— Ой, только вот не надо уж вам, Борис Борисович, морочить мне голову! — досадливо проговорила Софья Михайловна. — Достаточно, что этот, — она махнула рукой в сторону брата, — вечно пытается мне ее дурить!
Взмах получился какой-то обреченный, а досада, словно застарелая. Хотя чего уж там — Борис Борисович Орехов сроду ничего не морочил и не дурил Софье Михайловне Казик, ни при чем он был тут совершенно! Не то что братец родной Аркашенька — хитрец, шельмец и авантюрист.
— Что вы, Софья Михайловна? Как можно?! Никак нет! — перепугался подполковник полиции Орехов.
— Да-да, Софочка! Вернее, нет-нет! — залебезил братец Аркашенька.
— Тогда зачем вы, Борис Борисович, рассказываете мне эти сказки про психологические семинары для полицейских славного города Губернска, куда непременно надо поехать вот ему, великому и несравненному психологу? — Софья Михайловна бросила ядовитый взгляд на Аркадия Михайловича. — Я что, не смотрю телевизор? Не читаю новости в Интернете? Не знаю, что в Губернском аэропорту в туалете убили человека? И теперь все гадают, как это могло произойти, и слушают заверения ваших, Борис Борисович, больших начальников, что это уникальное преступление обязательно будет раскрыто.
— Ну, да… случилось такое в Губернске… ну вот такое совпадение… — забубнил Орехов. — Так кто ж думал-то?..Убили позавчера, а семинар запланировали…
— Перестаньте! — отрезала Софья Михайловна. — Вы же не мой брат. Это ему наврать — как… свиной окорок умять! Обжора! — гневно заявила она, и «обжора» разве что пугливым ежиком не свернулся.
По большому счету, именно с этого и началось. Со свиного окорока.
С утра пораньше позвонила Маша, давно и основательно «прикормленная» Казиком продавщица мяса с Центрального рынка, и сообщила, что ей сегодня привезли из деревни потрясающий свиной окорок, который она готова припрятать для любимого покупателя. «Только настоящий еврей может оценить настоящую свинину!», — всякий раз, припрятывая что-нибудь потрясающее, умилялась искренняя и плохо образованная Маша. Аркадий Михайлович охотно соглашался. А что, религиозным человеком он не был, в синагогу не ходил и даже Тору ни разу не читал, хотя и пытался, продвинувшись только до двадцатой страницы.
Окорок действительно оказался отменным, и по дороге домой Аркадий Михайлович всячески будоражил свою фантазию, придумывая, каким бы образом заставить сестру расщедриться на вкусное угощение.
— Ты, конечно, можешь отправляться к Маше, но даже не рассчитывай, что тебе сегодня перепадет хоть кусочек, — с самого начала развеяла гастрономические мечты брата Софья Михайловна. — Вчера ты тайком умял половину курицы, причем копченой. Я нашла в мусорном ведре кости, хотя ты их всячески пытался запрятать в свекольных очистках. Позавчера у вас на кафедре праздновали день рождения, и ты, нисколько не сомневаюсь, налопался пирогов. Поза-позавчера… Впрочем, все свои грехи ты сам прекрасно знаешь, и знаешь, что я их знаю тоже!
— Ну какие же грехи, Софочка?..Ну ты вечно преувеличиваешь!.. — принялся традиционно оправдываться Аркадий Михайлович, на что получил опять же традиционный ответ:
— Посмотри на себя в зеркало. Ты похож на шар! Тебя не обойти, не объехать — проще перепрыгнуть. У тебя лишнего веса больше, чем поклажи на вьючном осле! И ты сам — осел! Потому что не в состоянии понять: твое обжорство доведет тебя до инфаркта, инсульта, а самое малое — до заворота кишок!..
Эти сетования, равно как и угрозы, переходящие во вполне конкретные боевые действия по внедрению диеты в стан противника, сопровождали Аркадия Михайловича почти всю жизнь. Любимая сестра, которая вполне могла подрабатывать скелетом в каком-нибудь медицинском вузе, неистово боролась за то, чтобы любимый брат не попал в этот самый вуз в качестве экспоната для изучения всего букета болезней, связанных с неумеренной любовью к вкусной, но нездоровой пище.
Софья Михайловна была неутомима и неумолима в своей битве, а Аркадий Михайлович — изворотлив и хитроумен в отражении массированных атак.
Софья Михайловна действовала, как командующий несокрушимой армии, а Аркадий Михайлович — как командир неистребимого партизанского отряда.
Софья Михайловна боролась под лозунгом «Враг не пройдет!», а Аркадий Михайлович — под девизом «Победа будет за нами!»
Они жили вместе долгие годы, искренне любили друг друга, но сдаваться не собирались.
Кусок свежайшей свинины явно обещал превратиться в очередную «стратегическую высоту», вокруг которой предстояло разгореться новому бою.
Все решил звонок Орехова. Сначала они разговаривали по телефону: подполковник — серьезно, психолог — заинтригованно. А затем Казик обрадованно предложил:
— Борис Борисович, дорогой, приходите сегодня к нам домой на ужин!
— Вы что, опять хотите поесть, укрывшись за моей спиной? — хмыкнул Орехов.
— Ну, конечно, — не стал отнекиваться Казик. — Я купил потрясающий свиной окорок, но Софочка — вы же ее знаете! — строжится, хочет меня вместо свинины накормить овощной запеканкой. А вы придете, и она расстарается. И я по-человечески поем!
— А потом Софья Михайловна будет есть вас. Причем поедом, — напомнил очевидное Орехов.
— А-а!.. — традиционно отмахнулся Аркадий Михайлович. — Это ведь уже будет потом. А сначала… — он сладостно причмокнул, — я полакомлюсь окороком. И к тому же, — перешел он уже на серьезный тон, — надо ведь как-то объяснить Софочке, почему мне надо ехать в Губернск. Если я начну объяснять, она наверняка что-нибудь заподозрит. Потому что она меня всегда подозревает. А вы у нее в доверии, Борис Борисович.
Подполковник Орехов, однако, доверия не оправдал. Более того, был категорически пристыжен, по сути обвинен в проявлении совершеннейшего неуважения к умной достойной женщине и вынужден был оправдываться, словно какой-нибудь младший лейтенант.
— Вы, Борис Борисович, хотите отправить моего брата в Губернск именно потому, что в аэропорту убили человека. Но, насколько понимаю, сами туда ехать не собираетесь. То есть посылаете Аркадия на произвол судьбы, — безапелляционно констатировала Софья Михайловна, и Орехову пришлось «расколоться».
Ну да, все правда. В четверг, в первой половине дня, в аэропорту Губернска убили человека, причем в туалете. Ситуация из ряда вон, и дело тут же взяла на особый контроль Москва, отправив рано утром в пятницу в Губернск оперативно-следственную группу под руководством полковника Купревича из Следственного комитета. А с Олегом Романовичем Купревичем Орехов хорошо знаком. Три года назад они вместе отдыхали в санатории, подружились, довольно тесно продолжают общаться. Мужик хороший, порядочный… да, вот именно. И очень грамотный. Просто суперпрофессионал! А потому Орехов всегда готов ему помочь.
— А при чем здесь мой брат? — перебила Софья Михайловна, но вопрос ее был скорее риторическим.
При чем, при чем? Да при том, что братец родимый — хитрец, шельмец и авантюрист! И не раз уже совал свой могучий нос в дела, которыми должны заниматься правоохранительные органы, и только они, однако же Аркаша, еще несколько лет назад вполне успешно и совершенно официально совмещавший работу психолога и частного детектива и однажды крепко пострадавший от этого, никак не мог постоять в стороне. То, что Казикам пришлось буквально бежать в Сибирь, спасаясь от гнева очень влиятельного человека, казалось, должно было вразумить братца Аркашу. Однако весьма хорошо обосновавшись на новом месте, он, словно попавший в винный погреб пьяница, «сорвался». Да не один раз. Причем в компании Орехова. А ведь обещал «завязать»…
— Что значит «при чем»? Вы же знаете, Аркадий Михайлович мне регулярно помогает. Правоохранительным органам то есть, — вроде как укорил подполковник. — И я Олегу Романовичу много о нем рассказывал.
— А теперь, — вновь перебила Софья Михайловна, — после многочисленных рассказов вы решили сдать моего брата в аренду своему приятелю? Следственному комитету то есть?
— Ну зачем вы так?! — уже не просто с укором, а почти с обидой воскликнул Орехов. — Тут же особый случай… Ну понятно, когда в аэропортах теракты устраивали… Не приведи господь! Но хотя бы цель была понятна. А тут в туалете аэропорта ножом убивают уважаемого бизнесмена, директора страховой компании Марадинского. Спрашивается: какая цель?
— Можно подумать, у нас мало бизнесменов убивают, пусть и уважаемых! — фыркнула Софья Михайловна.
— Но ведь не в аэропорту! В особо охраняемом месте! Где все утыкано видеокамерами! Где в терминал, то есть в зал для пассажиров и встречающих, все проходят через рамки металлоискателя, и никто никакой нож в кармане не пронесет! Худшего места, чтобы убить бизнесмена, который к тому же не живет в крепости, не ездит в броневике и даже охраны не имеет, придумать невозможно. Однако же вот!..
— Да, — нехотя согласилась Софья Михайловна, — весьма странно…
— В том-то и дело! Конечно, там сейчас все проверяют снизу доверху, справа налево и даже по диагонали. Но Олег Романович подозревает, что есть здесь какой-то чисто психологический мотив. Либо связанный с самим Марадинским, либо непосредственно с аэропортом. Преступнику почему-то понадобилось убить этого человека именно в аэропорту. Это исключительно дерзкое преступление. И крайне рискованное. Причем объективные причины никак не просматриваются — Марадинского можно было убить где угодно, а аэропорт от такого инцидента особо не пострадает, никто его услугами пользоваться не перестанет, другого-то ведь нет, и даже генерального директора не уволят, потому что он совершенно новый, человек, всего месяца два работает. Поэтому Купревич предполагает, что тут есть какой-то субъективный момент. Психологический. Вот он и просил подключить Аркадия Михайловича. Да, — упредил возможный вопрос Орехов, — в наших органах есть свои психологи. Но… Олег Романович хочет, чтобы это, с одной стороны, был человек немного в нашем деле понимающий, а с другой, — независимый эксперт, у которого, как говорится, глаз не замыленный. Ну, чтобы он мог посмотреть на ситуацию свежим взглядом и ни на какие наши правила не ориентировался.
— Надо же! — вновь фыркнула Софья Михайловна. — Какой ваш приятель оригинал!
— Совершенно верно, — с готовностью согласился Орехов. — Большой оригинал! У нас таких не шибко любят и в нашей системе особо не держат, — вздохнул он.
— А ваш Купревич все-таки как-то держится?
— Ну… это отдельный случай. Его терпят. Потому что бывают такие… оригинальные дела, с которыми только оригиналам и разбираться. И Олег Романович тут лучше всех.
— Если ваш Купревич лучше всех, то вполне может обойтись без моего братца, который лучше всех только по части обжорства! Тем более, что ваш Купревич — полковник, и все в его распоряжении, а мой Аркадий — не понятно кто, и будет, как приблудный пес!
— Вы совершенно напрасно волнуетесь! — горячо заверил Орехов. — Об Аркадии Михайловиче полностью позаботятся, его всем обеспечат, и с него даже волосинка не упадет!
— Ну, если с него даже пучок волосинок упадет, — заботливая сестра ткнула пальцем в буйную шевелюру Казика, — я это переживу. Но если Аркадий без моего пригляда прибавит хоть килограмм, я заставлю его есть одну капусту, а с вами, Борис Борисович, больше общаться не стану.
И Софья Михайловна демонстративно убрала со стола тарелку с остатками свинины.