Белый раб

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

Мистер Тельфер, раз коснувшись этой темы, имел обыкновение, не переводя дыхания и не останавливаясь, произносить длинные речи. Такова уж привычка церковнослужителя. Лучезарная улыбка давно погасла на его лице, и в глазах, еще недавно сияющих, вспыхивали какие-то неприятные огоньки. Разглагольствовал он долго.

Мистер Мэзон все время слушал, не прерывая его.

Когда мы остались одни, я спросил его, что он лично думает о колонизационном обществе, председателем которого был мистер Тельфер.

Мистер Мэзон ответил, что, по его мнению, эти общества приносят известную пользу: они поддерживают чувство недовольства, которое начинает зарождаться на Юге, и помогают привлечь внимание более широких слоев к страданиям рабов. Как это ни странно, но именно колонизационисты способствовали объединению тех самых аболиционистов, которые сейчас вызывают такой переполох. Вначале наиболее деятельные сторонники аболиционистов горячо поддерживали идею колонизации, но затем они поняли, что не имеет никакого смысла перебрасывать за океан и селить в необитаемой до сих пор местности свыше трех миллионов человек. Там, на территории предполагаемой колонии, оказался бы избыток рабочих рук, а в Америке они еще очень и очень могут пригодиться. Рабов, до их расселения в новой колонии, так или иначе все равно придется освободить, а раз так, то лучше уж сделать это на месте, чем везти их с большими затратами бог весть куда и лишать южные штаты - в угоду глупому предрассудку, сводящемуся к тому, что негры и белые не уживутся рядом, когда окажутся на равной ноге, - такой необходимой им рабочей силы. Вот именно эти мысли, а одновременно и убеждение в порочности самого института рабства положили начало созданию обществ аболиционистов, основная цель которых - лечить болезнь, прежде всего давая больному ясное представление об его болезни. В этом отношении результаты получились довольно удовлетворительные.

- С тех пор, однако, - продолжал Мэзон, - как аболиционисты на Севере решились заявить, что все люди созданы свободными и наделены от рождения известными неотъемлемыми и незыблемыми правами, бедная американская богиня Свободы почувствовала себя под угрозой. Я не говорю о свободе негров, - они никогда ее не имели, - но о нашей свободе, о свободе хозяев и белых.

"Выдуманная опасность восстания рабов послужила предлогом для уничтожения всякой свободы - мыслей, слова, устного или письменного, если только они против системы рабства. Эти предполагаемые восстания рабов на самом деле просто способ испугать легковерных и глупых людей, попадающих на удочку всяких мошенников, разглагольствующих на эту тему. Подлые болтуны в глубине души прекрасно знают, что не рабы готовы взбунтоваться, а готова поднять свой голос совесть честных людей. Вот этому они бы и хотели помешать.

"Газета "Вашингтон Телеграф", этот ярый защитник рабства, не перестает кричать, что те, кто стоит за освобождение негров и утверждает, что содержание людей в рабстве - преступление, - что вот, мол, именно говорящие подобные вещи являются врагами свободы и гражданских прав.

"Колумбия Телескоп", газета, выходящая в Южной Каролине, идет еще дальше и требует, чтобы под страхом самого сурового наказания было запрещено говорить о воображаемых опасностях, которыми якобы чревата система рабства, столь глубоко укоренившаяся и имеющая все основания длиться вечно.

"Беспрерывный град ложных доказательств и софизмов, которыми защитники этой гнусной и преступной системы засыпают легковерных обывателей, частично оказывает желанное действие, запугивая людей, склонных благожелательно отнестись к рабам, и внушая им, что освобождение рабов принесет больше вреда, чем само рабство.

"Я уже не говорю о тех, которые вообще считают рабство благом не только для хозяина, который, освободившись от всяких низменных трудов, может с достоинством стоять на защите свободы и демократии, но и для раба, который, как говорят эти умники, обеспечен всем и живет без всяких забот.

"Все это - лживая романтика, пускаемая в ход теми, кто существует за счет творимых ими злоупотреблений и насилий. И все это, разумеется, очень скверная штука. Но борьба началась. Начали ее северяне, взывая к совести южан.

"В наших южных штатах институт рабства имеет очень крепкие корни; трудно даже и вообразить, на какой прочной основе он зиждется. А между тем он находится в самом резком противоречии со всеми принципами свободы и человеческого достоинства, о которых принято так громко вещать в остальной Америке (хотя нередко и там они на самом деле оказываются пустым звуком), а также и в Англии.

"Любопытно отметить, что в последнее время со всех сторон делаются попытки заставить и само федеральное правительство выступить на арену борьбы и принудить северные штаты к защите этой гнусной системы. Разве нам не пришлось стать свидетелями того, как Филадельфия требовала издания закона, ограничивающего свободу печати в этом вопросе? А ведь этому позорному примеру последовали Нью-Йорк и Бостон, эти города, потерявшие даже представление о совести и нравственном чувстве… Да, мистер Мур, борьба началась. И этой борьбе суждено решить вопрос, какой станет Америка будущего.

"И повторяю: не об одних только несчастных неграх здесь речь, но о нас самих! Станем ли мы игрушкой в руках людей без совести и веры? Будем ли мы лишены права писать, говорить и даже мыслить?

"Лично я предпочел бы родиться самым обездоленным негром, чем превратиться, невзирая на полученное мною воспитание, в какое-то подобие торговца невольниками и прозябать под неусыпным оком комитета бдительности нашего графства, состоящего из мошенников и полоумных".

- Извините меня, - произнес я, обращаясь к мистеру Мэзону, - мне хотелось бы задать вам вопрос, который, может быть, покажется вам нескромным… Как могло случиться, что вы, человек с такими благородными взглядами, продолжаете оставаться рабовладельцем?

- К несчастью, - ответил мистер Мэзон, - поступки людей нередко оказываются в противоречии с их убеждениями… Что я могу сказать в свое оправдание?… Эти рабы достались мне по наследству, и мне кажется, что уж лучше оставить этих рабов у себя, чем продать первому встречному и бросить на произвол их горькой судьбы.

- Да, разумеется, - произнес я нерешительно. - Если им суждено оставаться рабами, они могут только прогадать, попав в другие руки…

- К великому сожалению, они должны остаться рабами, - сказал мистер Мэзон. - Освобождение их зависит не от меня. Они заложены, и закладная еще не погашена. Кроме того, они служат обеспечением той части наследства, которая принадлежит моим сестричкам. А затем… в Южной Каролине хозяин лишен права даровать свободу своим рабам. Требуется разрешение властей, а получить подобное разрешение совсем нелегко.

"Несмотря, однако, ни на что, я твердо решил освободить моих рабов и сейчас предпринимаю все возможное, чтобы с честью и не нанося никому ущерба выйти из позорного положения владельца живого товара. Я надеюсь, что мне удастся выдать сестер замуж за северян, и уж поверьте, если я только сумею настоять на своем, они не станут женами рабовладельцев. Я рассчитываю, как только будут покрыты мои долги, приобрести землю в Огайо или в Индиане. Я увезу туда моих рабов, ибо, дав им свободу здесь, я окажу им плохую услугу: им предварительно надо было бы дать кое-какое воспитание и знания, которых они не могли приобрести раньше. Там я, дав им свободу, организую колонию, во главе которой стану сам. К этой задаче я теперь готовлюсь. Я останусь холостяком и ни при каких условиях не женюсь, пока буду жить в стране, где существует рабство. Члены моей колонии заменят мне семью".

Он говорил с увлечением. На щеках его вспыхнул румянец, и глаза загорелись. Радостно мне было слушать его. Мысль о том, что даже в южных штатах есть люди, исповедующие такие взгляды, успокаивала меня. Значит, все-таки здесь не одни злобные изуверы, такие, как те, которые заседали в комитетах бдительности. О, даже если таких, как он, найдется не так уж много, можно все же питать хоть тень надежды, что южный Содом, это позорное пятно на челе цивилизации, вздохнет полной грудью и станет страной мира, благосостояния и справедливости.