и я. Ни под кем другим я здесь работать не стану. А мне нравится работать в аэропорту.

Старчук вышел из номера, и Казик, бросив Купревичу «минуточку, я сейчас», выскочил следом.

— Никита Андреевич! — окликнул он Старчука в коридоре. — Позвольте к вам обратиться с одной… довольно деликатной… просьбой.

— Попробуйте, — настороженно разрешил тот.

— Не могли бы вы… скажем так… незаметно зайти в базу вашего медпункта, где хранится реестр доноров аэропорта.

— Доноров?

— Ну да, доноров… которые кровь сдают. Очень нужно узнать, какая группа крови у Нины Григорьевны Кондаковой. Только чтобы это было в абсолютной тайне от всех.

— Да без проблем! — пожал плечами Старчук.

Казик вернулся в номер и напоролся на вопрос Купревича:

— Это что сейчас было?

— Я договорился с Никитой Андреевичем, он влезет в донорскую базу медпункта и все нам разузнает о Кондаковой, — с удовольствием сообщил Аркадий Михайлович.

— То есть похакерствует?

— Совершенно верно. Вот поэтому я и предпочел пообщаться с Никитой Андреевичем с глазу на глаз, без вас. Вы все-таки лицо официальное… А я невесть кто — какой-то непонятный эксперт.

— Н-да… — усмехнулся полковник. — Правильно про вас говорит Орехов: вы хитрец, шельмец и авантюрист.

— Что есть, то есть, — с удовольствием согласился Казик.

Старчук позвонил минут через двадцать.

— У Кондаковой первая группа крови, резус отрицательный. Таких людей называют универсальными донорами.