Аварийный взлёт

ГЛАВА 4

Муж ушел от Ольги Егоровой за неделю до 23 февраля. Вообще-то Ольга планировала отметить мужской праздник особым подарком — шикарным шелковым галстуком, специально купленным по заказу в Милане знакомой стюардессой. Уж в чем-чем, а в галстуках муж Артем прекрасно разбирался. Но, разумеется, не только в этом, а и в тонкостях фондового рынка, которым успешно занимался, работая в банке. Галстуки Артем любил, однако жену любил гораздо больше — по крайней мере, так всегда думала Ольга.

— Я от тебя устал, — сказал Артем.

— В каком смысле? — не поняла Ольга.

— В самом прямом. — Он тяжело вздохнул. — Мы женаты десять лет. И последние восемь лет ты меня постоянно изводишь.

— Я? Извожу?! — изумилась жена.

— Именно ты, — подтвердил муж. — А если не понимаешь, я тебе все четко изложу.

И он начал излагать — четко, по пунктам, как, вероятно, делал доклады в своем банке.

— Первые полтора года у нас не было проблем, хотя именно этот период один из самых сложных — люди друг к другу притираются, учатся жить семейным коллективом. Но у нас все было замечательно. И не только в совместной жизни. Именно тогда я перешел в другой банк, где меня по-настоящему оценили. А ты оставила свое загибающееся турбюро и перешла на работу в аэропорт, где тебя взяли в VIP-зал, то есть опять же по-настоящему оценили, в том числе за знание трех иностранных языков. Потом ты заговорила о ребенке. Я не возражал. Но, видимо, возражал гипотетический ребенок, потому что он никак не зарождался. Ты начала нервничать, я тебя начал успокаивать. А затем ты отправилась по врачам. И ходила по ним, по всяким разным, год, и от всех слышала, что с тобой все в порядке. Разумеется, заподозрили меня, хотя я нисколько не сомневался, что и со мной все в порядке. Так и оказалось. У меня тоже ничего не нашли. Однако я по твоему настоянию вынужден был таскаться по врачам, по самым разным, и проходить через такие исследования… До сих пор вздрагиваю.

Артем действительно вздрогнул, его лицо передернулось гримасой.

— Но ведь ты тоже хотел ребенка… — осторожно напомнила Ольга.

— Хотел, — согласился Артем. — Но я совершенно не хотел идиотских расспросов и унизительных процедур. В результате и мне, и тебе сказали: успокойтесь, у вас все в порядке, рано или поздно получится. Но ты не собиралась успокаиваться. Ты жила, как будто напополам разрезанная: одна половина — нормальной женщины, а другая — вечно встревоженно-озабоченной страдалицы. Причем я видел в основном именно вторую половину.

— Неправда! — возроптала Ольга. — Я старалась тебе не досаждать.

— Старалась! — фыркнул муж. — Я что, не замечал, как ты постоянно маешься? Я не знал, как ты разыскиваешь, а потом бегаешь по всяким кудесникам-чудесникам? Я не видел, как ты потребляешь то таблетки, то непонятные травки-муравки, то прочую ерунду? Наконец ты нашла какого-то необыкновенного доктора с какими-то необыкновенными методиками. И ему, естественно, опять понадобился я.

— Ты упирался…

— Да, упирался! Но ты же была словно помесь удава с коброй: методично душила и одновременно кусала, выдавая все это за объятия и поцелуи. И я перестал упираться. И отправился к необыкновенному доктору. И опять вынужден был чувствовать себя подопытным кроликом. И снова без всякого нужного результата. А вчера ты уехала к родителям и забыла дома свой телефон. Позвонили с незнакомого номера, оказалось, из очередного медицинского центра, и предупредили, что тебе назначена консультация на следующей неделе. Вот, я все записал. — Артем вытащил из кармана листок и почти с отвращением сунул его Ольге. — И тогда я понял, что больше не хочу с тобой жить. Я устал от женщины, которая вполне нормальная на стороне и которая совершенно ненормальная со мной. Да, устал. И потому жить с тобой больше не хочу.

И муж ушел.

Вернее, не так — уйти пришлось самой Ольге. Потому что их квартира — хоть и двухкомнатная, но большая, в старом добротном доме в тихом центре, — была куплена Артему родителями за год до свадьбы. И Ольга ни на что претендовать не могла.

— Все-таки недаром твой муженек ценными бумагами занимается. Я слышала, там надо не только уметь четко рассчитывать наперед, но и чутье иметь. А у твоего муженька с этим полный порядок, — выдала заключение Нина Кондакова.

Она имела в виду как раз квартиру.

Когда Ольга выходила замуж, еще был жив дед, мамин отец, долгие годы проработавший авиационным инженером и обитавший (после смерти жены) один в двухкомнатной квартире в Авиагородке. Он-то и пристроил (пользуясь старыми знакомствами) внучку в аэропорт. Через два года после свадьбы дед умер, написав завещание на Ольгу, которая, вступив в наследство, предложила мужу сделать из двух квартир одну большей площадью, а главное — с дополнительной комнатой для будущего ребенка. Артем энтузиазм пригасил: «Тебе загорелось? Ты разве не знаешь: если продать квартиру менее, чем через три года, придется платить налог? Тебе хочется просто так, без особой надобности, подарить государству деньги?» Ольга этого не знала, ничего дарить государству не хотела и, действительно, особой надобности в том не имела: ребенок пока не намечался, а ей с Артемом вполне хватало существующего жилья.

Дедовское наследство удалось весьма быстро и разумно пристроить. Как раз пришла работать руководителем клининговой службы Нина Григорьевна Кондакова, которая с недавно женившимся сыном обитала на противоположном от аэропорта конце города и хотела снять что-нибудь небольшое и недорогое рядом с работой. Ольгина квартира показалась ей исключительно подходящей.

Поначалу Нина Григорьевна произвела странное впечатление — не то чтобы пугающее, но настораживающее.

На двенадцать лет старше Ольги, маленькая, тощенькая, с короткими темными волосами и почти черными, прямо-таки прожигающими глазами, Кондакова обладала громким властным голосом, быстрыми резкими движениями, а в целом характером, про который говорили, что ей бы войсками командовать.

Командовала Нина Григорьевна дворниками и уборщицами, людьми в массе своей весьма специфическими. «У меня самый тяжелый контингент», — заявляла она, и никто не возражал. Кондаковой вообще старались не возражать, особенно учитывая, что с ее появлением не только здания, но и огромная аэропортовская территория стали содержаться в образцовом порядке, чего прежде отродясь не бывало.

Сам «контингент» Нину Григорьевну боялся до жути, однако относился к ней с большим почтением. Начальница своих подчиненных не только жестко держала в кулаке, но и этим же кулаком регулярно выбивала для них премии, льготы и прочие блага. Как не ценить? А то, что гоняет нещадно да периодически матом кроет, так это ничего — за дело, а не по злобе.

Вручая Нине Григорьевне ключи от квартиры, Ольга подумала: все-таки человек не сторонний, из своего коллектива, а поскольку чистотой заведует, и дедову квартиру в помойку не превратит. А то, что симпатий не вызывает… так с ней чаи не пить и дружбу не водить. Квартирантка и есть квартирантка.

Вышло все, однако, иначе. Жесткая на работе Нина Григорьевна в личном общении оказалась женщиной вполне душевной и к тому же мудрой. В результате и чаи они стали вместе пить, и от «выканья» с отчествами отказались, и вообще тесно сдружились.

На то, что Ольгу муж по сути выставил из дома, а Ольга теперь вынуждена выставить из квартиры Нину, Кондакова отреагировала спокойно:

— Не переживай. Я себе что-нибудь присмотрю другое.

— Да ты оставайся пока, подыщи себе подходящее жилье, хватит нам двухкомнатной квартиры, — обрадовалась Ольга тому, что у подруги нет обид. — А хочешь, вообще оставайся.

— Э-э-э… нет, — отказалась подруга, — я, знаешь ли, уже привыкла жить самостоятельно.

И буквально через неделю съехала. Вернее, поднялась на два этажа выше — в том же подъезде сняла однокомнатную квартиру.

— Твой муженек, конечно, очень дальновидный, — сказала Нина и смачно откусила кусок от жареного пирожка со щавелем.

Прежде Ольга даже не знала, что со щавелем можно делать пирожки, и они такие вкусные, а Нина пожарила, принесла и, можно сказать, открыла Ольге глаза.

— Он заранее все прикинул, — продолжила открывать глаза Нина, на сей раз на Артема. — Посуди сама: сколько стоит его большая «двушка» в хорошем доме в центре города? А сколько стоит твоя типовая «двушка» на выселках? — Нина покрутила головой, примеряясь к размерам кухни, на которой они пили чай и ели пирожки. — Несоразмерные цены. А теперь представь: он продает свое добро, ты свое добришко, и вы покупаете другую квартиру. А потом разводитесь. И что?

— Что? — переспросила Ольга.

— Новая квартира делится пополам. Потому как приобретена в браке. И никого не интересует, у кого какой был вклад первоначальный. Или его вовсе не было. Знаешь, есть такие хитрые девицы: выскочат замуж за мужика с квартирой, а потом начинают клянчить, дескать, давай эту продадим, купим получше… а потом — бац, подают на развод и половину оттяпывают.

— А хитрых мужиков не бывает? — мрачно спросила Ольга.

— Бывает, — легко согласилась Нина. — Но тебе, считай, повезло. Ты по крайней мере при своих осталась.

Ну да, при своих… Без ребенка… Без мужа… Но хотя бы с крышей на выселках…

Ольге очень захотелось заплакать. Но она, конечно, удержалась. Она всегда умела сдерживать эмоции…

…Тот день начался привычно. Около девяти Ольга приехала на работу, выслушала информацию старшего администратора Жанны, которая дежурила ночью. Все прошло спокойно, без проблем и даже мелких сложностей. А если бы они и возникли, Жанна бы все урегулировала наилучшим образом.

Вообще-то, когда три года назад уволился начальник VIP-зала, Ольга полагала, что это место Жанны — она считалась образцовой да к тому же наиболее опытной. Однако предложили Ольге, и та взяла сутки на размышление. Мысленно-то согласилась сразу, но не могла не переговорить первым делом с Жанной — чувствовала себя неловко, словно неведомым образом подсидела более достойного, а неловкости уж слишком не хотелось.

«Не морочь себе голову! — отмахнулась Жанна. — Мне это первой предложили, но я отказалась и назвала тебя. Пойми, меня вполне устраивает моя должность, а стать начальником — значит навесить на себя дополнительную ответственность, дополнительную нервотрепку и ненормированный рабочий день. А мне нужен четкий график — у меня два сына подростка, мне за ними приглядывать надо».

Ну да, подумала тогда Ольга, у Жанны дети, а у нее самой их нет, поэтому вполне может работать не по графику, а как потребуется.

В девять утра началось селекторное совещание. Единственной ожидавшейся проблемой стало опоздание московского рейса и скорость разгрузки багажа с учетом прилетающего почти встык рейса из Петербурга. Впрочем, подобные накладки возникали с разными рейсами регулярно, так что их вполне можно было провести по разряду текущих осложнений.

Для Ольги это в данном случае вообще ничего не значило — с московского рейса никто не зарегистрировался в VIP-зале. Такое тоже случалось. Вот на вылет люди были почти всегда. Оно и понятно: ведь как обычно происходит, особенно если самолет большой? Сначала надо отстоять в очереди, чтобы через досмотр пройти в сам терминал. Затем отстоять очередь на регистрацию, самому тягать на весы и на ленту багаж. Потом тащиться в «чистую зону», где опять проходить досмотр (причем с особой тщательностью). После болтаться в ожидании приглашения на посадку. Снова стоять в очереди на эту самую посадку. Загружаться в самолет, тесниться и толкаться, терпеливо ожидая, когда, наконец, все рассядутся. А если еще рейс международный!..Тут совсем измаешься, пока пройдешь таможенников, а прежде всего — паспортный контроль: пограничников сроду не хватало, и тут «хвосты» тянулись, как в советское время в Мавзолей.

Иное дело — в VIP-зале. Прошел через рамку металлоискателя, багаж через сканер пропустил — и отдыхай в удобных креслах без суеты. Потому как все в одном месте: и регистрация, и досмотр, и условная «стерильная зона», и пограничный контроль с таможней — без очередей и хлопот. А затем пригласят в специальный автобус и доставят в самолет перед самым вылетом — когда другие пассажиры уже рассядутся.

Ну да, такое обслуживание стоит денег. Но если эти деньги есть да еще и статус хочется соблюсти, то зачем отказывать себе в повышенном комфорте?

Вот на прилете можно и сэкономить, особенно если это внутренние рейсы, а с собой лишь ручная кладь. Впрочем, и багаж обычно выдавали без больших задержек, при этом никаких регистраций и проверок. Те, кто улетали через VIP-зал, нередко возвращались как «простые смертные».

Сегодня на московском рейсе все записались в «простые смертные», в отличие от питерского рейса. Тут зарегистрировались семеро, причем четверо — французы. Вероятно, их кто-то должен был встречать, однако явно за дверями VIP-зала, поскольку заявки ни от кого не поступало — встречающие за свое ожидание в VIP-зале тоже должны были платить. Ольга прикинула, что французам вполне может понадобиться помощь, а французский язык знала только она. Однако до посадки самолета из Питера оставались еще полчаса, и она решила сходить к Рустаму.

Этот большой тучный мужчина лет шестидесяти уже много лет держал в аэропорту кофейню — в пассажирском терминале, рядом с сектором прилета и выдачи багажа. Работал он вместе с четырьмя сыновьями и невестками, а называлась кофейня вполне конкретно — «У Рустама». Кофе здесь был дорогой, однако Ольга считала, что нигде его не готовят так вкусно, как тут, — даже в Италии, где он прекрасен и в шикарном ресторане, и в деревенской забегаловке.

Ольга приложила электронный ключ к двери, которая напрямую открывала путь из VIP-зала в пассажирский терминал и которой пользовались лишь сотрудники, и сразу попала из уютной тиши в шумную многолюдность. И почти машинально подумала: чтобы постоянно работать в пассажирском терминале, надо иметь крепкие нервы. Сама она, разнеженная умиротворенностью VIP-зала, наверняка бы одурела через два дня.

— О! Ольга Валерьевна, здравствуйте, красавица! — расплылся в широченной улыбке Рустам.

Из-за его спины выглянул один из сыновей и приветственно помахал рукой.

Ольгу здесь хорошо знали и относились с искренней симпатией. Начальница, а любезная, без фанаберии, не гнушается из своего зала для важных персон ходить в кофейню для обычного люда — так считало семейство Рустама и даже этим периодически хвасталось. Ее с радостью поили бы кофе бесплатно (и неоднократно предлагали), однако Ольга неизменно отказывалась, принимая лишь то, что кофе ей готовили с особым старанием.

— Мне привезли такой кофе!..О!.. — причмокнул Рустам. — Я его не для продажи, для себя оставил. Вам, моя красавица, сейчас сделаю на песке…

— Захлебнетесь от удовольствия! — вклинился сын, и отец поморщился:

— Фу ты, что такое говоришь… Зачем захлебываться? Не надо. Надо удовольствие получить!

— Обязательно получу, — не усомнилась Ольга и пристроилась на диванчик рядом с входом в кофейню.

Она пила превосходный кофе и наблюдала, как рядом снуют люди — очевидно, в основном встречающие, причем не только московского, но и питерского рейсов. Наблюдать за людьми было любопытно — попадались довольно занятные экземпляры.

Вот девушка… Как будто сделанная на 3D принтере, по точным параметрам глянцевых журналов. Наверное, сама природа сделала ее симпатичной, но теперь подлинность понять было сложно. Особенно впечатляли ресницы — наращенные с таким размахом, что, казалось, они в любой момент отвалятся под собственной тяжестью и рассыплются густым ворсом по груди. Грудь тоже была сделана с размахом, так что ни одна ворсинка не упала бы на пол.

Или мужчина… С красивой атлетической фигурой, плотно упакованной в тугие джинсы и короткую куртку из тонкой синей кожи. Лицо у мужчины тоже было красивое, но… чем-то отталкивающее. Скорее всего, из-за холодного высокомерного взгляда и презрительно искривленного рта.

Или женщина неопределенного возраста, сидевшая в одном из кресел… На ее коленях лежал ребенок, вернее, атласный конверт, в какие укладывают младенцев, но рассмотреть малыша было невозможно: его личико прикрывала кружевная накидка. Мальчик это или девочка тоже не угадывалось — конверт был не голубого (для мальчиков) и не розового (для девочек), а какого-то бледно-зеленого цвета. У Ольги это вызвало печальный вздох — она тоже хотела бы держать на руках такой конверт. Хотя женщина всего лишь придерживала ладонью атласный сверток, который лежал на ее коленях, словно красиво упакованное бревно, и лицо у нее было отрешенно-равнодушное.

У Ольги женщина вызвала недоумение, граничащее с неприязнью (неужели не понимает своего счастья?), и она принялась рассматривать бабульку — маленькую, худенькую, похожую на мошку. Бабулька суетливо семенила перед креслами и безостановочно крутила головой, словно что-то постоянно высматривая. Тоненькими пальчиками она держала огромный гладиолус, который все норовил выпасть из ее крошечных ручонок.

И он все-таки выпал — прямо под ноги сидящему в кресле парню в бесформенных штанах и такой же бесформенной куртке с большим капюшоном, наброшенным на голову. Парень, похоже, дремал, свесив голову на грудь, — края капюшона занавешивали почти пол-лица. На гладиолус он внимания не обратил, и бабулька, с удивительной шустростью и подвижностью в спине, нагнулась, подхватила цветок и принялась сдувать с него невидимую пыль.

Мимо пронеслась главный борец с пылью и всякой грязью Нина Кондакова. Ольгу она не заметила. Зато спустя пару минут сама Ольга заметила генерального директора. Он шествовал (иначе и не скажешь), придирчиво (опять-таки иначе не скажешь) оглядывая вверенные ему владения.

Если бы Ольга вот так увидела прежнего директора, отнеслась бы к этому совершенно спокойно. Прежний не имел привычки вникать во всякие мелочи и держать всех под контролем — его интересовал конечный результат и за него он спрашивал строго. Иное дело директор нынешний: он влезал во всякую щель, стараясь цепко отслеживать каждый шаг подчиненных. Ольга помнила, как Огородов явился к ней с инспекторской проверкой. Не только потребовал, чтобы ему представили всю (до мельчайших подробностей) схему работы VIP-зала и каждого сотрудника, но и тщательно обследовал все закутки, включая служебные помещения и даже женский туалет. «Не обращай внимания! — успокоила тогда Нина Кондакова. — Человек новый, хочет тщательно разобраться, вникнуть. Освоится — успокоится, перестанет мозг выносить».

Огородов работал всего два месяца, пока не успокоился, и Ольга решила, что незачем ей попадаться на глаза директору, который запросто может мозг вынести: с какой стати начальница VIP-зала в разгар рабочего дня рассиживает в кофейне пассажирского терминала?

Спасаться бегством было поздно, но имелся путь к отступлению: Ольга подхватила чашку и быстро переместилась в глубь кафе, за столик рядом с искусственным деревцем. Деревце, с довольно реденькими веточками и мелкими листиками, было, конечно, весьма жалким укрытием, но хоть что-то. Опять же директору, чтобы пройти мимо кофейни, хватило бы тридцати секунд, и вряд ли он стал бы рассматривать, кто там кофе попивает. Однако же Огородов, уже почти скрывшийся с Ольгиных глаз, вдруг притормозил, пропуская дружно устремившихся из сектора выдачи багажа пассажиров московского рейса.

Для Ольги уже настала пора возвращаться к себе (рейс из Питера был на подходе), и она вдруг подумала, что выйдет скверно, если директор так и останется здесь стоять с намерением проконтролировать оперативность работы багажного отделения. Однако подобное в планы директора, судя по всему, не входило, поскольку он двинулся вперед, но ровно на один шаг, так как на него буквально наехала огромным чемоданом могучая бабища. С ног, конечно, она директора не сбила, но Огородов резко шарахнулся назад и налетел спиной на проходившего сзади парня. Парень дернулся, то ли оттолкнул, то ли придержал спину Огородова и продолжил путь. Похоже, он не собирался обращать внимание на столь мелкий инцидент. Бабища же свой наезд вообще проигнорировала — даже не глянула в сторону директора. Зато тот с недовольным видом принялся рассматривать свой ботинок из светлой замши, на котором явственно отпечатался след чемоданного колеса.

Ольга внимательно следила за директором, прикидывая, что, если он сейчас не уйдет, ей придется нарушить конспирацию. Но Огородов, раздраженно мотнув головой, быстрым шагом направился к дальнему выходу из терминала. А Ольга, кивнув на прощание Рустаму, бегом понеслась в свой VIP-зал.

Французам, прилетевшим из Питера, никакие переводческие услуги не понадобились. Один из них весьма бойко изъяснялся по-русски, и Ольга подумала, что напрасно она нервничала-торопилась — вполне обошлись без нее.

А потом понеслось…

Сначала поступила внутренняя информация о мертвом человеке, найденном в туалете.

Вскоре она разнеслась по интернету, в том числе в виде записей с мобильных телефонов, запечатлевших, как из цокольного этажа выносят прикрытое накидкой тело.

Довольно быстро интернет загудел предположениями: судя по количеству полицейских, в том числе больших начальников, собравшихся в аэропорту, человек был убит.

Еще через некоторое время стало известно: действительно убит, и это директор страховой компании «Гранит» Эдуард Борисович Марадинский.

Услышав фамилию, Ольга ахнула. Марадинского она прекрасно знала. Он регулярно летал, обычно в Москву, и всегда пользовался услугами VIP-зала.