Пышная процессия приблизилась к воротам славного города Мариенгофа. На белом коне, словно легендарный Помпей*, восседал пропретор Анклава, капитан Отто, облачённый в роскошные доспехи, с пистолем на поясе и с изукрашенным золотом рукоятью палашом. На голове его был помпезный шлем с красивым султаном из белых страусиных перьев. Следом за капитаном шагали в четыре ряда сто пикинёров в железных кирасах и шлемах, вооружённые копьями.
Дальше со знаменами Ордена и Церкви двигались младшие послушники Ордена. В чёрных одеждах, звеня цепями, шли иллюсидаторы. Ну и замыкала процессию несколько кавалькада из нескольких пушек. Это всё, не считая трех десятков беснующихся фанатиков в драной одежде, распевающих гимны и псалмы. Вероятнее всего, капитан Отто ожидал, что его встретят закрытые ворота и гвардейцы на стенах с ружьями и топорами. Но, к его удивлению, ворота были распахнуты, и перед ним появился высокий мужчина с седоватыми волосами, в чёрной кирасе капитана гвардии, в шлеме с плюмажем, в коротком плаще, опоясанный саблей. С ним были два десятка рядовых гвардейцев с пиками и ружьями
– Меня зовут Александр фон Романофф, я капитан гвардии Мариенгофа, – заявил он, поклонившись. – волею обер–бургомистра Мариенгофа, я назначен капитаном городской гвардии.
– Насколько мне известно, капитаном гвардии был другой человек, – совершенно ровным тоном спросил Отто.
– Да, вы абсолютно правы, мессир, но капитан Эрик больше не может исполнять свои обязанности. Он признан недостойным своего высокого поста. Управляющая триархия ждет вас.
– И кто же они, управляющие триархии? – усмехаясь, спросил капитан Отто.
– Я, мессир, его преосвященство, архиепископ Стефан и обер–бургомистр Вольфганг Ван Хутер. Они ждут вас в дворце обер– бургомистра.
– Почему не в городской ратуше? – спросил Отто.
– Милорд обер–бургомистр болен, он не может передвигаться. Он любезно предоставил свою резиденцию для встречи.
– Хорошо, – сказал Отто. Дав отмашку, он двинулся следом за капитаном гвардии. Как только вальяжная процессия вошла в город, ловушка захлопнулась, едва последний из людей Отто прошёл через ворота.
***
Накануне ночью
Высокая фигура архиепископа в ночи была похожа на жуткое привидение, вырвавшееся из глубин ада. Тощий ветхий старик в кровавого цвета мантии и тиаре на голове. Он шёл уже с трудом, переставляя свои высохшие от возраста ноги и опираясь о княжеский посох. Высокие широкоплечие гвардейцы в кирасах и с алебардами в руках любезно расступились, пропуская его внутрь каменного каземата, служившего главной городской тюрьмой Мариенгофа. Архиепископ шёл небыстро, глубоко и тяжело дыша, воздух тут был очень влажным и спёртым. Можно было только почувствовать несчастным узникам, которым не посчастливилось оказаться внутри этой тюрьмы, одного только слова про которую было достаточно, чтобы даже самый последний негодяй и мерзавец трижды подумал, прежде чем совершить нечто противозаконное. Старик–архиепископ в окружении гвардейцев, которые уже давно служили ему, а не какому– то там капитану гвардии или уж тем более тупице обер–бургомистру, прочно стоявшему в могиле, словно крест, но только почему–то всё ещё двигающемуся и пытающемуся руководить городом, власть которому никогда и не принадлежала.
Архиепископ спустился на самый нижний уровень тюрьмы, где держали еретиков и преступников. Здесь никогда не было света. Узники должны были находиться в кромешной тьме. Таким образом сламливали их волю, а также показывали, что бывает, если отвернуться от света Господа. Факелы разорвали полуночный мрак, показав длинный коридор с нависающим потолком, бегающими где–то под ногами крысами и омерзительным тухлым запахом. Справа и слева находились низкие, настолько низкие, что даже не высохнуть человеку пришлось бы согнуться чуть не вдвое, чтобы управлять в них двери, облитые железом, закрытые огромными засовами. За каждым из них находилась крошечная камера без окон. Только одно единственное отверстие воздуховода было в потолке, но настолько малое, что туда только крыса и могла пролезть. Некоторые камеры были обиты металлом, который якобы должен был блокировать колдовские силы. Здесь держали самых ужасных преступников, еретиков, колдунов, ведьм и ужасную нечисть, если в её содержании была необходимость.
Архиепископ шагал мимо дверей, за которыми находились обречённые. Он двигался в самый конец, к последней двери, находящейся в торце коридора. Он приблизился к ней, протянув свою руку с тощими сморщенными пальцами, коснулся холодного металла.
– Открывайте! – приказал он.
– Монсеньор! – негромким голосом сказал заспанный стражник, звеня ключами. – Стоит ли открывать её? Вы знаете, что находится там.
– Открывай! – сухо повторил архиепископ, пристукнув княжеским посохом по каменному полу.
– Ваше преосвященство, – поклонился стражник, передав факел своему помощнику, он дрожащими руками стал искать ключи. Это ему удалось далеко не сразу. Архиепископ смотрел на него из–под кустистых правей своими злыми глазами, и его взор становился все холоднее с каждой секундой. Наконец, нужный ключ нашелся. Протянув руку вперед, стражник вставил ключ в замочную скважину и четырежды повернул его. Где–то в глубине двери щелкали потайные механизмы.
– Будьте осторожны, милорд, даже в этом состоянии эта тварь ужасно опасна, – прошептал он, и толкнув дверь, моментально отпрянул назад, словно за ней ждал разъяренный медведь.
Архиепископ же напротив сохранял стоическое спокойствие.
– Дайте мне факел, – потребовал он, протягивая княжеский посох стражнику.
– Вы уверены, мессир?
– Молчать! – прошипел архиепископ. Тяжело вздохнув, стражник принял посох и передал архиепископу факел, и фигура прелата, склонившись, прошла во мрачный каземат.
– Не ходите за мной, я желаю поговорить с ним наедине, – приказал Князь Церкви.
– Да, милорд, – с некоторым облегчением в голосе ответил стражник, – как пожелаете.
Монсеньор Стефан поднял факел высоко над головой, настолько, насколько позволяли его испорченные артритом суставы. Эта камера была просто королевскими покоями по сравнению с предыдущими, ибо имела просто огромные размеры. И сразу четыре больших, но перекрытых железными решетками окна. В центре её на полу лежал совершенно измождённый человек, опутанный цепями. Архиепископ сделал несколько шагов вперёд. Он опустил факел и указал им на человека. Тот даже не пошевелился, на первый взгляд казалось, что он совершенно мёртв. Во многих местах его одежда прохудилась настолько, что была видна бледная, как у мертвеца, плоть. Прелат хмыкнул. Он поднёс указательный палец ко рту и погрузил его туда, затем впился зубами в кожу. Поморщившись от боли, он ощутил во рту металлический привкус, а затем, вытянув руку вперёд, надавил изо всех сил другим пальцем указательный палец и капля крови упала на пол. Этого было достаточно, чтобы лежащее перед ним существо резко встрепенулось.
– Сколько лет ты томишься здесь? – спросил архиепископ, ухмыляясь и глядя на человека, который медленно стал подниматься с пола. Тот сделал движение вперед, к капле крови, лежащей на пыльном полу у края мантии архиепископа, но цепи крепко держали его.
– Вампиры весьма могущественны, – словно бы разговаривая сам с собой, мечтательным голосом произнёс архиепископ. – Но в то же время у них есть одна очень большая слабость – это кровь. Лиши вампира крови, он не умрёт, ибо есть нежить по натуре своей, но ослабнет и превратится лишь в высохшую оболочку. В таком состоянии он может быть протянет годы, десятилетия и даже целые века, но тем не менее ему всё же нужно питаться. Это ожидание может быть невероятно мучительным. Я даже представить не могу, что испытывает такое существо, под влиянием жажды, усиливающейся с каждой минутой. В то же время стоит дать лишь немного крови ему, и он возродится, словно феникс, из пепла. – прелат– еретик посмотрел на лежащего у его ног вампира.
– Итак, друг мой, – сказал он. – У меня есть для тебя одна работенка. Нужно устранить кучку идиотов, что стоят у меня на пути. И для этого мне пригодишься как раз ты. Они твои злейшие враги. Они схватили тебя и бросили сюда, в эту мрачную, лишенную даже лунного света камеру. Они морили тебя голодом в течение многих лет, уничтожь же их, и твоя месть свершится. – архиепископ отступил назад. – я освобожу тебя. В обмен на это ты должен будешь служить и беспрекословно подчиняться всем моим приказам, – произнес он. Затем архиепископ полез за пазуху и извлек оттуда ключ, после чего опустился, с трудом, на одно колено, и принялся размыкать замки. Вампир лежал неподвижно и не шевелясь. Ровно двенадцать замков сковывали его. Прелат– отступник по очереди и с большим трудом, ибо ему было тяжело опускаться и подниматься на колено каждый раз из– за возраста и болезней, отомкнул все замки, а потом, наклонившись к лежащему на полу узнику, сказал, – я дам тебе немного крови, чтобы ты пришел в силу. – после чего ренегат покинул камеру.
– Кажется, он околел, – сказал монсеньер Стефан, обращаясь к одному из стражников. Тот переглянулся с двумя своими коллегами.
– Быть не может, – пробормотал стражник. Он кое– что понимал в сверхъестественных существах. – Вампиры, милорд, весьма обманчивы, они мертвы по своей природе, я слышал, что вампир может лет сто без еды проваляться, хотя при этом высохнет.
– Я знаю, оборвал его архиепископ, – но тем не менее, я видел, он мертв. Войдите туда. – стражники переглянулись. – Ну чего вы боитесь! Он закован двенадцатью стальными цепями, их даже принцу вампиров не порвать, ибо они защищены тайным заклятием, даже Дракула бы их не порвал.
Стражники, переглядываясь, осторожно вошли внутрь, под зловещим взором архиетеритка, держащего в своей тощей руке факел.
– Позвольте, я возьму это, – сказал облаченный в мантию предатель, отобрав у одного из стражников свой княжеский посох. – Заходите, – учтиво произнёс он и трое стражников скрылись в темноте, тогда архиепископ с проворством, недоступным на первый взгляд человеку его возраста, захлопнул дверь и быстро запер её на ключ.
– Монсеньор, что происходит? – раздались внутри испуганные голоса.
– Ничего не происходит, идиоты, – прошипел еретик. – Просто мне нужен слуга, достаточно сильный, чтобы избавиться от моих врагов, но он слишком слаб, пока. К счастью, ему хватит вашей скудной крови, чтобы напитаться. – в камере раздались вопли и крики. – Он не так уж и слаб за двадцать после двадцати лет заточения и отсутствия кормёжки, – усмехнувшись, произнёс монсеньер Стефан. Наконец, крики и шум внутри затихли. Прелат осторожно отомкнул дверь. На пороге стоял мужчина с бледной кожей. Его лицо было испачкано чем– то красным, хотя в темноте это разглядеть было сложно. Архиепископ не стал заглядывать в камеру, хотя предполагал, что он там увидит. Монсеньор Стефан снял с себя княжескую мантию и бросил узнику.
– Нам нужно убираться отсюда, – сказал он. – К счастью, из цитадели ведут подземные хода, о которых знают немногие. Мы сможем перейти по ним прямо в мое поместье. Пошевеливайся. Мне не доставляет удовольствия находиться здесь. – С этими словами сия странная пара состоящая из сгорбленного старика, опирающегося на посох, и идущего за ним тенью человека с длинными волосами, закутанного в княжескую красную мантию, двинулась по мрачным подземельям. И вскоре этот коридор снова погрузился в непроглядную тьму, оставив несчастных узников, сидящих в камерах наедине со своими страхами.
***
Дворец обер–бургомистра поражал своими размерами и красотой даже обитателей Центрального квартала, самого богатого и роскошного в славном городе Мариенгофе, где жили влиятельнейшие и богатейшие его граждане. Это прекрасное двухэтажное здание из чисто белого камня, под зелёной черепичной крышей, с красивыми ангелочками и атлантами, украшавшими его, масками дев и грозно рыкающими львами по бокам каменного крыльца, окнами, выложенными разноцветным стеклом. И это только снаружи. Дворец окружала металлическая кованая ограда, которую создали в свое время лучшие кузнецы Мариенгофа. Витиеватые полоски металла, красивые виноградные гроздья и листья чудных деревьев, настоящее произведение искусства, стоившее баснословных денег. Капитан охотников на ведьм Отто в сопровождении двух вооружённых до зубов телохранителей, был в числе многих приглашённых на этот ужин обер–бургомистром города Мариенгофа Вольфгангом Ван Хутером.
Капитан приблизился к огромным дверям из красного дерева, обитых снаружи железом, где его ждали облачённые в золотые ливреи слуги. Капитан– охотник на ведьм облачился для парадного ужина в чёрную наполированную кирасу, длинный плащ, подбитый горностаем и высокие сапоги. За пояс он заткнул пару пистолетов с рукоятями, охваченными серебром, и опоясался мечом искусной работы. Минуя гостиную, он вошёл в центральный зал, сопровождаемый слугами.
Это было настоящее невообразимое пиршество. Здесь его ждало невероятное зрелище. Паркет, начищенный до блеска и натертый воском, так что, глядя в него, можно было бриться. Сотни зеркал вдоль стен, в которых отражалась освещённая, ярче, чем это может сделать даже полуденное Солнце, комната. Тысячи свечей, с которых слуги ежечасно снимали нагар, горело здесь, освещая и согревая комнату. Пылали камины по бокам зала. Вдоль стен стояла пара неимоверно длинных столов, застеленных белыми скатертями. Чего на них там только не было. Золотые и серебряные блюда, заваленные яствами со всех концов известного мира. Золотые подсвечники с свечами из белого воска, тающего словно сахар. Потоком лились драгоценные тончайшие вина, таял на льду щербет.
Перпендикулярно этим двум столам, на фоне грандиозной мозаики с изображением греческих атлетов и полуобнаженных дев, восседал в роскошном одеянии обер–бургомистр с бледным, и немного синюшным лицом, хотя и чисто выбритый. Он неимоверно похудел и был похож на живого мертвеца. Его пальцы беспрестанно шевелились, сверкая драгоценными камнями, вставленными в кольца. Чёрно–красный бархат оттенял белизну его кожи, а глаза обер–бургомистра постоянно блуждали.
Справа от него восседал облачённый во всё красное архиепископ в кардинальской тиаре. Он, казалось, был похож на статую ветхозаветного пророка, сложивший свои руки на животе и глядящего на множество богатых и влиятельных гостей. Слева от обер–бургомистра расположился чудовищных размеров толстяк с десятью подбородками, крошечными поросячьими глазками и постоянно красным потеющим лицом. Он кушал пирог с голубями, даже не дожидаясь официального начала трапезы.
Бесчисленные слуги и лакеи мелькали туда–сюда, расставляя блюда и усаживая дорогих гостей на стулья из резного дерева, обитые красным и зелёным бархатом. Капитана Отто усадили за президиум рядом с архиепископом, что было достаточно символично. Капитан не предполагал, что его встретятся с простёртыми объятиями, и будут оказывать всяческое содействие. Он уже успел днём посетить городскую тюрьму, где ему показались содержащихся и ждущих обвинений и праведного суда еретиков, а также сгоревшую площадь квартала артистов, богадельню и другие примечательные места города. Нигде не было ни единого следа скверны или разложения.
Всё обстояло крайне благочинно и даже, можно сказать, пиетично. Это несколько пугало капитана, и он постоянно оставался начеку. Казалось, словно в городе происходил какой– то дьявольский маскарад, но стоило протянуть руку и отдёрнуть занавес, как за ним обнаружились бы чертоги ада. Так или иначе, капитан решил не отказывать себе в удовольствии и всё– таки посетить званый ужин обер–бургомистра, а заодно всё как следует разузнать. На зеркальном паркете в центре зала кружились переодетые танцовщицы и танцоры, факиры выдыхали огонь, оркестр музыкантов играл прекрасные мелодии, поэты декламировали свежесочинённые стихи, фонтаны из белого мрамора били пенными игристыми винами. Позади от президиума, в левом углу расположился целый сад из роскошных цветов. По приказу обер–бургомистра за городом срезали дёрн со свежей травой и разложили его прямо на полу, а затем собрали целый сад из выкопанных деревьев и кустарников. В этом импровизированном саду, на траве лежали два леопарда – один белый, другой же чёрный, как смоль. Обезьянки, сидящие на ветках в золотых ошейниках, что–то пищали и кувыркались. Выше них, на самой вершине этого искусственно созданного сада, сидели разнообразные птицы, привезённые из нового света. В импровизированном пруду расположилась большая змея, привезённая из Южной Америки. Напротив, в другом углу, семь изящных арфисток играли на своих золотых арфах, что делало сей званый ужин похожим на древнегреческие и древнеримские пиршества.
Когда часы пробили полночь, а все гости, рассевшиеся за столами, были уже сыты и пьяны, а также вдоволь насмотрелись на прекрасных танцовщиц, танцоров и разные диковинки, и чудеса, которыми обер–бургомистр наполнил парадный зал своего дворца, в комнату внесли торт, главное чудо этого ужина – двенадцать дюжих атлетов в одних лишь набедренных повязках и золотых масках с телами греческих богов, намазанные желтоватым маслом, от которого они блестели и переливались, несли блюдо, достаточных размеров, чтобы поставить на него карету. На этом блюде аж в семь ярусов высоту возвышался громадный торт. Даже страшно представить, сколько муки, яиц, сливок, молока, масла, цукатов, вафлей, орехов и сахару ушло на то, чтобы его изготовить.
Это было настоящее восьмое чудо света, такое, что все гости разом смолкли, а музыканты даже перестали играть. Никто не остался равнодушен, даже те, что терпеть не могли сладкое. Особенно толстый главный булочник Марингофа, сидящий слева от обер–бургомистра благородный мастер Ван Дейм, который уже успел слопать столько блюд, что можно было бы накормить целый пансион бедных людей. Все устремили свои взоры на торт. Белый, словно облако, крем, сбитый с вином из самых лучших сливок. Розочки из красного крема, цукаты, сусальное золото, множество пампушек и всевозможных украшений. Вот каков был этот торт. От него исходил невероятный аромат, перекрывший разом все запахи предыдущих ему разнообразных кушаний. Этот торт затмил в своём воображении всё, что раньше когда–либо ели почтенные гости. Атлеты поставили блюдо на пол и раскланявшись покинули зал под шутки и аплодисменты гостей.
– Давайте– же скорее пробовать его, – буквально простонал толстый булочник, пожирая великолепный торт глазами.
Вольфганг Ван Хутер, обер–бургомистр славного города Мариенгофа, хотел было что– то сказать и даже сделал движение вперёд, порываясь подняться, но архиепископ монсеньер Стефан опередил его. Поднявшись со своего места, он взял в одну руку кубок, наполненный вином, в другую нож и несколько раз отчетливо постучал ножом по краю кубка, призывая к тишине. Дождавшись, пока шум разговоров, смех, музыка и шепотки закончатся, оставшись в полной тишине архиепископа наконец обратился к присутствующим.
– Дорогие друзья! – начал он, капитан Отто, несмотря на то, что пропустил уже несколько бокалов вина, заметил, что голос архиепископа был не дряхлым, не надтреснутым, как и положено глубокому старцу, а сильным и молодым. Да и сама фигура прелата изменилась, словно это был молодой и крепкий человек, с широко расплавленный плечами, не знавший ни немощи, ни болезней. – дорогие друзья, – произнёс Князь Церкви, обращаясь к гостям совсем не типичным для себя образом, – я очень рад, что вы собрались сегодня на этот прекрасный званый ужин, устроенным нашим дорогим обер– бургомистром Вольфгангом Ван Хутером. Да правит он долго.
«Да правит он долго» – раздались многочисленные голоса. Архиепископ вновь поднял руку, призывая к тишине.
– Многие годы мы с вами жили в добром соседстве, делили невзгоды и радости, печали и достижения. В последнее время наш славный город оказался под тенью зла. Таинственный Балаган Дьявола, артисты, несущие разврат, ведьмы и чудовище, прячущееся глубоко под городом. Но всё это уже в прошлом, ибо какие испытания не подготовила бы нам судьба мы, благодаря нашим общим усилиям, благодаря друг другу, поддержке, взаимоуважении и, самое главное, желанию мирно сосуществовать и развиваться на пользу общего дела сможем их преодолеть. К сожалению, тучи сгустились над нами, но разве стоит нам волноваться из– за этого? Посмотрите на себя. Вы окружены золотом. Едите с золота, пьёте роскошное вино, о котором простые мира сего не смеют даже помыслить. Вы спите в постели из шелка и бархата. Можете позволить себе любой каприз. Его последние слова утонули в выкриках одобрений, одиноких хлопках.
– Разве стоит беспокоиться о тех, кто окружает нас, о всей этой черни? – архиепископ повернул голову в сторону и краем глаза посмотрел на непроницаемое лицо капитана– охотника на ведьм. – Выпьем! – неожиданно произнёс монсеньер Стефан. В этот самый момент в зал вошли несколько слуг, таща здоровенный бочонок.
– В этой бочке находится особое вино. Ему четыреста лет. Такого вина вы еще никогда не пробовали, – ухмыляясь, произнес архиепископ. Слуги поставили бочку на пол. Прекрасная танцовщица с серебряным топориком в руке приблизилась и одним ударом пробила отверстия в ней. Следом в зал вошли ещё четверо слуг, неся большие серебряные подносы, на каждом из которых стояли кубки общим количеством, равным количеству костей. Танцовщица взяла в руку черпак и, погружая его в ярко– красное вино, наполняла каждый кубок, а коленопреклоненные слуги разносили эти кубки гостям. В конце концов, каждый гость держал этот кубок в руке.
– За наш славный и великий город, и за наше общее счастливое будущее! – произнёс архиепископ и одним уверенным движением осушил кубок, а затем поставил его вверх дном на скатерть.
– За Мариенгоф до капли! – повторил обер–бургомистр и сделал то же самое.
– За нас! – сказал главный булочник Ван Дейм, опрокинув небрежно кубок себе в рот.
Капитан Отто осторожно пригубил вино. Не распознав в нем никакого яда или прочего зелья, он сделал пару глотков и поставил кубок на стол. Остальные гости быстро осушали кубки, восхищаясь послевкусием букетом и ароматом этого чудесного напитка. Но неожиданно капитан заметил, как один из гостей грузно опустился на свой стул. Он явно засыпал. Возможно, это было последствие возлияния за вечер, но мигом позже гости один за другим стали буквально валиться с ног. Некоторые рухнули лицо в тарелку, другие просто упали на пол. Капитан повернулся на каблуках он увидел толстяка – главного булочника, во всю храпящего на своём месте, затем он увидел, как медленно оседает в своём кресле.
– Это не яд. – равнодушно произнёс архиепископ. Капитан потянулся к рукояти пистолета, но его повело он грузно навалился на стол.
– Предатель! – прошептал он.
– Неважно! – ответил архиепископ. – В конце концов, я стану Папой Римским и тогда ты, и подобные тебе мрази вынуждены будут мне подчиняться.
– Взять их! – крикнул он. Неожиданно торт взорвался. Вверх взвились клочья белого крема, куски бисквита и нежные начинки из малинового варенья. Архиепископ укрылся от этого ливня своей мантией. Сняв с плеча указательным пальцем немного крема, он засунул его в рот и, облизав, доложил.
– Неплохо, хотя, по–моему, слишком сладко.
В центре изуродованного торта появилась могучая фигура. Капитан– охотник повернулся и уставился на неё, чувствуя сильное головокружение. Дрожащей рукой он извлёк пистолет, нацелился и выстрелил. Попал он или нет, капитан так и не понял, но он услышал, как испуганно запищали и зарычали зверей, и даже змея решил скорее убраться. Вампир, перешагивая через развалины торта, вышел вперед, расправляя свои плечи.
– Они твои, – сказал архиепископ, – все они. Наслаждайся. Затем он, стремительно подобрав одежды, двинулся к выходу. Слуги и танцовщицы стали снимать свои маски, демонстрируя бледные лица с неестественно красными глазами. Многие из них открывали рты, в которых блестели белые зубы.
Архиепископ вышел из зала, проходя мимо слуг. Вампир поразил его. Всего за день он обратил всех слуг обер– бургомистра в упырей – своих марионеток, жаждущих крови. Когда архиепископ вышел на улицу, там его ждал уже капитан городской гвардии Александр Романофф и сотня гвардейцев вору, держащих в руках факелы.
– Зажигайте, – приказал он. Капитан кивнул головой и дал отмашку. Гвардейцы двинулись вперёд. Окна витражей из разноцветного стекла разлетались на куски, когда в них полетели горящее факелы. Вскоре внутри здания стал разгораться пожар.
– Вот, собственно, и всё, – тихо произнёс архиепископ. Затем он мелко рассмеялся, расправляя свою испачканную в вине о ошмётках торта мантию. – Теперь осталось только разобраться с войском, что привёл с собой этот болван. К счастью, ему не хватило ума привести их с собой на ужин. Впрочем, теперь, за неимением командира, они будут подчинятся мне. Вот и всё, – добавил он, обращаясь к кому–то видимому только ему, – твоё желание исполнено, теперь твой черёд исполнить моё.
________________
* Гней Помпей Великий – древнеримский государственный деятель и полководец, консул Римской республики 70, 55 и 52 годов до н. э., командующий лояльными сенату войсками в гражданской войне 49– 45 годов до н. э. В 60 году до н. э. Помпей вместе с Марком Лицинием Крассом и Гаем Юлием Цезарем организовал первый триумвират – неформальное объединение трёх ведущих политиков, оказывавшее решающее влияние на римскую политику в течение нескольких лет. Распад триумвирата и сближение Помпея с сенаторами, настроенными против Цезаря, привели к началу новой гражданской войны. После поражения в битве при Фарсале Гней бежал в Египет, где был убит. Чрезвычайно известный при жизни, Помпей стал впоследствии восприниматься лишь как неудачливый противник победившего его Цезаря.