Баллада об ушедших на задание. Дот

14

Сашка так и не смог связаться с дивизией.

За семь дней, пока добирались сюда, группа ни разу не вышла в эфир. Сейчас никто из своих не знал, где они, и если им случится вступить в бой и погибнуть, об этом не узнает никто.

- Далеко они, - жаловался Сашка, - вот поближе б им надвинуться хоть на сотню километров…

Теперь он рвался в эфир, не таясь от радиоперехватчиков Хальдорфа, но дивизия их не слышала. И никто им не мог помочь. Потому что вместе с рассветом наступил тот самый день, когда им с Хальдорфом было не разминуться.

На рассвете Малахов сказал:

- Я схожу в замок.

Капитан Сад ответил не сразу. Он смотрел, как туман катит клубами вдоль леса, как над серой пеленой деревьев покачивается, немыслимо раздуваясь, белый огненный шар.

- Надо полагать, это тот самый случай?

Малахов кивнул.

- Я не могу вам приказывать, Алексей Иннокентьевич, но лучше б вы этого не делали.

- У нас выхода нет, Володя. Мы себя чем-то обнаружили. И теперь наша единственная надежда - это держать Хальдорфа в страхе. Ведь он не знает, сколько нас. Может быть, горстка, а может, и целый батальон поблизости сброшен. Если мы затаимся и не будем хотя бы пищать, он догадается, как мы слабы: это же элементарно. Значит, мы должны напоминать о себе, шпынять его. Мы должны быть нахальными.

Он решил отправиться в замок в открытую. В форме пехотного обер-лейтенанта. Захватив с собой Райнера. Документы у Алексея Иннокентьевича были в порядке, никакой липы. Но он не обольщался, что его примут за своего. Райнер, конечно же, шепнет кому следует, что это русский переводчик. Пусть! Вчера вечером они не взяли Ярину, какой-то переводчик им тоже ни к чему. Если принимать во внимание высокий класс Хальдорфа, все обойдется взаимной игрой, псевдоделовыми разговорами, после чего Малахова отпустят, чтобы не показать своей осведомленности, чтобы подтолкнуть разведчиков к более решительным и открытым действиям.

Ну а если они все-таки Малахова под каким-либо предлогом задержат, даже схватят - тоже не беда. Свои рядом, доберутся до Хальдорфа, выручат. А уж он-то постарается дезинформировать барона, толкнуть его на неверный шаг… Во всяком случае, для огневой мощи группы потеря невелика, а психологический выигрыш в любом варианте очевиден.

- Ладно, - сказал капитан Сад. - Тогда с вами пойдет и Сережа. Для моего спокойствия. Это, считайте, взвод охраны.

- Боюсь, что взвода там может оказаться недостаточно, - улыбнулся Алексей Иннокентьевич.

- Тогда считайте, что с вами рота, - серьезно сказал капитан Сад.

Их впустили в замок через железную калитку, и Малахову горло перехватил спазм, когда он увидел, сколько там солдат.

- Мне нужна помощь, - сказал он дежурному офицеру - У моего «оппеля» полетел цилиндр На этих русских дорогах, будь они прокляты, все буквально горит.

- Это далеко?

- Да нет же, и трех километров не наберется. Мы только переехали мост - знаете, где дорога сразу влево поворачивает, и там стали.

- Черт побери, - поморщился немец; он держался с Малаховым свободно, поскольку тоже был в чине обер-лейтенанта. - Не знаю, что и сказать. Время уж больно неудачное. Все люди заняты.

- Эвакуируетесь?

- Вы же видите. Сразу после обеда и выступаем.

- Неужели русские и на нашем участке пошли?

- А вы сомневались?

- Всегда надеешься, что беда постучит в ворота соседа.

- Тоже верно, - примирительно согласился дежурный. Он все морщился и постукивал указательным пальцем по нижней губе, видать, привычка была такая. - Что с вами делать - ума не приложу… Может, вы обождете часа два? Тогда станет посвободнее с людьми, и я определенно смогу вам помочь.

- В десять утра я обязан быть в штабе корпуса, в Станиславе. Меня ждут с пакетом, - не отступал Малахов.

- Ну хорошо, подождите здесь, пожалуйста, - сдался обер-лейтенант. - Только дальше не ходите. У нас, видите ли, спецтерритория.

- Понимаю.

- А я поищу, кто из механиков может вам помочь.

- Одну минуту, господин обер-лейтенант, - выступил вперед Райнер и протянул свою визитную карточку. Обер-лейтенант мгновенно преобразился: весь подтянулся, заулыбался и даже щелкнул каблуками.

- Покорный слуга, ваше сиятельство.

- Я разыскиваю некоего штандартенфюрера фон Хальдорфа, - сказал Райнер удивительно гнусавым голосом. Очевидно, он подчеркивал этим свое отношение к штандартенфюреру.

- Это мой командир, ваше сиятельство.

- Отлично! - еще сильнее загнусавил огромный граф и затопал от еле сдерживаемого бешенства ногами. - После механика не сочтите за труд, сударь, сходить к этому негодяю и передать, что я требую у него сатисфакции.

Обер-лейтенанта словно сдуло.

- Что вы делаете, Райнер! - тихо сказал Алексей Иннокентьевич, оглядывая двор и службы и пытаясь придумать, каким образом можно раскусить этот орех. - Вы же нас погубите. Вспомните, что вы обещали…

- Простите, - сказал Райнер и упрямо боднул головой.

Алексей Иннокентьевич оглянулся на Сережу Сошникова. Тот сидел возле ворот на скамейке и покуривал сигарету. Автомат на коленях, за спиной глухая стенка…

Возвратился дежурный офицер.

- Ваше сиятельство, штандартенфюрер фон Хальдорф готов принять вас. - Повернулся к Малахову. - Но прежде он желает поговорить с вами, обер-лейтенант.

Они прошли через двор по аккуратной, посыпанной песком дорожке. В углу двора стояли два тупорылых грузовика с брезентовыми фургонами, солдаты грузили в них стальные ящики.

Чуть в стороне зеленел пятнистым камуфляжем бронированный вездеход.

Райнера оставили ждать в просторном холле на первом этаже, а Малахова обер-лейтенант повел по широкой мраморной лестнице наверх. На втором этаже они прошли по коридору, возле предпоследней справа двери обер-лейтенант остановился, любезно показал рукой.

- Прошу.

Это было что-то вроде приемной. Из-за письменного стола поднялся массивный гауптштурмфюрер в черном, стриженный под машинку и с крестом в петлице. Он сдержанно кивнул Малахову и сказал:

- Оружие прошу оставить здесь. У нас так принято

Принял автомат и парабеллум, положил их на край стола и прошел к двери, за которой, по расчету Алексея Иннокентьевича, должна была находиться угловая комната.

Так и оказалось. Кабинет был просторный, светлый, окна на юг и восток. Прямо за южными ослепительно белело озеро, в одном из восточных, совсем как будто бы близко, виднелась часовня.

Фон Хальдорф - высокий, седой, с лицом скандинавского склада - был в бриджах и прямых сапогах со шпорами. Мундир с рыцарским крестом и несколькими рядами орденских планок был брошен в кресло, а на полковнике в эту минуту была японская пижама, голубая с золотыми рыбками. Эту пижаму упоминал в своем рассказе Ярина. Значит, «управляющий», который его принимал, был сам барон.

На «хайль Гитлер!», выкрикнутое Малаховым, он только чуть кивнул, и как стоял в первый момент, так и остался на месте, заложив руки за спину и внимательно разглядывая Алексея Иннокентьевича.

- Я слышал о вашей аварии, - проговорил он наконец и усмехнулся. - Не терпится к своим?

- Так точно, господин штандартенфюрер.

- Какой корпус?

- Пятьдесят девятый армейский, господин штандартенфюрер.

- Угу… И что же вы везете?

- Секретное предписание из штаба группы армий, господин штандартенфюрер.

- Следовательно, из Львова. Ничего себе кружок сделали!… Зачем?

- Виноват, господин штандартенфюрер. Имел устное предписание побывать в Самборе на предмет проталкивания нашего эшелона с горючим. Кроме того, его сиятельство господин граф…

- О графе потом. Давно служите?

- Шестой год, господин штандартенфюрер.

- А все обер-лейтенант. Выходит, плохо служите? Кем, если не секрет, были до этого?

- Имел небольшое дело в Швандорфе, господин штандартенфюрер. Канцелярские машины.

- А вот и неправда, товарищ Малахов, - старательно выговаривая русские слова, усмехнулся Хальдорф. - В моей картотеке ошибок нет, а там написано следующее: Малахов Алексей Иннокентьевич, подполковник, сорок четыре года, член ВКП(б) с 1924 года, то есть ленинского призыва, заведующий вторым отделом контрразведки, по образованию историк и лингвист, даже кандидат наук… Продолжать?

Он говорил слишком долго: Малахов успел опомниться и взять себя в руки и глядел спокойно

- У вас отличная школа, - с удовлетворением кивнул Хальдорф, перейдя на немецкий. - И репутация прекрасная. Тем более мне непонятно, чем я обязан такому визиту? Или вы полагали, что ваше лицо мне незнакомо, хотя бы по фотографиям?

- Вы могли меня и не увидеть, барон, и тогда все обошлось бы.

- Тоже верно… Если быть откровенным, Малахов, а я не вижу причины, почему сейчас уже не могу быть с вами откровенным, я не ждал здесь вашего появления. Во всяком случае, так скоро. И когда мне вчера доложили, что в лесу обнаружены группы русских - это был сюрприз.

- Вы надеялись, что я клюну на вашу псевдогруппу? - понял Алексей Иннокентьевич, но сказал это как нечто само собою разумеющееся.

- Вам ничего не надо объяснять, Малахов.

- Там и была западня?

- Конечно.

- Не огорчайтесь, барон, группа работала хорошо. Если не секрет, как вам удалась столь блестящая имитация? В ней не было ни малейшего изъяна.

Алексей Иннокентьевич поддерживал вроде бы непринужденный разговор лишь для того, чтоб выиграть время. Нужно было найти контригру - срочно, немедленно! - иначе конец.

- У меня собраны лучшие дешифровщики на всем Восточном фронте, - сказал Хальдорф, - так что с кодом справиться было не сложно. Вот контрольный знак нам тяжело дался. Повозились. Сотни раз анализировали все перехваченные радиограммы, пока поняли, где он. Одновременно натаскивали радиста, чтобы он смог неотличимо имитировать руку своего красного коллеги. Наконец принцип поиска был ясен уже на третий или четвертый день, так что придумать дальнейший достоверный маршрут не составило труда… Но ведь где-то же они дали маху? Когда вы обнаружили подлог?

- Они не могли не найти вас на маршруте, который я выбрал, - сказал Алексей Иннокентьевич. - А челночный поиск, барон, я воспринял сразу как вашу шутку.

- Высокий класс! - скривился в улыбке Хальдорф. - Высокий класс, Малахов. Тем более мне приятна эта победа.

- Ну, до победы, положим, еще далеко…

Фашиста надо было чем-то зацепить, заинтриговать так, чтобы он ощутил практическую заинтересованность в Малахове, чтобы у него создалось впечатление, будто партия продолжается, и партия равная. Для этого у Малахова были козыри, он это чувствовал; совсем рядом, стоит только руку протянуть, были какие-то знакомые ему факты, но сейчас он не мог вспомнить ничего. Страх? Нет, не он был причиной оцепенения. Но на него вдруг что-то накатило и только-только начинало отпускать. Чтобы выиграть время, Алексей Иннокентьевич кинул Хальдорфу ложную приманку:

- Вы знаете, что я сейчас вдруг подумал, барон?… - Он сделал многозначительную паузу, затянул ее до невозможности, даже на этом выигрывая секунды. - Неужели и Райнер - ваш человек?

Хальдорф самодовольно усмехнулся:

- Поздно же вы спохватились, Малахов.

- Дайте опомниться… Нет, это и в самом деле так?

- Лучший мой агент. Он ждал вас. Не конкретно вас, но вашу группу. Это была моя тайная мина на тот случай, если вы все-таки окажетесь возле моих стен.

- Но почему же мина не взорвалась?

- Рано. Да и кто мог подумать, что вы его сразу притащите сюда… Кстати, Малахов, если не секрет: зачем вы это сделали? Ведь даже окажись он тем, за кого себя выдавал, из патриотических побуждений он… как это у вас говорится?… ага! вспомнил, - и Хальдорф произнес по-русски: - За-ло-жил бы вас наверняка.

- Я шел на это. Но я был уверен, барон, что такой великий разведчик, как вы, не польстится каким-то переводчиком. Мне посчастливилось разбирать некоторые ваши партии, и я убедился: вы не гоняетесь за мелкими вистами, бьете один раз - зато наповал.

- Лестный отзыв.

Хальдорф уселся поудобней, закинув ногу на ногу и откинувшись на спинку кресла; но улыбка, блуждавшая на его сухих тонких губах, как бы говорила, что он не принимает комплимент всерьез.

- Тем более приятно услышать это от вас, Малахов. Если я бы не увидел вас из этого окна, я именно так и поступил бы.

- Но этот вариант был самый крайний, - улыбнулся и Алексей Иннокентьевич. Его уже совсем отпустило, и он вспомнил, чем прижмет Хальдорфа. - А вообще-то Райнер убедил меня в своей порядочности. Я рассчитывал на нее, был почти уверен, что мой маскарад удастся. В этом случае мне и отступление было обеспечено спокойное. Если б он вел себя в замке хотя бы вполовину так экстравагантно, как у нас в лесу, ваши люди уже ничем другим не могли бы заниматься. И я бы потихоньку улизнул.

- Логично, - кивнул Хальдорф. - Славный он мальчишка, этот Райнер. Огромное актерское дарование. Но граф самый настоящий! Правда, родителей рано лишился, а денег уже и у них не было ни гроша… - Хальдорф иронически вздохнул. - Я забрал его из приюта, определил в лицей. Денег мне это, конечно, стоило немало, но я его люблю, черт побери, и он ко мне привязан как щенок…

Хальдорф потянулся к ящику с сигарами, достал одну, взглянул на Малахова.

- По-моему, вы не курите, подполковник?

- Не курю.

- Вот видите, мне даже это известно. - Хальдорф неторопливо раскурил сигару, затянулся. - Я подозреваю, Малахов, что эта милая беседа вовсе не гарантирует вашей готовности отвечать на мои вопросы… - Он подождал, но со стороны Малахова не последовало никакой реакции. - Все-таки я их задам. Первый: какое по численности подразделение блокирует замок?

У Малахова камень с души свалился. Боится! Он уверен, что нас здесь много, - и боится!… Но лицо Алексея Иннокентьевича оставалось непроницаемым.

- Второй: сколько у вас пулеметов? есть ли минометы?

Опять интервал - ровно на одну глубокую затяжку.

- Третий: как вы планировали взять замок?

Еще одна затяжка - и Хальдорф поднялся из кресла.

- Ну что ж, подполковник, я другого и не ждал. Сейчас мы расстанемся на время. В связи с эвакуацией дел много. И с графом нужно поговорить: надеюсь, он пришел ко мне не с пустыми руками.

- Сомневаюсь, чтоб он много мог рассказать, - сказал Алексей Иннокентьевич. - Его изолировали тотчас, как взяли.

- Вы недооцениваете мальчишку. Впрочем, это наше с ним дело. У вас же, Малахов, есть несколько часов. Подумайте хорошенько. Возможно, у нас найдутся общие темы для конкретных и плодотворных бесед. Я не хочу с вами воевать, Малахов. Я хочу сотрудничать.

- Зачем же откладывать? - сказал Алексей Иннокентьевич. - Время и в самом деле дорого.

У Хальдорфа удивленно взлетели брови.

- Они понимают по-русски? - Алексей Иннокентьевич кивнул на тяжелые шторы.

- Да.

- Хорошо бы, чтоб нас никто не слышал. Государственная тайна. - Он увидел, что Хальдорф колеблется, и понял, в чем дело. - Это не провокация, барон. Я отойду в угол, а вы возьмите свой пистолет - вот вам и гарантия, что я буду вести себя смирно.

Хальдорф кивнул, вызвал по имени обоих телохранителей, они выбрались из-за штор и покинули кабинет. Фашист не пренебрег советом насчет пистолета, загнал в ствол патрон и наблюдал за Малаховым с нескрываемой иронией.

- Сначала одно обязательное условие, барон.

- Говорите.

- Автоматчик, который пришел со мной, должен остаться живым.

- Обещаю.

- Мое сообщение преследует две цели: чтоб вы поняли, что здесь нет победителя и побежденного, что у нас равная игра; второе - помочь вам, иначе вместе с вами несдобровать и мне. - Малахов выждал, как бы собираясь с духом. - Итак, речь пойдет о ваших переговорах с американской секретной службой.

Хальдорф на это только склонил голову набок, словно впервые увидел Малахова. Тоже неплохая выдержка; посмотрим, надолго ли хватит, подумал Алексей Иннокентьевич, и продолжал:

- Так вот, об этих переговорах знает не только американская сторона, но и Вальтер Шелленберг.

- Ложь!…

Возможно. У Малахова, конечно же, таких сведений не было, он это придумал только что, придумал с единственной целью припугнуть Хальдорфа, уверенный лишь в одном: проверить это нельзя. Это был довольно примитивный шантаж. Но стрела попала в цель.

Алексей Иннокентьевич пожал плечами.

- Согласно секретному предписанию, сегодня школа должна сняться отсюда. Через несколько дней, барон, вы будете в Берлине. Зайдите к шефу и спросите, так это или нет.

Малахов не мог знать, что накануне в ставке в Растенбурге на Гитлера было совершено неудачное покушение, а затем в самом Берлине провалился путч. Но связанный со своими людьми в Центре по радио, Хальдорф уже знал об этом и догадывался, что за этим последует, сколько голов полетит по малейшему подозрению. В другое время он еще мог бы спокойно взвесить, с чем имеет дело: с шантажом или же с отлично информированным противником, но сейчас любое слово, а тем более факт приобретал невиданную си-лу психологического воздействия на него.

- Как говорят русские, с вами не соскучишься, Малахов.

- Еще одна важная деталь: Джон - «двойной» агент.

Это опять было взято с потолка, но пойди проверь…

- Проклятье…

- Кстати, вы напрасно доверились штурмбаннфюреру. Корнелиус не только шизофреник, но и пройдоха.

Третья мина подряд. Малахов ощущал себя Хлестаковым, но каждая стрела шла в цель! - надо же, какая удача.

- Ну, не так уж я ему и доверяюсь, - пробурчал Хальдорф. - Откуда у вас такая информация, Малахов?

- Хотите всё сразу, барон? Не выйдет.

- Угу… Ну что ж, значит, нам с вами еще есть о чем поговорить…

- Может быть, я для этого разговора и шел сюда.

- Только не перегибайте палку. - Хальдорф сделал неудачную попытку улыбнуться. - Я ведь тоже еще не полный идиот, чтобы верить любой глупости. Вы влипли больше меня. Я помню об этом. И вы не забывайте тоже.

Он открыл дверь и хлопнул в ладоши. Появилась охрана. Хальдорф жестко чиркнул указательным пальцем: увести.

Опять мимо глыбоподобного гауптштурмфюрера, через коридор, вниз по лестнице в холл. Здесь толклись эсэсовцы, много эсэсовцев - тащили откуда-то снизу ящики, все потные, багровые.

Через двустворчатую дверь, из которой выносили ящики, охранники и Малахов протиснулись в просторный тамбур. Здесь не было окон. Голые стены, оклеенные вощеными обоями с каким-то тусклым геометрическим рисунком; столик дежурного, над ним сепия - репродукция фото: фюрер окапывает дерево; рядом круглый дверной проем, оправленный в стальное кольцо; сверкающий никелем стальной диск двери (с рукоятками управления, смотровыми глазками и пулеметными бойницами) открыт внутрь. Дальше железобетонная площадка и пологая лестница вниз.

Вот и нехитрая разгадка. Сама школа - в бункере, и можно только предполагать, как он велик. А замок - только маскировка.

Три десятка металлических ступеней. Снова тамбур со стальной круглой дверью. За ним длинный коридор в обе стороны. Ярко светятся плоские плафоны

Несколько шагов налево - и опять лестница вниз. На этот раз короче, хотя двери и здесь все той же внушительной конструкции. И возле обеих сидят дежурные с автоматами.

Но Алексея Иннокентьевича повели еще ниже. Третья галерея оказалась совсем небольшой: две двери слева, две справа; на каждой запоры и смотровые оконца с задвижками. Камеры.

Надзиратель сидел в тупике на прямом неудобном стуле. Он был без сапог, в грубых шерстяных носках почти до колен и в тапках. Он только что кончил говорить по телефону, даже трубку не положил.

- Тони, я ни черта не понимаю! - раздраженно сказал он. - Для этого типа нужно освободить отдельную камеру?

- Это не я придумал, Крысеныш, - ответил ефрейтор.

- Но ведь все равно вывозить их будем в одном курятнике?

- С твоей головой, Крысеныш, я б уже командовал дивизией, - весело хрюкнул ефрейтор. - Или городской тюрьмой.

Алексею Иннокентьевичу велели стать лицом к стене. Он услышал, как открыли двери двух камер. «Шнель! Шнель!» - зашелестели непривычно легкие неподкованные шаги нескольких пар ног. Лязгнул запор. Алексея Иннокентьевича провели в освободившуюся камеру.

Яркая лампочка. По бокам трехэтажные нары. Яркие желтые и зеленые поперечные полосы матрацев. Проход узкий, пять шагов в длину. На торцовой стене, ближе к полу, свежая штукатурка, даже закрасить не успели. Пахнет известью, а так воздух хорош, хоть здесь и сидели несколько человек сразу. Очевидно, принудительная вентиляция, понял Алексей Иннокентьевич, и без труда нашел под потолком забранное прутьями отверстие.

Он расстегнул мундир и лег на спину. Дело плохо, подумал он. Прямо скажем - не повезло. И все же ему удалось кое-что извлечь из проигранного дебюта, и кто знает… может оно и к лучшему. Немцев здесь много. Слишком много. Володе с ними не справиться. Замок неприступен, а поджидать их в пути, устроить засаду… Ну сколько они успеют убить? Ну, двадцать фашистов, ну, двадцать пять от силы, а потом придется спасаться самим… Это ничего, что я здесь, заключил Алексей Иннокентьевич, Хальдорф заинтригован и запуган. Ему не догадаться, откуда у меня такая информация, где правда, а где ложь. И он будет меня таскать за собой до тех пор, пока не дознается об источниках. Это хорошо. Это очень хорошо. Времени много, и движения предстоит много. Что-нибудь придумаю. А сейчас спать.

Спать он давно приучил себя в любой обстановке, и сейчас тоже заснул почти сразу. Разбудил его караульный - принес миску похлебки, большой ломоть хлеба и кружку кофе. Похлебка оказалась ничего, и хлеб хороший, а вот кофе был дрянной, коричневая бурда. Все же Алексей Иннокентьевич и его выпил, и опять лег спать; а когда снова проснулся, в камере было темно и что-то лилось. Он сел и спустил с нар ноги, и они окунулись в воду почти до колен, а вода все прибывала.