Глава XIII

Утренний туман застилал славный город Мариенгоф. Но это был не туман, а дым от огромного пожарища, что всё ещё чадило на Юго–Западе города. Тяжкий запах гари пропитывал все вокруг. Казалось, он проникал всюду, нигде нельзя было укрыться. Квартал Артистов прекратил своё существование. На радость, немногим, и на печаль множеству.

До самых небес поднимались стоны тех, кто годами своим трудом зарабатывал всё это, а в один миг, из– за превратности судьбы всего лишился.

Центральная площадь Квартала Артистов походила на гигантскую костницу. Ибо тут лежали сотни трупов. Почерневших от копоти и обугленных, что головешка, которую достали из прогоревшего камина.

Красивая карета, запряженная шестериком белых лошадей, с форейторами и гербом, в виде тройной лилии, окруженная крепкой охраной затормозила около окраины Площади. Двое слуг в алых ливреях живо спрыгнули со своих мест и распахнув дверцы, откинули ступеньку, чтобы важный пассажир смог легко и удобно слезть на эту бренную землю.

Дряхлый архиепископ Мариенгофа монсеньор Стефан, тяжело опираясь на свой посох и закрывая лицо промоченным платком, зашагал в окружении охраны к центру Площади. Обездоленные, раздетые и выпачканные в саже люди тянули к нему руки с мольбой о помощи. Но прелат не видел их. Он равнодушно шагал мимо, а его стражи грубо отталкивали слишком назойливых прихожан. Впрочем, прихожанами Церкви были тут немногие. Артисты либо игнорировали официальную Церковь, либо являлись протестантами. А это было ещё хуже. Да и какой толк теперь от этих нищенствующих, если они не могли платить десятину, и даже жертвовать хоть сколь бы ни было на нужды Церкви?

Пошатываясь от старости, Князь Церкви прошагал к высокому человеку в чёрной кирасе и коротком плаще, со шпагой на поясе.

– Капитан! – позвал архиепископ своим надтреснутым, словно колокол в старой церкви голосом.

Тот резко развернулся. На осунувшемся лице капитана городской гвардии Мариенгофа Эрика фон Биенгоффа белели бинты. Тот ещё не оправился от встречи с пряничной ведьмой. А тут новое, ещё более страшное происшествие. В довесок ко всем горестям, выпавшим на долю бравого капитана, пришлось сбрить бородку и усы, чтобы наложить бинты и из– за этого капитан, по своему мнение, перестал быть брутальным, поэтому страдал не только от физических, но и от душевных ран. Особенно сильно пострадало его раздутое до размеров княжества Пармы самомнение.

Даже в госпитале ему полежать не пришлось, ибо из–за пожара, архиепископ велел капитану немедленно заняться разбором завалов и последствий.

– Ваше Преосвященство! – хриплым от дыма голосом произнёс капитан Эрик. Он склонился перед прелатом, над которым высился, словно башня, и поцеловал алый рубин, в перстне, который горел на Солнце, что едва пробивалось сквозь угрюмые облака дыма, как капля застывшей крови Спасителя.

– Как обстановка? – поинтересовался прелат.

– Ужасно! Ваше Преосвященство, Квартал Артистов сгорел полностью. Мы уже достали больше ста трупов. И поиски продолжаются. Помимо их балаганов и всех цирковых построек, сгорели ещё десяток домов простых горожан. Люди в бешенстве. Они требуют суда над артистами. Мне пришлось оцепить площадь войсками.

– Вот как. – прошамкал архиепископ. – Ну и поделом им. Безбожникам и слугам зла!

– Значит нужно их изгнать? – вопросил капитан Эрик, с готовностью пса, которому хозяин вот–вот крикнет: «ату».

Но архиепископ только отмахнулся.

– Нет. Они нам пригодятся.

– Куда? – невпопад ляпнул капитан Эрик. Прелат одарил его тяжелым взглядом.

– Я сказал, пригодятся, значит пригодятся! – властно ответил Князь Церкви. Но в его словах ясно слышалось: «Я – начальник, ты – дурак!»

Капитан моментально сник и взял под козырёк.

– Мне нужно поехать по своим делам. – распорядился монсеньор Стефан.

– Ваше Преосвященство. – произнёс капитан Эрик. – Мы успели опросить нескольких очевидцев, они говорили о охотнике на ведьм. Что он был тут во время начала пожара. Они ещё болтали о какой– то девушке, что была с ним. И о Балагане Дьявола тоже. Может это всё досужие россказни? Но я бы разыскал ведьмоборца и задал бы ему пару вопросов, по поводу гибели невинных…

Монсеньор Стефан резко обернулся, капитан даже был не готов к тому, что его патрон может двигаться с такой скоростью.

– Рыцарь–Храмовник Святого Престола Ордена Креста и Молота святой охотник на ведьм Грегор Дюк, изничтожил инфекцию мерзости и рассадник дьявольской пропаганды в самом сердце нашего города. К тому же он действовал исключительно в борьбе с тёмными силами. Ради нашего общего блага, согласно булле Епископа Рима, и если несколько безбожников пострадали от этого, то это не имеет значения. Как гласит древняя мудрость: «Сожги всех – Господи признает своих»! – Голос прелата гремел на всю площадь, так, что многие погорельцы, который с унылым видом среди пепла и мусора, пытались разыскать уцелевшие крохи от своей прошлой жизни, испуганно оборачивались на эту странную парочку. – Ввиду всего что я сказал, вам надлежит исполнять волю святого Рыцаря–Храмовника! Да поучится у него этим многославным и достопочтенным качествам.

С этими словами, прелат развернулся и зашагал обратно к своей карете.

Капитан Эрик проводил прелата унылым взглядом, в котором читалась плохо скрываемая ярость и ненависть.

Карета с архиепископом быстро укатила под цокот множества стальных подков. Капитан Эрик остался один. Он окинул своим взором Площадь Артистов. А поглядеть было на что. Из земли повсюду торчали почерневшие остовы сгоревших балаганов. Весь камень площади покрывал толстый слой сажи и копоти. Кое– где ещё тлели костры, и вырывались язычки пламени. Дерево покрывал седой пепел, в воздух то тут то там взлетали снопы искр, особенно когда облачённые в пропитанные воском робы, пожарные команданты* баграми разрывали очередной завал из сгоревших досок, чтобы обнаружить там очередной скрюченный и почерневший труп.

– Ненавижу этот город! – буркнул капитан Эрик.

***

Карета с архиепископом подкатила к большому каменному дому. Он располагался рядом с городской ратушей. В этом доме проживал сам обер–бургомистр города Вольфганг ван Хутер. Обер–бургомистр тяжело болел вот уже много лет. Все обязанности по управлению городом от лица Правящей Олигархии возлежали на плечах архиепископа монсеньора Стефана.

Впрочем, старик не то чтобы сильно от этого страдал. Более того, он кажется, даже наслаждался болезнью Вольфагнга, ибо в немощи последнего была сила первого. Но тем не менее, именно обер–бургомистр отвечал за город в период между пятилетними собраниями Правящей Олигархии.

Старик архиепископ медленно восходил по ступеням обер–бургомистрского дома, будто бы поднимался по лестнице, ведущей в Рай. Хотя туда он ещё явно не собирался. Слуги, склонившись, распахнули перед важным гостем двери и провели его в богато обставленную гостиную.

Там, среди недоступной для большинства роскоши, прелата ожидал кашляющий обер–бургомистр и, неожиданно, главный булочник Мариенгофа, один из членов Правящей Олигархи благородный мастер Ван Дейм.

Толстяки тяжело дышали, вокруг них находилось множество слуг, одни держали чаши с ледяным щербетом, другие размахивали опахалами из страусиных перьев. Третьи с готовностью подавали полотенца, которыми эти жирдяи утирались, и меняли их по мере надобности.

Архиепископу монсеньору Стефану стало противно. Он будто бы попал в свинарник, да и на боровов, не могущих подняться от стоунов наросшего сала, было куда приятнее глядеть, чем на них, тех кто управлял многотысячным городом.

Архиепископ окинул их взглядом из–под кустистых, седых бровей. Неизвестно, кто из этой парочки был отвратнее.

На расшитом алым сафьяном диване развалился человек, которого бы не смогли поднять и десятеро. Благородный мастер Ван Дейм. Его свинячьи глазки сверкали гневом. Да и немудрено. Его дочь всё ещё была не найдена.

Сам обер–бургомистр дышал как рожающая корова, при этом ежеминутно кашлял, а лицо его, во время приступов, приобретало сине– фиолетовый оттенок.

– Присаж.. присаживайтесь! – хрипло проговорил обер–бургомистр. Вместо этого архиепископ сначала протянул свою высохшую, как у мощей святого длань, с блестящим рубином, и только после того, как оба важных человека его поцеловали, расположился на красном диване.

– Итак, – прокряхтел обер–бургомистр Вольфганг ван Хутер. – Докладывайте.

– Докладывают золото в кошель. – невозмутимо ответствовал архиепископ. – Пожар уничтожил Квартал Артистов. Бог покарал их руками своего слуги.

– Какого? – прогудел благовидный мастер Ван Дейм. На его розовых и блестящих щеках налипли крошки сахарной глазури, ибо он кушал торт.

Архиепископ окинул его суровым взглядом.

– Рыцарь–Храмовник.

– Оооо! – проревел толстяк. – Этот негодяй! Он взял денежки, а мою ненаглядную доченьку не разыскал! Гореть ему в аду!

– Гореть в аду будете вы! – отрезал архиепископ. – Ибо чревоугодие – смертный грех!

Ван Дейм крупно заморгал, настолько крупно, насколько это было возможно при заплывших жиром глазках. Он делал сложную и непривычную для себя работу – думал.

– Что это значит?! – наконец пробормотал он. Ибо до него дошёл смысл слов, сказанных Князем Церкви. – Почему вы так со мной разговариваете? Я не потерплю такого обращения. Ведь я больше всех жертвую на Церковь. И покупаю индульгенции!

– Да. – ответил архиепископ. – Но индульгенции не спасут вас в жизни иной! Вам не сказали? Какое горе.

Булочник заморгал глазами ещё чаще. Казалось, что он сейчас заплачет от обиды.

– Довольно препираться! – прервал их обер–бургомистр. – Вы можете себе представит – какой ущерб от пожара нанесён городу? А что будет с артистами? Они привлекали сюда многих, кто жаждет поглядеть на их дурацкие представления! И успокаивали чернь. Ибо перетягивали на себя их гнев. И развлекали. Они заменили хлеб зрелищами! Хлеб зрелищами!

– Дьявол! – обер–бургомистр тяжело задышал. Казалось, в его груди располагалась пара кузнечных мехов, и они постоянно нагнетали воздух. При этом хрипели и сипели. Выход обер–бургомистру давался куда тяжелее, чем вдох.

Переведя дух, глава города продолжил разговор. Говорить ему было очень тяжело, но он старался изо всех сил, дабы произвести ложное представление о своей значимости и власти, которой, в реальности, уже давно не было.

– Он, этот человек, которого вы, пресвятой монсеньор, уговорили нас пригласить в наш город сеял лишь разрушения и смерть. А теперь нанёс такой урон, который может сравниться только разве с восстанием черни*.

– Вы за мелким не видите высокого. – ответил архиепископ, внимательно выслушав своих собеседников. – Да, некий ущерб был нанесён, но огонь, что осветил наш славный город Мариенгоф, высветил тьму в наших сердцах и внутри города сего славного…

– Не разводите славословие! Оставьте этот трёп для своих проповедей! – пробурчал булочник.

– Балаган Дьявола. Он был там. И охотник на ведьм с ним сражался. – спокойно произнёс архиепископ. Он умолк, наслаждаясь тем эффектом, что произвели его слова на обер–бургомистра и главного булочника.

– Вы абсолютно в этом уверены? – с плохо скрываемым страхом в голосе проговорил благородный мастер Ван Дейм.

– Да. По моему поручению капитан Эрик опросил уцелевших артистов. Они твердили все одно и тоже. Балаган Дьявола. Он похитил ещё детей. Охотник на ведьм отправлен на его поиски.

– Так вам всё было ведомо? – гневно взревел обер–бургомистр. – И вы ничего нам не сказали.

– Нет. – ответил архиепископ. На его застывшем лице не дрогнула ни одна жилка. – Я узнал всё это только сегодня и тут–же поспешил к вам. Чтобы доложить всю известную мне информацию.

– А охотник на ведьм? – спросил главный булочник. – Когда он вернёт мою дочь?

– Никогда. – ответил архиепископ. – Если она захваченная силами тьмы, вероятно она уже потеряна для нас, или, что надо сказать лучше всего – мертва.

– Лучше? Вы спятили? – отбросив кусок торта завопил булочник. – Вы с ума сошли?

– Нет. Ибо смерть лучше, чем муки, что могут принести силы тьмы. Поверьте мне.

– Успокойтесь! – участливо произнёс обер–бургомистр, – мы все молимся, чтобы леди Эмма нашлась живой, и по возможности, не затронутой силами зла.

– Всё, что сделал охотник, на благо.

– Это всё? – спросил обер–бургомистр.

– Да. – архиепископ поднялся. – Я оставлю вас, ибо меня ждёт моя паства.

С этими словами монсеньор Стефан поднялся со своего места и поднёс рубиновый перстень для поцелуя обоим важным господам, и после того, как они его поцеловали, вышел из покоев обер–бургомистра, сопровождаемый двумя слугами.

***

В воздухе по–прежнему стоял удушливый запах гари. Архиепископ поморщился. Он вышел на крыльцо обер–бургомистрского дома. Всячески выгораживая мастера–охотника на ведьм, перед руководством города, он сильно рисковал. Особенно перед самым богатым его жителем, благородным мастером Ван Деймом, что имел против ведьмоборца свои счеты. Но риск был оправдан, ибо игра, которую вёл архиепископ того стоила. Развязка в ней была уже близко, и этот мрачный старик, по имени Грегор Дюк, Балаган Дьявола, а паче всего та пара детей, являлись самыми важными в ней, картами.

***

День для архиепископа выдался очень и очень насыщенным. В храмах города не успели отслужить обедню, а прелат уже успел побывать во всех его окрестностях, по свои весьма важным и срочным делам. Роскошная карета затормозила возле богадельни при монастыре святого Августина, там с самого утра толпились обездоленные, грязные и запачканные гарью, бывшие обитатели ныне несуществующего Квартала Артистов. Едва завидев архиепископа, они тут же бросились к нему, священнослужитель с трудом смог скрыть гримасу недовольства и раздражения. Эти нищенствующие уже успели ему порядком поднадоесть. Они словно вши, стоит завести одного, и уже через краткое время, не сможешь от них избавиться.

«Помогите нам! Спасите наши души!» – вопили прокаженные, лежащие у ворот величественного храма, выстроенного в готическом стиле.

– Бог спасёт! – глухо ответил архиепископ.

К нему тянули руки бывшие жители Квартала Артистов. Они что–то кричали и пытались всячески обратить на себя внимание. Страже прелата пришлось отгонять их ударами тупых концов своих алебард. «Поглядите на нас!» – крикнул кто– то из толпы, и со всей присущей данной профессии нахальностью, несмотря на усердие охраны, умудрился схватить архиепископа за полу его роскошной мантии. Монсеньору Стефану захотелось ударить наглеца своим посохом, но он сдержался, ибо Князю Церкви не стоит терять лицо. Особенно перед толпой черни.

– Бог взял, Бог и подаст! – глухо проскрипел архиепископ. Затем, чтобы прекратить неприятную для себя процедуру, он, как можно быстрее, проследовал по двенадцати каменным ступеням внутрь массивной громады храма.

Храм святого Августина, при котором и располагалась богадельня, встретил Князя Церкви молитвенной тишиной и звуками псалмов, что доносились с хорала. Воздух пропитывался ладаном, смирной**, запахом больных и их лекарств.

– Ваше Преосвященство! – произнёс настоятель, склоняясь для того, чтобы поцеловать рубиновый перстень архиепископа.

– Отец аббат! – архиепископ кивнул ему.

– Ужасно горе постигло многих из наших овец, Ваше Преосвященство! В руци Господа нашего отправились сотни, и сотни остались без крова.

– Всем не помочь. – сухо отозвался архиепископ.

– Но Ваше Высокопреосвященство! Было бы лучше, если бы вы обратились непосредственно к толпе прямо сейчас. Мы заготовили вам речь, для вашего удобства.

– Нет. Сейчас у меня нет на это времени, отец аббат.

– Но…

– У меня нет времени. – отрезал монсеньор Стефан. – Я должен поговорить с ней.

– Да, Ваше Преосвященство! – склонился в покорности аббат.

Через несколько минут перед архиепископом предстала старуха, в красном, в черных цветах платье.

– Ваше Преосвященство! – она наклонилась, насколько позволяла её толщина, для поцелуя рубинового перстня, при этом подобострастно, словно собака, заглядывая в глаза прелату.

– Розетта! Где он?

Старуха указала на длинный коридор.

– Там! Я поместила его туда, как вы и приказали!

– Хорошо! – архиепископ только собрался было идти, но лекарка заискивающе, но в тоже время настойчиво, так путалась у него под ногами, что монсеньор Стефан раздраженно окинул её взглядом.

– Чего тебе ещё?

– Ну, Ваше Преосвященство, всем нам следует думать о спасении души, но ведь не стоит забывать и про бренную плоть! Ваше Преосвященство!

– Тебе похоже нравиться это слово! Так произнося его вновь и вновь, ты не обретешь моего расположения, ведьма! Твоя награда, это костёр охотника на ведьм! – с этими словами архиепископ извлёк из глубоких складок своего одеяния, кошель, исходящий от которого, мог усладить слух, даже глухого. Монсеньор Стефан, не мог не отметить, каким ястребиным взором старуха–лекарка сопровождала каждое его движение. С отвращением он сунул ей кошель в ладонь.

– Благодарю, Ваше Преосвященство!

– Изыди! – отрезал архиепископ, старуха, словно ожидая этих слов, растворилась в бесчисленных коридорах гигантского храма, словно её никогда тут и не было.

Стефан прошёл по коридору и оказался в большой комнате, где на полу лежали десятки матрацев, на которых сидели и лежали люди. В основном старики. Многие, завидев архиепископа, стали неумело креститься. Монсеньор Стефан подошёл к одному из них, дремавшему на многократно штопанном матраце и стукнул его кончиком посоха. Тот резко приподнялся, и обернувшись, испуганно, и недоумённо уставился на архиепископа.

– Твоё имя, сын мой! – прокаркал прелат.

– Август, святой отец.

– Обращаясь ко мне, говори: Ваше Преосвященство!

– Виноват, Ваше Преосвященство!

– Тебе хорошо тут?

Старик поднялся на ноги, и вытянувшись, словно солдат, отчеканил.

– Да! Ваше Преосвященство!

– Где твоя воспитанница?

Август странно поглядел на архиепископа.

– Отвечай, Бог всё видит, Бог всё знает. Я – слуга Божий!

– Она ушла, Ваше Преосвященство!

– Хорошо. Оставайся здесь.

Прелат, не глядя осенил старика крестным знамением, и не дав ему поцеловать перстня на своей руке, стремительно покинул богадельню, досадуя, что ему вновь придётся пройти через толпу страждущих.

Август некоторое время тупо глядел в спину прелату, а затем опустился на свой тюфяк, раздумывая, что же это всё могло означать. Многие постояльцы, взбудораженные и потревоженные неожиданным визитом, испуганно перешёптывались, глядя на загадочного старика из Квартала Артистов, к которому приходил сам архиепископ города Мариенгофа монсеньор Стефан.

______________

* Ополченцы, собранные для тушения пожара.

** Имеется ввиду Крестьянская война в Германии, народное восстание в Центральной Европе, прежде всего, на территории Священной Римской империи в 1524– 1525 годах. Как и предшествовавшие ей Движение башмака и Гуситские войны, она состояла из массовых волнений экономического и религиозного характера, движущую силу которых составляли крестьяне, горожане и дворяне. Во время Крестьянской войны, также известной, как восстание черни, город Мариенгоф, был захвачен восставшими и подвергся разорению.

*** Смирна – это смола миррового дерева, вид благовоний, широко известный в Древнем мире и используемый в качестве бальзамирующего вещества для тел умерших. Им натирали тело человека, провожая его в последний путь.

Загрузка...