Белый раб

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

Из Чарльстона я направился дальше, в Августу. Следы моей жены и сына, поскольку их удавалось обнаружить при всех поисках, которые я до сих пор предпринимал, терялись именно в этом городе.

Обоих тогда, больше двадцати лет назад, увезли в этот город. Они входили в состав партии рабов, которую предполагалось распродать на одном из юго-западных рынков.

С тяжелым чувством размышлял я о том, что, добравшись до этого злосчастного города, я окажусь в тупике и не буду уже знать, куда направить дальнейшие розыски.

Из Чарльстона я выехал еще задолго до рассвета.

Садясь в дилижанс, я увидел, что там, кроме меня, всего трое пассажиров.

В начале пути мы все сидели, забившись по углам, кто -пытаясь уснуть, а кто - приглядываясь к своим спутникам и стараясь определить, что каждый из них представляет собой. Когда подошло время завтракать, мы немного разговорились, а к обеду все стали уже любезными и общительными.

Двое путешественников были северяне: один - журналист из Нью-Йорка, а другой - бостонский агент но закупке хлопка, ехавший по поручению нескольких фирм для заключения сделок с южными плантаторами.

Третий пассажир своей внешностью значительно отличался от остальных. У него было умное лицо, проницательный взгляд и обаятельная улыбка. Он держался мягко и приветливо. Все в нем обличало человека, привыкшего вращаться в лучшем обществе.

Оба северянина приняли его за богатого плантатора. Он ни одним словом не подтвердил их предположения, но с любезной снисходительностью принимал их льстивое ухаживание.

Коснувшись целого ряда вещей, разговор, как это часто бывает в Америке, перешел на политику. Особенную горячность собеседники проявили в споре о кандидатах в президенты и вице-президенты, которых выставила партия демократов, или "партия Джексона", на своем съезде в Балтиморе. Жестоким нападкам при этом подвергся со стороны обоих северян кандидат в президенты, выставленный демократами, мистер Ван Берн. Их раздражение было вызвано тем, что при пересмотре конституции штата Нью-Йорк Ван Берн высказался за предоставление свободным неграм права голоса. Мистер Джонсон, кандидат в вице-президенты, подвергся еще более озлобленной критике. Джонсон был демократ, демократ чистой воды, слишком передовой для Виргинии, и именно Виргиния наиболее решительно протестовала против его кандидатуры. Кроме того, он не был лицом достаточно "почтенным". У него были вульгарные, как выразились наши спутники, вкусы и привычки. И уж гораздо более подходящей была бы, по их словам, кандидатура некоего мистера Райвса.

Я пожелал узнать, в чем, собственно, проявляется эта "вульгарность" во вкусах и привычках мистера Джонсона.

Мне ответили, что он окружил себя всякими женщинами - негритянками и квартеронками - и является отцом целой кучи цветных детей.

К величайшему удивлению обоих северян, потративших немало красноречия, жестоко осуждая "вульгарные" привычки мистера Джонсона, и утверждавших, что человек, на практике нарушавший принцип чистоты расы, не может считаться подходящим кандидатом в вице-президенты, - плантатор, или тот, кого принимали за плантатора, неожиданно выступил в защиту неугодного нашим спутникам кандидата.

Среди ряда очень разумных и метких его доводов мне особенно запомнилась следующая тирада.

- Что ж, - произнес он, - мистер Джонсон только следует примеру библейских патриархов. И будем откровенны: вовсе не число окружающих его женщин и не численность его цветного потомства вызывают столь жаркое возмущение почтенных джентльменов. О нет! Вовсе не эти мелкие, вполне простительные грешки набросили тень на репутацию мистера Джонсона. Такие вещи у нас, на Юге, вошли в обычай и в такой же мере составляют часть нашего быта, как ременная плеть. Они являются такой же потребностью, как жевание табака, и никто не стал бы обращать на них внимания. Нет, вся штука в том, что мистер Джонсон, человек холостой, которому не приходится считаться с белой женой и белыми детьми, и к тому же большой добряк, решил во всем подражать патриархам, и всех этих детей смешанной крови он признал и относится к ним как отец. Всем известно, и он этого не скрывает, что он воспитал своих дочерей в собственном своем доме и дал им образование. Он даже делал попытки ввести их в лучшее общество. Только нетерпимый аристократический дух кентуккийских дам (вы ведь знаете, что все женщины считают себя прирожденными аристократками) обрек эту затею на неудачу. Но он выдал своих дочерей за белых, и дети их, согласно кентуккийским законам, будут обладать такими же правами, как белые. Вот такого неслыханного нововведения и не могут никак простить мистеру Джонсону. Если бы он, вместо того чтобы любить своих дочерей, выдать их замуж и обеспечить за их детьми права гражданства в своем штате, спокойно, как делают остальные, отправил бы их на продажу в Новый Орлеан, чтобы они стали наложницами господ, у которых хватит денег, чтобы их купить, все было бы в порядке и никто - ни на Севере, ни на Юге - не возражал бы против такого вице-президента.

- Но не станете же вы утверждать, - заикаясь, пробормотал бостонский маклер по торговле хлопком, - что так поступает у вас на Юге человек, пользующийся уважением? Я полагал, что это клевета, которую возводят на вас аболиционисты.

- Я утверждаю, - гласил ответ, - что человек может так поступать и никто за это не перестанет его уважать. Если он завтра пожелает быть принятым в члены любой, самой благочестивой христианской общины, то такое его поведение не послужит препятствием к его принятию. Церковная дисциплина во многих вопросах неумолимо строга. Я знал человека, который был исключен из пресвитерианской общины за то, что посылал своих детей в школу танцев. Но мне ни разу не пришлось слышать о какой-либо религиозной общине, на Юге, которая решилась бы поинтересоваться, кто отец детей, рожденных рабынями, или отношениями между рабынями и их хозяевами. Насильственная смерть раба от руки хозяина, при известных обстоятельствах, может повести к более или менее строгому судебному расследованию. Но ни один турецкий гарем не защищен так крепко от всякого вмешательства и расспросов, как семейный быт наших рабовладельцев. Не полагаете ли вы, что если б добрейший Джонсон не признал своих детей, кому-либо (будь то даже в шутку) пришло бы в голову считать их его детьми? Его преступление состоит не в том, что у него дети от цветных женщин, а лишь в том, что он признал их.

- Но, помилуйте, - после ряда других замечаний воскликнул нью-йоркский журналист, - как же это вы, южанин, да еще рабовладелец, можете утверждать, что поддержание такого равенства между белыми и черными не грозит основам государства?

- Думаю, - живо ответил предполагаемый плантатор, - что потрясением основ государства грозит и многое другое… А как вы считаете, скажем, какие последствия грозят нам, если среди рабов оказываются, например, потомки людей вроде Томаса Джефферсона?

- Томаса Джефферсона? - растерявшись, пробормотал журналист. - Да вы шутите, разумеется?

- Вовсе не шучу, - почти оборвал его предполагаемый плантатор, - и могу вас уверить, что на моих глазах продавалась с аукциона очень скромная мулатка, почти белая, которая утверждала, что она внучка знаменитого экс-президента. Могу вам поклясться, джентльмены, что сходство ее с, прославленным государственным деятелем, весь вид ее и осанка давали полное основание поверить ее словам… Она, кстати сказать, была продана на сто долларов выше назначенной цены, "ввиду ее хорошей породы", как шутливо заявил покупатель.

Оба северянина были неприятно поражены рассказом и оживленно заспорили с рассказчиком, утверждая, что все это басня, придуманная ради оживления торгов.

- Я не решусь утверждать противного, - смеясь, проговорил рассказчик. - Господа Гудж и Мак-Граб были большие ловкачи и в своих торговых делах могли пойти на что угодно.

Сердце мое заколотилось при последних словах. Гудж и Мак-Граб… Мак-Граб - ведь так звали работорговца, купившего мою жену и моего сына. Именно он переправил их в Августу, как сообщил мне агент, в свое время ездивший по моему поручению на розыски.

Я поспешил осведомиться, где и когда моему спутнику пришлось быть свидетелем продажи внучки бывшего президента Джефферсона.

- Это было в Августе, в штате Джорджия, - сказал он. - Лет двадцать тому назад.

- А не можете ли вы сказать мне, - проговорил я, силясь скрыть охватившее меня волнение, - что представляет собой Мак-Граб? Я очень желал бы разыскать работорговца, носящего это имя.

Предполагаемый плантатор объяснил мне, что этот Мак-Граб, шотландец по рождению и южнокаролинец по воспитанию, в течение многих лет вместе со своим компаньоном Гуджем занимался скупкой рабов и доставкой их на южные рынки. Главным местом сбыта привезенного "товара" был город Августа. Мак-Граб объезжал расположенные к северу рабовладельческие штаты и скупал негров, внимательно с этой целью следя за продажей с торгов имущества несостоятельных должников. Он переправлял купленный "товар" своему компаньону, а тот распродавал его в Августе. Но торговая компания эта развалилась уже много лет назад. Мак-Граб умер, а Гудж и сейчас еще живет в Августе. Он удалился от дел и слывет одним из самых крупных богачей в городе.

- Кто-кто, - добавил он вполголоса и наклонившись ко мне, - а я-то в курсе их дел! Я в молодости служил у них года два или три бухгалтером и агентом. Некоторое время я был даже их компаньоном. У меня зуб против Гуджа. Если у вас какие-нибудь претензии к нему и я в чем-нибудь могу быть полезен вам, можете на меня рассчитывать.