Аварийный взлёт

ГЛАВА 7

— Прошу вас, Аркадий Михайлович, присаживайтесь. Может, чай, кофе?

Взгляд Олега Романовича Купревича был любезным и почти ласковым, за ним прятались ум и въедливость и совсем скрывались решительность и даже жесткость. Он подкатил Казику офисное кресло, сел рядом — у противоположной стороны приставного столика.

Хрестоматийный вариант: не хочешь демонстрировать собеседнику кто хозяин, а кто просто посетитель, желаешь сразу установить доверительный контакт — не усаживайся за свой рабочий стол, не проводи невидимую границу. Казик оценил подобное знание этикета и в общем-то правил психологии.

— Благодарю вас, я только что позавтракал.

Казик посмотрел в источающие любезность многослойные глаза Купревича и вновь подумал, что тут надо быть настороже.

— А вы насторожились, — заявил Олег Романович и улыбнулся. — Вы действительно хороший психолог. Но я не собираюсь играть с вами в какие-то игры, потому что ничего путного из этого не выйдет. Я достаточно наслышан о вас от подполковника Орехова. Впрочем, вы наверняка обо мне тоже кое-что узнали.

Аркадий Михайлович неопределенно повел плечами.

— Ну, например, Борис Борисович ведь вам сказал, что я в некотором смысле оригинал, а оригиналов в нашей системе недолюбливают?

— В общем, да, — не стал отнекиваться Казик.

— Однако меня терпят, потому что я умею добиваться определенных результатов, особенно, если дела слишком необычные.

Казик кивнул.

— Ну вот, поэтому я не только захотел, но и добился возможности привлечь вас к этому делу в качестве независимого эксперта. Причем вы наделены большой свободой, я ведь вам пробил даже пропуск «вездеход», вы никому не подчиняетесь, за исключением меня, разумеется.

— То есть я обязан выполнять ваши команды? — уточнил Аркадий Михайлович.

— Нет-нет! — воспротивился Купревич. — Речь не о приказах. Речь только о том, что вы напрямую взаимодействуете исключительно со мной, и никто не вправе вмешиваться в ваши дела. И вообще можете в принципе ни с кем из моих людей не общаться.

— А старший лейтенант Гаврюшин?

— Он только вам помогает.

— А заодно и приглядывает за мной?

— Не придумывайте себе лишнего, — очень серьезно произнес Купревич. — Вы здесь ничего не знаете, осваиваться вам некогда, а Гаврюшин тут знает все. И вообще… Я доверяю подполковнику Орехову, следовательно, доверяю вам. Причем даже не собираюсь брать с вас подписку о неразглашении. Как сказал Орехов, вы человек говорливый, но не болтливый. Правильно?

— А еще, как считает Орехов, я хитрец, шельмец и авантюрист. Правильно? — Казик ухмыльнулся, и Купревич ухмыльнулся в ответ:

— Именно так и считает. Но ведь я оригинал, а потому меня устраивает.

Он встал, подошел к сейфу (куда более внушительному, нежели в номере Аркадия Михайловича), извлек ноутбук, положил перед Казиком.

— Здесь полный набор материалов по делу, включая записи с видеокамер. Разумеется, записи собраны в единый пакет, то, что может заинтересовать. Изучите у себя в номере, однако храните ноутбук исключительно в сейфе. И пароль придумайте, но мне назовите. Надеюсь, пароль будет не датой вашего рождения?

— О, нет. И можете сразу себе записать. — Казик продиктовал цифры.

— Я запомнил, — сказал полковник. — Но прежде, чем вы все посмотрите, хочу вам рассказать в общих чертах. И тогда вам станет ясно, зачем мне понадобился психолог, причем сторонний, а не из нашего ведомства.

— Но у вас наверняка есть очень хорошие специалисты, — попытался заступиться за коллег Казик.

— Есть. Но… — Купревич неопределенно повел плечами, — у них вырабатывается естественная профдеформация. Наши спецы все-таки ориентированы на преступников. Или на их жертвы. А здесь, мне кажется… что-то более многослойное…

И он посмотрел на Казика своими многослойными глазами — взором из второго слоя, который умный и въедливый.

— Ну, посудите сами. Кто у нас убитый? Марадинский Эдуард Борисович, сорок восемь лет, директор местного филиала страховой компании «Гранит».

— Кажется, я что-то о ней слышал…

— Не удивительно. Крупная компания, имеет ряд региональных филиалов, здесь, в Губернске, наиболее крупный. Кстати, «Гранит» отсюда и пошел, еще в девяностые годы. Создатель и главный владелец — Безменцев Алексей Владимирович, который по-прежнему всем рулит. Восемнадцать лет назад перевел свой головной офис в Москву и тогда же здесь, на хозяйстве, оставил Марадинского.

— Этот Эдуард Борисович достаточно рано сделал карьеру, — заметил Казик.

— Ну еще бы! — хмыкнул Купревич. — Марадинский женат на дочери Безменцева Эмме. Но!..При том, что Марадинский — зять, он еще и очень хороший спец. Это все признают. В том числе в аэропорту.

— Вот в этом аэропорту? — Аркадий Михайлович удивленно покрутил головой, словно намереваясь обнаружить рядом какой-то другой аэропорт, а совсем не тот, где находился сам и где убили хорошего спеца Марадинского.

— В этом самом, — подтвердил Купревич. — Где Эдуард Борисович считается VIP-персоной не только как пассажир, но и как партнер. Уже двенадцать лет его фирма страхует ряд объектов аэропорта. Причем объекты очень выгодные — вот этот административный корпус, гостиницу и пассажирский терминал.

— А чем они выгодны? — заинтересовался Казик.

— Ну, с одной стороны, их страхуют на весьма приличные суммы, то есть и страховые взносы очень приличные. А с другой стороны, за этими зданиями хорошо следят. Сами посудите: это же не ангары, не склады — это же в некотором смысле «лицо» аэропорта, где постоянно люди, причем соответствующие, терминал вообще под дополнительной охраной… В общем, все под контролем, причем неусыпным. Здесь какой-то особый страховой случай — из разряда почти невероятного. А по мелочам… типа того, как нынешней зимой на четвертом этаже административного здания батарею прорвало и несколько кабинетов залило, ремонт потребовался. Да, страховая заплатила, но эту ерунду наверняка даже не заметила.

— А почему «Гранит» не страхует другие объекты? — вновь заинтересовался Казик.

— Потому, что такая серьезная организация, как аэропорт, не кладет все яйца в одну корзину. Но, поверьте, «Гранит» с тех договоров, какие есть, большую выгоду имеет.

— Получается, убили не просто какого-то бизнесмена, а многолетнего партнера аэропорта… Это, конечно, зацепка…

— Мы это, естественно, отрабатываем, — кивнул Купревич. — Но любопытно другое. Марадинский регулярно, раза два в месяц, куда-нибудь летал, в основном в Москву. И всегда только через VIP-зал. И прилетал так же. У его фирмы с аэропортом даже договор на постоянное обслуживание имеется. Марадинский сто лет порога общего терминала не переступал. А в тот четверг вдруг нате вам — явился. Причем он никуда улетать-прилетать не собирался, мы по билетам проверили. Ни на работе, ни дома понятия не имели, что он собрался в аэропорт. Более того, он приехал не на служебной машине, не на своей собственной, а на такси. Спрашивается: зачем он приехал и почему так секретно?

Олег Романович посмотрел на Аркадия Михайловича с интересом, и тот подумал: Купревич что, проверяет его на сообразительность? Ведь все в принципе очевидно.

— Вы меня проверяете на сообразительность? — спросил Казик. Купревич молчал, и Аркадий Михайлович продолжил: — Из вашей весьма скудной информации следует только одно: Марадинский приехал в аэропорт встретить кого-то, кто прилетал. Причем не хотел, чтобы об этом знали на работе и дома. Если бы он хотел тайно пересечься с кем-то из местных, выбрал бы другое место. Зачем тащиться в аэропорт?

— Я ни на что вас не проверяю. С какой стати? — удивленно блеснул очками полковник. — Просто у меня такая манера разговора. Я, если хотите, в некотором смысле проверяю собственные соображения. Вы, к примеру, допускаете, что у Марадинского была встреча с кем-то из работников аэропорта?

— Не очень.

— Вот как? И почему?

— Я в данном случае исхожу из чистой психологии. Марадинский был здесь VIP-персоной. Следовательно, и общаться он должен был здесь с соответствующими людьми, а такие люди могли пригласить в свои кабинеты или хотя бы в VIP-зал, где можно прекрасно и весьма уединенно пообщаться. А Марадинский, который, судя по всему, никак не хотел афишировать свой визит, зачем-то является в общий терминал, где масса народа и где запросто можно встретить кого-то из знакомых.

Полковник покивал, и Аркадий Михайлович не понял: он об этом не подумал или вновь проверяет собственные соображения?

— Ладно, оставим пока этот момент, — сказал Купревич. — В любом случае о встрече Марадинский должен был договориться. Вероятнее всего, по телефону. Но его телефон украли, как и кошелек, где вряд ли было много денег, а банковские карты сразу заблокировали. Но мы получили распечатку телефонных звонков Марадинского, и наши специалисты сейчас с этим разбираются. А вот теперь второй момент: почему убили в аэропорту? Любое другое место — куда более подходящее. Марадинский не ездил в бронетраспортере, не ходил с охраной… Причем спонтанность полностью исключается. Спонтанно один алкаш может другого по башке треснуть бутылкой. И то, если водку уже выпили. А в аэропорт надо умудриться нож пронести. Это почти спецоперация. На всех входах, даже в VIP-зал, стоят рамки металлоискателя, все, от чемоданов до дамских сумочек, просвечивается на сканерах, на каждом входе работают по два сотрудника САБа и еще полицейский, без полицейского только в VIP-зале обходятся. Никто не позволит нож пронести.

— А в чемодане?

— В чемодане можно, пока в «чистую зону» человек не попадет. Но чтобы нож из чемодана вынуть, этот чемодан надо открыть. Так вот проверили по камерам все, аж за три часа до появления Марадинского, и ни за что глаз не зацепился. Да, шесть человек лазали в чемоданы. Но… ни один из них даже не приближался к цокольному этажу. И нигде не заметили, чтобы кто-то доставал и кому-то передавал хоть отдаленно похожее на нож. А камеры в аэропорту очень хорошие, с отличным разрешением, далеко не везде такие.

— Нож мог пронести кто-то из работников, — не сдался Казик. — И в кафе ножи есть.

— С работниками еще идут проверки, но точно, что никто из них в цоколь не спускался, за исключением уборщицы. Она там убирала в восемь утра, а потом тогда, когда тело нашла. А по поводу кафе, то — да, там полно ножей, но такого, каким зарезали Марадинского, нет точно. Такой для кафе не подходит.

— Какой-то особенный нож? — заинтриговался Аркадий Михайлович. Особенный нож — это, конечно, не отпечаток пальца, однако может быть весьма существенной зацепкой. По крайней мере, ему так казалось.

— «Выкидуха» с довольно тонким и узким клинком. В кафе такими не пользуются. Вы знаете, что такое «выкидуха»?

На сей раз это действительно был отнюдь не проверочный вопрос, и Казик отреагировал соответствующе:

— Понятия не имею.

— Это нож, лезвие которого находится в рукоятке с кнопкой. Человек нажимает кнопку, и лезвие под действием пружины выскакивает, как, к примеру, стержень в шариковой ручке. В зависимости от пружины выскакивать может с той или иной силой.

— Да-да, — закивал Казик, — про такие ножи я слышал. Я только не знал, что они называются «выкидухой». Я думал, они называются «джагой».

— Вот как? — Полковник посмотрел с удивлением. — Честно говоря, не предполагал, что вы подобные слова знаете.

— Я в книжке прочитал, — не стал скрывать источник информации Аркадий Михайлович. — Книжка-то была дрянь дрянью, но слово мне показалось красивым.

— Все это жаргон, значения не имеет, — отмахнулся Купревич. — А имеет значение то, что нож именно такой, но, как говорится, без всяких особенностей. Причем преступник не оставил на нем никаких следов. Искать, откуда в принципе мог взяться подобный нож, кто его сделал, — бессмысленно. Это надо всю страну перевернуть, и все равно вряд ли обнаружим. Поэтому преступник спокойно его нам оставил. Это с одной стороны. А с другой, наверняка опасался кровью испачкаться. Этот человек свое дело знает. Он профессионал.

Аркадий Михайлович подумал, что сейчас вновь прозвучит нечто типа «И знаете почему?», и пошел на опережение, спросив:

— И почему вы так решили?

— Во-первых, очень быстрые и четкие действия. Мы попытались воссоздать картину. Получается примерно так. Марадинский открывает дверцу кабинки, переступает порог, преступник тут же упирается ему в спину рукояткой ножа, нажимает кнопку. Марадинский, ничего не успевая сообразить, падает вперед. Все занимает буквально мгновение. Во-вторых, удар — точно в сердце. Уверяю вас: просто так, одним ударом попасть человеку в сердце… причем через одежду, через куртку… это требует серьезного навыка.

— Неужели Марадинский даже не вскрикнул? — озадачился Казик.

— Может, и вскрикнул. Только его вряд ли кто услышал. В это время в туалете наверняка никого не было. Понимаете, цоколь не слишком популярное место. Он единственный оставшийся от прежнего здания, которое во время реконструкции снесли, а на этом месте построили новый терминал. Туалетами там мало пользуются, туда даже пандуса нет. Зачем куда-то спускаться, когда в терминале достаточно туалетов? Мы проверили: в то время, когда Марадинского могли убить, в цоколь спускались всего пять женщин и трое мужчин. Никто особо не задерживался. Мы вообще посчитали всех, кто входил-выходил в течение часа. И — что особенно важно! — ни у кого не было чемоданов.

— А из этих троих мужчин никто не заметил мертвое тело? — уточнил Казик.

— Мы всех троих нашли, причем на редкость быстро. Побеседовали с ними вчера, никто из них ничего не заметил. Правда, один припомнил, что дверцы свободных кабинок были приоткрыты, а в дальней кабинке — закрыта. Он, естественно, подумал, что там занято. Мы, конечно, продолжаем проверять и этих мужчин, и пятерых женщин, однако все они явно случайные люди. Профессионал, совершенно очевидно, действовал гораздо хитрее.

— Тоннель прорыл? — хмыкнул Аркадий Михайлович и тут же устыдился: нашел время шутки шутить.

— Не тоннель, разумеется, — проигнорировал иронию полковник. — Но явно предварительно все изучил — в терминале скрытых камер нет. Зато есть серьезный изъян. Видеокамер в аэропорту достаточно, однако ни одна не фиксирует, что делается в цоколе. Максимум две верхние ступеньки. Мы тех восьмерых вычислили только потому, что они спускались на эти ступеньки, а потом из видимости пропадали. Более того, обнаружили, чего раньше вообще никто не замечал. По обе стороны спуска в цоколь — две колонны. А за ними метра два — мертвая зона. То есть человек мог зайти за колонну, спуститься в цоколь, и камеры бы его не зафиксировали.

— Н-да… — пробормотал Казик, но Купревич махнул рукой:

— Все это я вам рассказываю для понимания общей картины, с этим подробно разбираются наши специалисты. Однако имеется еще одна версия. Дело не просто в личности Марадинского. Дело прежде всего в самом аэропорте! Партнера аэропорта надо было убить непременно в аэропорту!

— То есть вызвать большой скандал и кого-то конкретного подставить?

— Именно. Вопрос: кого?

— Вероятно, в первую очередь генерального директора?

— Вполне вероятно, однако нелепо. Валерий Леонидович Огородов работает всего два месяца, по сути, еще осваивается. Никому поперек горла встать не успел, ничего принципиального сделать — тоже. Если есть какие-то огрехи, то это пока не его огрехи. Поэтому рассчитывать, что его уберут с должности, довольно глупо. Аналогичная ситуация с начальником Службы авиационной безопасности Сергеем Геннадьевичем Дергачевым. Он опять же человек совершенно новый, появился в аэропорту буквально на несколько дней раньше Огородова. И тоже еще нигде ничего попортить не успел. Вот кому можно счет выставить, так это Юрию Александровичу Лавронину, который работает замдиректора по безопасности уже семь лет. Но!.. — Купревич выдержал паузу, посмотрел многозначительно куда-то вверх. — Это птица высокого полета, до нее, образно говоря, не всякая пуля долетит, да и стрелять в такую птицу совершенно бессмысленно. Как в орла из рогатки.

— Такой солидный господин? — спросил Казик.

— Авторитетный, — подчеркнул Купревич. — Бывший замначальника областного ГУВД, полковник, семь лет назад ушел в отставку и сразу переместился на должность замдиректора аэропорта. За все годы никаких нареканий, как раз наоборот — почти образцово выстроил здесь все, что касается безопасности. Мало того, у него прекрасные отношения с нужными людьми в Москве, с очень многими влиятельными людьми города, включая силовиков. То, что вам так быстро сделали нужный пропуск, — как раз его заслуга, он обо всем оперативно договорился. К тому же Лавронин приятельствует с губернатором.

— Ценный человек, — согласился Аркадий Михайлович.

— Особенно для Огородова. Тот ведь здесь птица неведомая, а ему нужно поскорей попасть в стаю, то есть войти в круг местной элиты. Чай, не парикмахерской заведует — аэропортом командует. И здесь главный помощник — орел Лавронин, который, кстати, весьма активно Огородова со всеми знакомит. Вот с губернатором познакомил буквально через неделю, причем общались не в кабинете, а в загородной резиденции, можно сказать, неформально. Поэтому подставлять Лавронина… В расчете на что? — покривился Купревич. — На то, что его уберут, а кого-то другого поставят? Но кого и зачем? Особенно после такого инцидента? Кадровые вопросы решают директор и собственники, а для них Лавронин чуть ли не самый ценный кадр. Одним словом… — Полковник уставился на Казика, и Аркадий Михайлович внутренне поежился: это был взгляд из того, самого глубинного, «слоя» — решительный и даже жесткий. — …это не просто убийство. Это нарочито наглое убийство! А наглость — из категории эмоционального. Есть мотив, который пока совершенно не понятен и явно имеет психологическую основу. По крайней мере, мне так кажется… — Взгляд устремился к верхнему «слою», став любезным и почти ласковым. — В общем, вы, Аркадий Михайлович, — Купревич похлопал ладонью по ноутбуку, — поизучайте свежим глазом, подумайте над мотивами. Понимаю, вы практически ночь не спали, наверняка устали… но постарайтесь не затягивать.

— Я совершенно не устал, — заверил Казик и вышел из комнаты.

В конференц-зале его ждал Гаврюшин. Он что-то рассматривал в телефоне и улыбался.

— Севастьян! — окликнул Казик. Гаврюшин вздрогнул, оглянулся и вмиг стал серьезным. Даже озабоченным. — Я сейчас в гостиницу, а вы можете идти по своим делам.

— Да, конечно, но… Тут звонил Юрий Александрович Лавронин… замдиректора по безопасности… Просил, чтобы вы к нему зашли… Здесь рядом… на этаж подняться, — тоном, вроде как извиняющимся за беспокойство, произнес Гаврюшин.

— С превеликим удовольствием! — заверил Аркадий Михайлович.