Аварийный взлёт

ГЛАВА 20

В детстве люди летают во сне. Сергей Дергачев во сне не летал никогда. Зато он летал наяву — пока на него не обрушился кусок самолетного крыла и не придавил навсегда к земле.

В юности люди мечтают о большой любви. Сергей Дергачев не мечтал никогда. Его первая любовь сразу стала женой и была ею до тех пор, пока не сказала, что уходит, поскольку устала от него. Устала от его переживаний и маяты, из которых она его постоянно вытаскивала, а он не особо замечал. Они прожили четверть века, Сергей думал, что прожили хорошо, но оказалось, расстаться — лучше. Так, по крайней мере, считала жена.

Да, поначалу Сергей переживал и маялся, но потом все утихло, рассосалось, и свою прежнюю семейную жизнь он начал воспринимать, как альбом с фотографиями: все вместе, но — лишь на фото.

Он не сразу осознал, а осознав, удивился, насколько быстро перестал тосковать по жене. В нем не было ни гнева, ни обиды — скорее, чувство, будто кто-то выбросил его старые удобные домашние тапки, однако он прекрасно ходит по дому и в носках.

Он с самого начала существовал в двух пространствах. Одно называлось «работа», другое — «дом». На работе происходили главные события, там были радости и печали, взлеты и крушения, жар и холод. А дома всегда царили умиротворение, порядок и… комнатная температура.

Вероятно, все дело было именно в температуре, которой измеряется привычка. То, во что превращается семейная жизнь многих и во что превратилась его собственная жизнь. То, что одни воспринимают спокойно, а другие — с желанием все изменить. Сергей ничего не собирался менять, однако его самого поменяли — причем не на другого мужчину, а просто на другую жизнь, где ему не нашлось места. И оказалось, что он не знает своего собственного места.

Вот это было тяжелее всего.

Здесь, в Губернске, у него были хорошая работа, хороший начальник, хороший коллектив, хорошая квартира. В общем, все хорошо, за исключением — температуры. Которая была даже не комнатной, а такой, словно в мороз кто-то постоянно открывает окно. И Сергей ежился, пытаясь согреться, однако не тело — душа все время ощущала холод.

И вот вчера он, пожалуй, впервые за долгие месяцы почувствовал тепло. Оно исходило от чужих в сущности людей, от всех вместе и конкретно — от Ольги, от которой прежде веяло лишь прохладой начальницы VIP-зала.

С самого утра Сергей хотел ей позвонить — поблагодарить за вчерашний вечер. Так сказать, проявить воспитанность. Но каждый раз что-то останавливало, и он находил этому объективные причины. Сначала — внутренняя планерка, после — общая аэропортовская. Затем, словно заранее договорившись соблюдать очередь (а может, и в самом деле договорились), потянулись руководители служб, находящихся в ведении заместителя гендиректора по безопасности. Никаких особых проблем ни у кого не возникло, все были с Дергачевым знакомы, и Сергей понял: каждый проводил свою разведывательную операцию в отношении пусть временного, но все же начальника. Последним явился Никита Старчук.

— Сергей Геннадьевич, имейте в виду: если Малафеева попробует меня переподчинить себе, то я не хочу и не буду! — заявил он решительно.

— В приказе ничего такого нет, — успокоил Дергачев.

— Сегодня — нет, а завтра что-нибудь придумают, — проявил подозрительность Старчук.

— Перестаньте себя накручивать, Никита.

Дергачев подумал: вот ведь странно, Старчук — не мальчик, к сорока ближе, чем к тридцати, а всем всегда представляется просто по имени и ведет себя периодически совершенно по-мальчишески. Хочу — не хочу… Буду — не буду… Сам Сергей, с юности привыкший к дисциплине и порядку, все эти своенравие и упрямство воспринимал как капризы, а капризы он не любил. Особенно у мужчин. У женщин, впрочем, тоже.

— Как вы в полиции служили… с вашим характером? — спросил Дергачев.

— С трудом служил, — поморщился Никита. — И когда Лавронин меня позвал, так сразу же погоны с себя и сорвал. И нисколько не жалею! Я терпеть не могу всякие приказы.

— Но зачем же вы вообще в полицию пошли? — действительно заинтересовался Дергачев.

— Дураком был. Романтиком… — легко, даже с некоторой веселостью отреагировал Старчук. — Но давно поумнел и никаких командиров над собой иметь не хочу. Нормальные начальники — другое дело. Так я их теперь сам могу себе выбирать. Вот Юрий Александрович хоть и полковник, а никогда мне не приказывает. Совершенно без надобности. Мне можно просто сказать. А Малафеева… Я к ней ничего плохого не имею, но я шел работать под Лавронина, а к Малафеевой я не нанимался.

— Но сегодня вы… в некотором смысле… в моем подчинении, — напомнил Дергачев.

Старчук внимательно посмотрел на Сергея и пожал плечами:

— Во-первых, вы человек, близкий Юрию Александровичу. А во-вторых, вы… в некотором смысле… весьма условный начальник. Временный.

И ушел, даже не спросив пусть временного, но все же начальника разрешения покинуть кабинет.

В другой раз Дергачеву очень бы не понравилось такое нарушение субординации и даже в определенном смысле наглость. Но сегодня у него было отличное настроение, и он только усмехнулся: мальчишка-переросток, что с него взять…

Пожалуй, все-таки следовало позвонить Егоровой. Сергей даже взялся за телефон, но тот зазвонил сам. На дисплее высветилось: «Дочь».

— Папа! Привет! — Голос у Даши был радостным, даже восторженным. — Я забрала духи, которые ты мне передал. И сразу же попробовала. Папа, совершенно замечательные духи! Запах!..Я именно такой люблю! И это очень модный сейчас запах! Ты сам так удачно выбрал?!

— Нет, — не стал приписывать себе чужие заслуги Сергей, — мне подсказала наша начальница VIP-зала.

— Прямо вот такого важного зала? — засмеялась дочь. — Тогда понятно. Начальницы таких залов должны разбираться в хороших духах.

— Вообще-то она нормальная женщина, сама вызвалась помочь, я же действительно ничего в духах не соображаю… — принялся непонятно с чего оправдываться Дергачев. — Я тебе заранее подарок послал, ну так… для надежности… оказия вышла… Говорят, заранее поздравлять нельзя, но я тебе в день рождения позвоню и поздравлю… А подарок — вроде как с наступающим…

— Да брось ты, папа! — весело перебила Даша. — Все это суеверия и ерунда. Тем более, что и у меня тоже есть для тебя подарок.

— Для меня? — удивился Сергей.

— Да! Ты станешь дедушкой!

— Дедушкой? — уже не просто удивился, а прямо-таки поразился Сергей.

— А что не так? — настороженно произнесла дочь. — Между прочим, если бы я, как вы с мамой, родила в девятнадцать лет, то ты бы стал дедушкой пять лет назад. Совсем молодым дедушкой.

И тут Сергей сообразил: она ведь все неправильно поняла. Она решила, будто он испугался превратиться в деда, хотя считает себя эдаким парнем молодецким!

— Дашка, ты все неправильно поняла! Я очень рад! Честное слово! Просто все так неожиданно… — заговорил он горячо и искренне.

— Вообще-то я уже два года замужем, — напомнила дочь.

— Все равно! Но это здорово! А когда? И кого?

— Через пять месяцев. Обещают мальчика. Или ты хочешь девочку? — В трубке послышался смешок.

— Мне без разницы! — заверил будущий дедушка. — Мне главное, чтобы все было благополучно.

— Все благополучно, — заверила в свою очередь дочь.

— Но, может, какая-то помощь нужна? Ты только скажи, я всегда…

— Папа, успокойся. Все идет по плану. И… — Даша на мгновение замолчала, а затем добавила: — Тебе привет от мамы.

— Ей тоже, — ответил Сергей и вновь удивился: с момента расставания жена, теперь уже бывшая, ни разу не посылала ему приветов. Правда, на день рождения прислала СМС с поздравлением, и он ей потом тоже прислал СМС с поздравлением, но не более того.

— Передам, — пообещала дочь, а Сергей вдруг подумал, что все эти приветы его нисколько не волнуют, а волнует — и действительно радует, — что через несколько месяцев у него родится внук.

Все-таки сегодняшний день какой-то удивительный!

Надо позвонить Ольге, решил Дергачев, но опять не успел, потому как она позвонила сама. Пригласила на ужин, уточнив, дескать, привезла продукты от родителей, позвала Нину Григорьевну и решила, что Сергей Геннадьевич тоже не откажется от домашней еды. Дергачева объяснения по поводу продуктовых остатков и собственного довеска к Кондаковой нисколько не задели, и он тут же согласился. Сходил в кафе и купил две бутылки хорошего вина, а также коробку дорогих конфет. И оставшиеся часы провел все с тем же ощущением радости, с какой начался этот день.

Перед выездом с работы Сергей, как и обещал, позвонил Ольге. Однако она не откликнулась. Он немного подождал и снова позвонил. Ответом были долгие гудки. Через двадцать минут молчания Дергачев вдруг заволновался и набрал номер Кондаковой.

— Да! — выкрикнула клининговая генеральша. — Вы где, Сергей Геннадьевич?

— А вы где?

— Дома! Где же еще? — удивилась Кондакова. — Жду, когда вы приедете и Ольга скомандует мне спуститься к ней.

— Я звоню ей почти полчаса, она не берет трубку.

— То есть как не берет? — насторожилась Кондакова. — Я с ней около часа назад по телефону разговаривала. Подождите, я ей сама позвоню. — Отключилась и через минуту перезвонила уже Дергачеву. — Действительно молчит. Я сейчас к ней спущусь.

Сергей уже ехал из аэропорта, когда вновь на связь вышла Кондакова.

— Я долблюсь в дверь, а Ольга не открывает! А телефон в квартире, я набирала, слышны звонки! — выкрикнула она. — Я сейчас возьму ключи от ее квартиры и сама открою! У меня есть запасные ключи!

— Нет! — отрезал Дергачев. — Вы будете ждать меня у себя дома, около домофона, иначе я не попаду в подъезд.

Кондакова, однако, ждала не дома, а во дворе, нарезая нервные круги. Все парковочные места оказались заняты, и Сергей, наплевав на все, приткнул машину к самому подъезду. Ему с какой-то безнадежной очевидностью было ясно: что-то случилось. Не могла пунктуальная, ответственная Егорова просто так игнорировать телефонные звонки и дверную трель.

Они не стали дожидаться лифта, который скрипел где-то на самом верху, явно не торопясь спускаться вниз, и буквально бегом кинулись на пятый этаж. Нина Григорьевна сунула ключ в замочную скважину, с силой толкнула дверь.

— Оля!

В ответ — тишина.

Из прихожей хорошо просматривалась комната с накрытым столом — аккуратно выставленные тарелки, столовые приборы, фужеры. Все было подготовлено к визиту гостей.

— Ольга Валерьевна! — крикнул Сергей и вдруг услышал вскрик, раздавшийся из кухни.

На столе, рядом с блюдом с нарезанными овощами, упаковкой сока и пустым бокалом с розовато-желтой жидкостью на дне, лежала Ольга. Вернее, лежала ее голова, упершись лбом в согнутый локоть левой руки, а сама она, привалившись к краю стола, сидела на стуле. Как будто устала и задремала.

— Ольга Валерьевна! — Сергей схватил ее за плечо и тряхнул. Правая рука соскользнула с колена и повисла плетью.

— Отойдите! — Кондакова с силой отпихнула Дергачева в сторону, прижала палец к Ольгиной шее, приподняла веко, скомандовала: — Быстро вызывайте «скорую»! Похоже на отравление.

«Скорая» приехала на удивление быстро. Может, потому, что Дергачев сразу представился по полной (начальник Службы авиационной безопасности аэропорта) и безапелляционным тоном заявил, что отравлена ответственная сотрудница аэропорта. Хотя не мог понять: что значит — отравлена? Каким образом? Почему? А дальше он словно оказался в параллельной реальности: все видел, слышал и даже действовал, но одновременно будто смотрел на все со стороны — с изумлением и… ужасом.

Двое медиков стащили Ольгу прямо на пол, пробурчали «да, похоже на отравление» и начали ей ставить какие-то уколы и что-то измерять какими-то приборами. Потом распорядились:

— Зовите кого-нибудь из соседей.

— Зачем? — не понял Сергей.

— Ну вы же не с ней, — один из медиков мотнул головой в сторону Нины Григорьевны, — носилки понесете. А мы носилки не носим.

— Мне проще унести ее на руках, — сказал Дергачев.

— Ваше дело. Тогда пусть она — кивок снова полетел в сторону Кондаковой, — возьмет носилки. Они не тяжелые.

Ольга тоже оказалась не тяжелой. По крайней мере, Сергею так показалось. Впрочем, он об этом особо не думал. Во дворе Ольгу все же положили на носилки и вкатили внутрь машины.

— В какую больницу вы ее везете? — спросила Нина Григорьевна.

— В ближайшую, двадцать четвертую, — последовал ответ. — Но если хотите с ней, то на своем транспорте. У нас для вас места нет, придется ее по дороге откачивать.

Они подъехали к приемному покою, когда Ольгу уже увезли. Как сообщила дежурная медсестра, в реанимацию. И потребовала документы больной. Ни о каких документах Дергачев даже не подумал, зато, оказалось, подумала Кондакова, прихватив Ольгину сумку, где лежал в том числе паспорт.

— Вы молодец, — подивился ее предусмотрительности Сергей.

— Опыт, — пожала плечами Нина Григорьевна и ворчливо добавила: — Дожили, «скорая» человека уже и на носилки сама не положит. А если бы вас не было, кто бы понес? А если совсем одинокий человек и среди соседей — одни немощные? Что, по лестнице кулем катить?..

Сергей промолчал. О чем говорить, коли даже пустые носилки Кондакова сама тащила? И при этом не забыла сумку с документами. И почти сразу сказала, что Ольга отравилась…

Дергачев редко испытывал сильный страх. А тут его буквально захлестнуло. Ведь Кондакова везла Ольгу домой, и с той было все в порядке. И разговаривала по телефону за час до того, как Ольгу нашли без сознания. Ведь такое не происходит случайно!..И не может быть случайностью, когда в течение двух суток на человека сначала кто-то пытается напасть, а затем человек чем-то травится.

Через час с небольшим в приемный покой вышел врач.

— Это вашу женщину привезли?

— Нашу, — почти хором ответили Дергачев с Кондаковой.

— Тяжелое отравление. Чем — сейчас точно не скажу, но похоже на смесь сильного снотворного с каким-то химическим веществом. Может, даже наркотическим, — произнес он хмуро. — Вы ее вовремя привезли. Откачали. А часа через три, думаю, ей в реанимации делать было бы нечего. В морге ей было бы место. — Помолчал и добавил: — Может, попытка самоубийства… а может, что другое… но надо сообщить в полицию. — Вновь помолчал и вздохнул: — А вы тут не сидите, домой отправляйтесь. До утра ничего нового не узнаете.

— Сергей Геннадьевич, вы же понимаете: попытка самоубийства — это чушь собачья, — сказала Кондакова, когда они вышли на воздух.

— Понимаю, — согласился Дергачев, у которого после сообщения, что Ольга будет жить, как-то разом прояснилось в голове. — Я сейчас позвоню Гаврюшину. Он у москвичей на подхвате бегает, пусть подключается сам и москвичей подключает. Я здесь останусь, а вам дам деньги на такси, и вы поезжайте домой. У вас ключи от квартиры Егоровой, наверняка ее квартира понадобится.

— А вдруг москвичи решат, что это не их дело? — спросила Нина Григорьевна и даже вздрогнула, напоровшись на холодный, прямо-таки лютый взгляд.

— Пусть только попробуют так решить, — угрожающе произнес Дергачев, и Нина Григорьевна подумала: волк… истинный волк.