Баллада об ушедших на задание. Дот

9

- Это он, - сказал капитан Сад.

- Пожалуй, - согласился Малахов. - Но мы должны это знать точно.

Они лежали в призрачной тени ивняка на краю двухметрового песчаного обрыва. Перед ними было озеро, такое же гладкое и белое, как небо, а на том берегу, почти напротив, стоял замок.

Если считать по прямой, до замка оставалось не меньше полутора километров, хотя и казалось, что он вовсе рядом: озеро скрадывало расстояние. Замок стоял посреди долины; он был аккуратненький и светлый, крытый красной черепицей, и даже башня из дикого камня смотрелась весело.

Где-то близко были горы, но сейчас их скрывала сверкающая белая стена раскаленного неба, а сюда докатывалась только слабая волна пологих холмов. Да и те вдруг расступались, словно напоровшись на волнорез. Холмы разлетались в стороны, будто крылья, и неприметно сходили на нет.

- Все ничего, только… голо очень, - сказал капитан Сад, силясь вспомнить, откуда глубокая царапина на кожухе его «цейса»; заклеить бы надо, больно хороший бинокль.

- Думаете, не подступимся?

- Почему же. Только зубов нам наломают - это факт.

- Будет жаль, если мы ошиблись.

- Да. Но я уверен.

- Собственно говоря, для уверенности оснований не густо. Одна антенна. Вполне может оказаться какая-нибудь заурядная фашистская радиостанция. - Малахов, даже не глядя на капитана, почувствовал внутреннее движение в нем, усмешку, что ли. - Я чего-то не вижу, Володя? Если не секрет v- подскажите.

- Ландшафт…

- Ландшафт?… Вы имеете в виду этот прелестный луг?

- Там, где он был прелестным, - свежая порубка. Чтобы обеспечить сектор обстрела.

- Ловко.

Капитан Сад понял, что это похвала его глазу, и пренебрежительно хмыкнул в ответ, хотя в душе был польщен. А вообще-то хвалить было не за что, дело обычное, как говорится: этот хлеб едим. С лета сорок первого года, день за днем, по многу часов подряд он изучал немецкие позиции; сотни их прошли перед ним; и такие «технические детали», как секторы обстрела, он регистрировал уже автоматически, почти без напряжения мысли: просто констатировал очевидный факт - и только.

Кстати, психологию немцев, их привычки, регламент, - не говоря уже о тонкостях и вариациях их фортификационного искусства, - капитан Сад знал, наверное, лучше, чем свое российское, которое было под боком, привычное и незаметное для глаза, как родная улица. Свое было частью его жизни, и потому предполагалось, что уж это он знает тем более. Но свое он не изучал, над своим не думал ночами, не искал в нем закономерности, слабые точки и болевые узлы. Оно ему не нужно было. Свое изучают, чтобы совершенствовать и строить. А капитан Сад изучал, чтобы вернее уничтожать. Такая у него была работа.

Малахову замок очень понравился, хотя в бинокль он был не так пригож. Собственно говоря, это был вовсе никакой не замок, а шляхетская усадьба с многочисленными службами и двухэтажным особняком. «Псевдоклассический ампир», - с удовольствием - не все вытравила из него война! - определил Алексей Иннокентьевич. Но башня была настоящая, из дикого камня, не испорченная зубцами и балкончиками. Ее чистый контур аккумулировал в себе столько истинно замковой величавости и гордыни, что ее с избытком хватало на весь ансамбль. Башня объединяла и облагораживала его.

Службы, флигеля и конюшни разглядеть было непросто даже в бинокль: их почти закрывала высокая стена из того же камня. Стена была, очевидно, декоративная, но тем не менее, даже имея сорокапятку, здесь пришлось бы повозиться. Службы стояли серые, с замшелыми крышами; только панский дом был подремонтирован недавно.

В замке не было видно ни души. Может быть, он не привлек бы внимания разведчиков, если бы не антенна на башне. Вблизи она наверняка была незаметна, но с этого высокого берега да еще в бинокль смотрелась неплохо. Прекрасная современная антенна, явно не кустарная.

- Как бы там ни было, - сказал Малахов, - срок истекает завтра. Так что этот замок - наш последний шанс.

- Вы говорите «замок»? - капитан Сад удивился, - Вот уж не думал, что они такие. Я всегда, знаете, какими их представлял?…

И капитан Сад, ощущая нехватку слов, попытался передать образ руками, но тут же себя остановил: когда-то его учили, что это неприлично, он все перезабыл давно, однако при Малахове старался держаться «хорошего тона», хотя бы в своем собственном понимании его.

- Мы и до тех еще доберемся, Володя, - сказал Алексей Иннокентьевич.

- Вы их видели в натуре?

Это сорвалось у капитана непроизвольно, без всякой связи с тем, что он до сих пор думал о Малахове. Как бы озарение, перекинувшее мост через пустоту: он ведь ничего не знал о прошлом Алексея Иннокентьевича, а если и задумывался, представления были основаны на собственном жизненном опыте, ну еще и тех немногих людей, которых капитан Сад успел близко узнать Но слово «замок» дало неожиданный поворот мысли, о Малахове вдруг подумалось иначе, он спросил… и понял, что не должен был задавать такой вопрос, что лучше б ему поменьше знать об Алексее Иннокентьевиче… Тот повернулся к капитану, и по выражению его глаз можно было понять, что он тоже так думает.

- Видел, - чуть помедлив, спокойно ответил Малахов.

И они снова стали наблюдать замок.

- Не нравится мне эта штука, - шептал одними губами капитан Сад, - ох как не нравится… нехорошее место… - и еще всякие слова в том же духе. Такая расплывчатость, неопределенность формулировок не была ему свойственна. Но если бы сейчас даже сам начштаба дивизии потребовал от него конкретности - и то капитан толком вряд ли смог бы объяснить, в чем дело, откуда это настроение. А для себя самого он не стал в этом разбираться. Подумал только, что, будь его воля, обошел бы это место стороной. Почему? А почему так бывает, что идет человек по дороге и вдруг чувствует: надо свернуть. Немедленно! Сию минуту!… Он еще колеблется какое-то время, не понимает, откуда это чувство и что его так тяготит - и тут его сбивает автомобиль…

Но капитан Сад не имел права свернуть, да и не хотел сворачивать. От старых солдат он слышал о предчувствиях, знал, что так бывает, но ему до сих пор это ощущение было незнакомо, никогда еще не испытано. Он с любопытством прислушивался к себе, но не более того. Ведь он пришел выручить ребят. И у него было задание. Все, что ему оставалось, это наблюдать, как надвигается неотвратимость в образе игрушечного, залитого солнцем замка…

А Малахов думал о лежащем рядом с ним на песке капитане. Таком деловитом и уверенном специалисте войны. В свои двадцать два года капитан Сад знал о войне все, потому что был ее продуктом, ее кровным детищем. Она научила его думать и смотреть. Она научила его жить. Все через призму войны… Сколько их - таких - встречал Малахов, но только сейчас подумал, каково им придется, когда война закончится и все закрутится по иным - чуждым для них, трудным для них - законам…

Тут к ним подполз радист Сашка. Природа, как говорится, не пожалела на него материала. Метр девяносто семь рост, и плечи по мерке, попробуй сумей эдакую глыбу незаметно провести через линию фронта, но с ним любили ходить в поиск: рацию и батареи он всегда таскал сам, без помощи и без подмены, и автомат свой никому не доверял, а если требовалось вынести «языка» - и здесь Сашке равных не было. При этом он не кичился своей силой и нрава был легкого. Не мудрено поэтому, что хотя в разведроте он был недавно, но успел стать ее любимцем, да и в штабе дивизии тоже. А эта счастливая судьба, как известно, в первую очередь калечит характер. Вот и сейчас он позволил себе вольность, которая никому другому и в голову бы не пришла.

- Товарищ капитан, - зашептал он, - дозвольте окунуться.

Капитан Сад глянул через плечо. По совсем еще детскому Сашкиному лицу пролетали тенями, немыслимо сочетаясь, лукавство, и робость, и надежда, чуть ли не каприз…

- Нет, - спокойно сказал капитан Сад.

- Ну товарищ же капитан! Тут омуток аккуратный. И деревья к самой воде…

- Я сказал.

Занятый собой, своим нехитрым внутренним миром и своими реакциями на такой красочный для него каждодневный калейдоскоп, Сашка не замечал нюансов в поведении окружающих. Он знал, что все его любят, и это трансформировалось в уверенность, что за любую шалость он будет прощен и, следовательно, ему в общем-то все позволено.

- Ведь мочи нет - жарко.

Капитан Сад нехотя перекатился на спину, ощутив на мгновение горячее прикосновение песка, и сел.

- Вот что, Саша, вернемся - в первый же день отчислю в пехоту. Ясно?

Капитан не грозил - за ним это не водилось, и его ровный тон ввел Сашку в заблуждение. Словно котенок, принимающий легкий шлепок за приглашение к игре, он не придал значения смыслу слов, он к ним даже не прислушался. Куда важнее было то, что не прогнали сразу, что разговаривают; наконец - чем черт не шутит! - что вдруг и впрямь удастся выклянчить разрешение хоть на несколько минут заползти в воду…

Но тут их взгляды встретились - и Сашка замер. Что затем произошло - он так и не понял, и позже не смог бы объяснить тоже, только его вдруг охватил ужас. Капитан глядел на него совсем не страшно, даже вроде бы с жалостью, но что-то было и в лице капитана, и в его глазах, а может, оно передавалось как-то иначе, прямо из души в душу, но у Сашки внутри все заледенело, он побелел, стал пятиться, пятиться на четвереньках, уперся в толстую ветвь и совался в нее раз за разом, как муха в стекло, и не мог обернуться, словно не в силах отклеить взгляд от лица командира…

А мистики здесь не было никакой. Просто капитан все еще находился во власти навеянных замком предчувствий; он один пока догадывался, чего вся эта операция будет стоить. Замок стал призмой, через которую он видел все предметы, и потому, пригрозив Сашке отчислением в пехоту, капитан вдруг подумал: если так повезет, что ты вернешься. И тотчас же мысль (это с ним было впервые) воплотилась в образ. Он видел перед собой Сашку свернувшимся в клубок, но тот не спал, он был убит, только сразу невозможно было разобрать, куда в него попало. Этот образ был необыкновенно реален, он вытеснил настоящего Сашку, и хотя реакция у капитана была хорошая - он тут же спохватился и. усилием воли попытался разбить навязчивый образ - это ничего не дало.

- Что это с ним такое? - раздался рядом голос Алексея Иннокентьевича.

Капитан отозвался не сразу. Вытер пилоткой мокрое от пота лицо; вздохнул: чего уж там, ладно… потом добавил: насмотрелись вроде бы, пора идти. Да так и не оглянувшись больше на замок, сполз по песку вперед ногами в кусты.

Они спустились в сырую ложбину, прошли по дну ее до первых деревьев, и Малахов поблагодарил судьбу, глядя, как насторожен и чуток капитан Сад, как он автомат держит, в любое мгновение готовый стрелять. С таким не пропадешь, не загубишь все дело из-за ерундовой оплошности.

Разведчики спали в тени старого бука. Распаренные, осунувшиеся от изнурительных переходов: за эту неделю километров триста нашагали. Спали без сапог. Аккуратно разложенные портянки белели на жухлой траве. Вопиющее нарушение маскировки, но капитан Сад вопреки своему обыкновению даже не укорил дневальных.

- Подъем, - сказал он и потер колючий подбородок.