Быстро накатилась тихая приморская ночь. На небе замерцали звезды. Земля была прихвачена небольшим морозцем. Края мелких лужиц подернулись стрелками хрупкого льда.
Сторож-китаец обходил магазины, изредка бил в деревянную колотушку, давая знать, что он не спит и охраняет купеческое добро.
Поручик Прешиперский видел, как беспризорник залез в водосточную канаву. По его лицу скользнула легкая усмешка.
— Врешь, тут я тебя и накрою. Никуда теперь не убежишь!
От быстрого бега Удавка тяжело дышал. Он прямо с ходу бросился к дыре, опустился на колени и стал шарить там, пытаясь схватить Кешку за ногу. Но парнишки в начале канавы не оказалось: он пролез дальше, Поручик выругался, заложил руки за спину и зашагал взад и вперед, обдумывая план дальнейших действий.
«Кто мог предполагать, что мальчишка залезет в эту дурацкую канаву? Не нужно было скаута отпускать! Вызвать кого-нибудь на помощь из контрразведки? Нет, нужно самому испробовать все средства, чтобы выкурить его, подлеца, оттуда. Далеко ли он уполз? А ну, посвечу фонариком, может быть, видно?»
Прешиперский снова подошел к входу, опустился на землю, прижал к бокам локти, пригнул голову к земле и полез. Сначала в отверстии канавы скрылись его голова и плечи, затем — вся фигура.
Прошло несколько минут, и из канавы послышался недовольный глухой голос:
— И какой дурак делал канавы с поперечными балками! Дальше даже плеч не просунешь. Как же там лазит этот сорванец? — Прешиперский, как рак, попятился назад и с трудом выбрался обратно.
Из-за темноты контрразведчик не видел, как он испачкал глиной и паутиной свой костюм. Немного отряхнувшись, он опять зашагал взад и вперед, ломая голову, как выманить беспризорника из водосточной канавы.
«А если я ему что-нибудь пообещаю? Ведь детей привлекают лакомства».
Поручик вытащил пухлый бумажник и с притворной добротой сказал:
— Слышь, малыш! Я обещаю дать тебе конфет. Честное слово, дам. Вот крест будет порукой! — В подтверждение он перекрестился и стал прислушиваться. Но ответа не последовало. — Сейчас магазины закрыты, хочешь, вместо конфет я тебе денег дам? На вот, возьми, — говорил Удавка, нарочно шурша обесцененными кредитками. — На эти деньги ты купишь все, что душа пожелает: гармонь, пистолет, купишь себе хромовые сапоги. Ну, вылезай, не бойся.
Беспризорник не отвечал. Контрразведчик прошел по настилу еще дальше в глубь базара и все прислушивался. Без пальто он продрог. Подражая американским офицерам, поручик носил в заднем кармане брюк плоский флакон с водкой. Теперь он достал его и выпил порядочную долю содержимого. Вино вскоре дало себя знать. Прешиперскому стало теплей и веселей. Он более спокойно похаживал по тротуару, украдкой поглядывая на темневшую дыру сточной канавы. Наконец он остановился, расставил циркулем ноги и взялся рукой за лоб.
«Неужели мальчишка меня одурачил? Нужно во что бы то ни стало выкурить его оттуда. Хватит возиться. С этой шпаной легко оскандалиться! — настраивал себя на решительные действия охмелевший поручик. Убежал, негодяй! Ну, я тебе вспомню! Дай только вытащить тебя из канавы. Я тебе!..»
— Тра-та-та! Тра-та-та! — услышал стук деревянной колотушки Удавка. Он оглянулся и громко позвал:
— Сторож!
Ответа не последовало, а стук опять повторился.
Прешиперский обозлился. Он сложил рупором руки и что есть силы крикнул в темноту:
— Сторож! Оглох, что ли, дьявол тебя побери!
Китаец положил колотушку в карман и скорыми шагами направился к нему.
— Чиво твоя нада? — на ломаном русском языке спросил он, подозрительно смотря на незнакомца.
— Я — агент полиции!
Китаец, услышав слово «полиция», захлопал глазами.
— А-а… твоя — полица капитана еси?
— Да, да. Я полицейский капитан! Вот что. Сейчас же сбегай к иллюзиону Никитина и приведи ко мне одного или двух полицейских. Они там дежурят. Скажи, чтобы шли без промедления сюда, а то, мол, начальник гневается!
— Моя лавка бросай не могу. Моя — сторож, — робко возразил китаец.
— Как это — не могу?! Сейчас же беги! А твои кабаки да лавки никто не возьмет! — закричал контрразведчик. Он вытащил из кармана пистолет и пригрозил: — Видал?! Не разговаривай — и марш!
Сторож бросил тревожный взгляд на оружие и побежал исполнять приказание, но Удавка остановил его:
— Стой, подожди! Подойди сюда! Ну, живо! Что остолбенел? Слушай, — поручик положил руку на плечо сторожу, — когда будешь разговаривать с полицейскими, не делай много шума. Отзови их в сторону и скажи так, чтобы никто больше не знал. Понял?
— Какой шума нада моя делай? — переспросил китаец, не понимая, чего еще хочет от него сердитый русский «капитан».
— Балда непонятливая! Шум не на-до под-ни-мать! — с расстановкой говорил контрразведчик. — Разобрал теперь?
— Моя русски путунды[10], — мотал головой китаец.
— Ну, черт, с тобой. Беги! А то время идет. — Поручик выругался и сплюнул.
Сторож скрылся в темноте, а Прешиперский, заложив руки за спину, стал шагать около водосточной канавы, боясь отойти далеко.
Не прошло и десяти минут, как Удавка услышал торопливый топот. Это бежали полицейские: один впереди, другой несколько поодаль. Сторож-китаец плелся последним.
— Вашбродь, по вашему приказанию дежурный Ситников прибыл! — отрапортовал первый полицейский с большим красным носом, придерживая рукой саблю и тупо смотря на Прешиперского.
Тот не ответил, только махнул рукой, что означало: «Вольно», и обратился к китайцу:
— Ты иди караулить свои дурацкие лавки и не мешай нам. Когда нужно будет, я позову. Да смотри, не прячься по закоулкам, а быстро беги!
Сторож, обрадованный тем, что легко отделался, скрылся в темноте. Поручик повернулся к полицейскому.
— Ты, Ситников, сбегай в пожарное депо. Оно тут рядом. Передай дежурному мое приказание, чтобы он выслал ко мне без промедления пожарную команду. Да предупреди, чтобы поснимали с дуг дурацкие колокола. Чтобы они не звенели по дороге, как ошалелые! Сам лично проверь, чтобы захватили багры и топоры. Пусть пошевеливаются. И без шума. Ясно тебе?
— Так точно, вашбродь! — взял под козырек полицейский, звякнув окованными ножнами. — Разрешите идти?
— Не идти, дурак. Бежать нужно! Подбери полы да взапуски! — свирепо закричал контрразведчик, размахивая руками.
Ситников схватил саблю, подобрал полы шинели и помчался в сторону пожарного депо.
— А тебе вот какое будет приказание, — продолжал поручик, обращаясь к рыжему полицейскому. — Видишь эту крытую канаву? Так вот, — он стукнул по настилу ногой, — она тянется через весь базар, пересекает улицу. Потом идет вдоль магазина Чурина и кончается где-то далеко, чуть ли не на Николаевской улице. Значит, там где-то есть второй выход. Понял?
— Так точно, вашбродь. Разрешите выполнять приказание? — рявкнул рыжий.
— Стой, балбес этакий! Чего исполнять-то будешь? Я ж не закончил, чучело ты гороховое! Так вот. Тебе нужно встать у второго выхода из этой дурацкой канавы и никого не выпускать. Если кто-либо будет оттуда вылезать, всех задерживай. Ясно? За это ты отвечаешь мне головой! А теперь марш! — с сердцем крикнул Удавка уже удалявшемуся полицейскому.
Прешиперский остался один, покосился на проходивших стороною японских офицеров и облегченно вздохнул.
«Как только приедут пожарники, я заставлю их взломать настил. Тогда посмотрим. Этот щенок окажется в моих руках, — утешал себя контрразведчик. — Хорошо, что вблизи нет людей. Я ему покажу, как удирать!»
Он посмотрел в ту сторону, откуда должны были показаться пожарные повозки, осветил фонариком циферблат карманных часов. Уверенность его поколебалась: «А вдруг сбежит?»
Он продолжал ходить взад и вперед, попыхивая сигаретой. Потом ему пришла в голову другая мысль: «Если узнает Осечкин, что малец убежал у меня из-под носа, — беда будет. Нет, тут надо не дать маху… Что же это не едут пожарники?» Поручику казалось, что время тянется очень долго, и он опять повернулся в сторону пожарного депо, всматриваясь в темноту и прислушиваясь.
Прошло еще несколько томительных минут. Наконец послышался звон колокольчиков и тарахтенье повозок, мчавшихся по булыжной мостовой. Контрразведчик швырнул в сторону недокуренную сигарету. Шум быстро нарастал, и вскоре на базарную площадь свернули две пары пожарных повозок с бочками.
— Вашбродь, ваше приказание выполнено!
— Вижу, — недовольно буркнул Прешиперский. — Я же приказывал, чтобы поснимали колокола! А вы звенели на всю ивановскую.
По всему было видно, что Удавка не в духе. Он, широко расставив ноги, встал перед небритыми дружинниками, которые вытянулись и замерли в ожидании распоряжений начальства.
— Нам, господа, предстоит выполнить почетную задачу. В эту водосточную канаву залез государственный преступник. Его нужно выкурить оттуда и как можно быстрей. Поручаю вам, господа, — он показал пальцем на правофланговых пожарников, — поехать в тот конец водосточной канавы и без промедления начать взламывать этот дощатый настил, чтобы открыть канаву. В том районе уже давно находится полицейский. Смотрите, чтобы преступника не прикокошили. Его нужно поймать живым. А вам, — поручик мотнул головой в сторону остальных двух дружинников — начать взлом с этого конца, вот здесь. — И он величественно показал на конец настила. — Тебе, Ситников, не следует рот разевать. Если преступник выскочит и попытается бежать, ты должен его настигнуть и задержать. Как только работа будет сделана, от меня лично получите на банку спирта! — Он посмотрел на красный нос полицейского и добавил: — Есть вопросы?
— Разрешите, вашбродь! — обратился полицейский Ситников.
— Давай.
— Чтобы он не убег, вашбродь, можно взять пожарный шланг да водой туда. Там, в канаве, и захлебнется. — Он еще что-то хотел сказать, но контрразведчик резко прервал его:
— Балда ты, Ситников! Преступника нужно живым поймать. Во что бы то ни стало живым! Я же только что об этом говорил! Всем ясна задача?! — почти взревел Прешиперский.
— Всем, всем, — ответили вразнобой пожарники.
— Тогда расскажите, как вы будете взламывать настил? Ну, ты расскажи, — Прешиперский ткнул пальцем в левофлангового пожарника и впился в него глазами.
— Вашбродь, ломом, да топором, да баграми с конца рвать все доски эдаким манером, — пожарник взмахнул руками налево и направо. — И баста! Что с ними возиться!
— Эх, пожарник, пожарник! — контрразведчик вздохнул. — Эдак ты, балбес, будешь возиться до второго пришествия, а мне нужно быстро! Я научу вас, как это делать. Смотрите сюда. — Он показал на настил. — Взламывать нужно только две доски посредине. Если его в этом отсеке нет, нужно оторвать еще две. И так до тех пор, пока не натолкнемся на преступника. А теперь марш по местам! — поручик чему-то ехидно улыбнулся, покручивая ус.
Два дружинника сели на повозки и быстро умчались в темноту, а остальные с рвением принялись вскрывать настил с того конца, где остался Прешиперский. Доски, крепко прибитые большими гвоздями, трудно отрывались. Как только конец первой доски приподняли, контрразведчик осветил канаву электрическим фонариком: беглеца не было видно.
Кешка, бросившись в канаву, думал лишь о том, чтобы как можно скорей отползти подальше от входа. Шапка его то и дело сползала на глаза, а когда он ее водворял на затылок, она смахивала с потолка иней, сыпавшийся за шиворот. В спешке мальчик ударился головой о брус, набив на лбу шишку. На стыках, там, где путь преграждала поперечная балка, он ложился на живот, пригибал голову и постепенно пробирался все дальше и дальше, удаляясь от входного отверстия. У одной из поперечных балок он прилег, чтобы перевести дух и отдышаться.
Лежа на животе, Кешка мало-помалу пришел в себя. Осматриваться было бесполезно: под досками царил мрак. Он пошарил руками: канава выложена по бокам бутовым камнем, стенки и потолок покрыты инеем, дно — замерзшими сточными водами.
«Не вылезу. Пусть караулит хоть до самого утра, если ему нужно. Надоест и уйдет. — Но тут же приходили в голову и другие мысли, беспокоившие его. — А если полицейский не уйдет, пока я не вылезу? Ну и пусть ждет у этого конца сколько угодно, а я вылезу в другой стороне и дам деру. Вот и останется с носом полицейская крыса. Хоть бы Ванька с Корешком подоспели, тогда можно в щель передать им листовки. Эх, зря я оставил для Корешка две прокламации. — Кешка отыскал за пазухой листовки, запрятал их в щель канавы, стянул потуже ремешок на штанах и вздохнул. — Не нужно было оставлять. А вдруг сыщик полезет за мной и подберет их? И все это из-за сопливого Корешка — хныкать начал. А теперь могут в тюрьму посадить. Если уж посадят, так пусть вместе с матросом Налетовым в одну камеру. Он храбрый, не даст бить и научит, как врать полицейскому, когда будет спрашивать».
Тревога беспризорника усилилась больше, когда он почувствовал, что начинает мерзнуть. Чтобы согреться, Кешка все время менял положение: ложился то на левый бок, то на правый, то на живот, то переворачивался на спину и смотрел в «потолок», в котором кое-где сверху через продольные скважины прорывались узкие полосы лунного света. Мальчик глядел в щель снизу и видел холодный диск месяца, медленно плывущий среди звезд по необъятному небу, словно медуза в море. Полоса света переместилась на его усталое лицо, и Кешке вдруг стало страшно от мысли, что лунный свет может выдать его. Быстро перевернувшись опять на живот, он пополз дальше.
Еще находясь недалеко от входного отверстия, Кешка слышал, как поручик Прешиперский послал полицейского за пожарной командой, и понял, что затевается что-то серьезное. Это побудило его скорее продвигаться вперед. Он опять усиленно заработал локтями и коленями. Сколько времени он полз, в каком месте находился — Кешка не знал и мог только предполагать, что базарную площадь еще не минул.
После утомительного передвижения Кешка прилег немного отдохнуть, и вдруг до него донесся грохот телег и топот конских копыт. Мальчик догадался, что это приехали дружинники, вызванные полицейским. Когда до его слуха донесся говор и стук сапог, подбитых ракушками, он чуть было не чихнул, но снял шапку и закрыл ею рот. Вскоре он услышал, как кто-то стал взламывать доски в той стороне, где он забрался в канаву, и там же заметался красноватый свет электрического фонаря. Это придало Кешке сил, и он снова проворно заработал локтями.
Пожарники, вскрывавшие настил вместе с рыжим полицейским, рассчитывая получить деньги на банку спирта, работали старательно. На другом конце водосточной канавы дружинников подстегивал Сам Удавка, руководивший работами. Он все ворчал:
— Да не так! Кто вас, дураков, учил! Привыкли в пожарной команде дрыхнуть. Вас там разбаловали, так вы думаете, что и у меня будете рот разевать?! Я вас выучу, как нужно поворачиваться!
А когда один дружинник возразил, контрразведчик дал ему зуботычину. После этого все стали работать с показной энергией. Только сопели да отплевывались, про себя ругая на чем свет стоит полицию и свою судьбу.
— Ситников!
— Я, вашбродь, — мешковатый полицейский вытянулся перед поручиком, держа в руках багор. Спина его покрылась испариной, шинель была расстегнута.
— Сбегай на Николаевскую улицу и посмотри, как там идут дела. Может быть, они уже вытащили этого мерзавца?
Поручик электрическим фонариком осветил лицо полицейского. Тот бросил багор, застегнул крючки на шинели и опять вытянулся, сощурив глаза от яркого света.
— Смотри, чтобы быстро обернулся. Одна нога здесь, другая — там! Передай, что, мол, начальник сильно гневается на медленную работу!
«Эх-ма. Было там три дурака — два пожарника и один полицейский, а теперь будет четыре: два на два…» — подумал Прешиперский.
Поручик раскосыми глазами посмотрел на небо. Луна скрылась. Кругом была тишина, не предвещавшая скорого появления пожарников с той стороны. Удавка вытащил часы, когда-то подаренные ему за работу в царской жандармерии, осветил фонариком циферблат. Потом подошел к зияющей дыре, стал на колени, посветил внутрь канавы фонариком. Ничего не увидев, поднялся на ноги и с раздражением плюнул:
— Тьфу! Неужели эта каракатица так быстро ползет? Там же повернуться негде. — И, уже успокаивая себя, подумал: «Ладно. Через час его песенка будет спета».
Прешиперскому показалось, что пожарники замедлили темп работы, и он счел своим долгом властно окрикнуть:
— Опять возитесь?! Что топчетесь на одном месте?! Пора бы уж скинуть верхнюю одежду. Видите, я без пальто?
Дружинники молча сняли куцые пожарные пиджаки, побросали их на землю, засопели и принялись опять взламывать крепкие доски, которые на стыках были окованы толстым обручем.
Прешиперскому показалось оскорбительным, что ни один из работавших не ответил на его замечание. Это его обозлило еще больше, и он продолжал браниться уже более сердито:
— Я кого спрашиваю?! Чего топчетесь на одном месте?
— Тут, вашбродь, не гвоздями пришиблено. Тут, вашбродь, оковка обручем… что сани куют, — оправдывался пожарник, налегая на багор.
— Оковка или нет, а ты быстрее поворачивайся!
Контрразведчик окончательно продрог без пальто, опять вытащил флакон с водкой и опорожнил его до конца. Тут он услышал вдали топот и стал пристально всматриваться. Из темноты показался силуэт человека, в котором он узнал Ситникова.
— Как дела идут?
— Хорошо, вашбродь… — ответил тот, прикладывая одну руку к козырьку, а другой вытирая свой красный нос.
— А что хорошего?
— Они уже начали ломать… шибко движутся в нашу сторону, — еле переводя дух, торопясь, докладывал Ситников, довольный тем, что быстро выполнил приказание.
— Я так и знал. Ни черта хорошего нет, — тревожно пробурчал Прешиперский.
Он короткими шагами быстро заходил вдоль канавы, точно подстегиваемый нестерпимым зудом. Потом громко крикнул:
— Ситников!
— Я, вашбродь!
— Побудь здесь. Я сам пойду посмотрю. Я им поддам жару… Я им не дам там мерзнуть! Тоже, наверно, в одежде работают?! — Поручик зашагал в темноту.
Кешка прилагал все силы, чтобы как можно скорей достичь Николаевской улицы, и думал: «Сколько еще нужно ползти?»
Вдруг сверху по настилу послышались торопливые шаги. Беспризорник притаился и прислушался:
«Кто это? Может, полицейский? Может, он хочет доску в этом месте ломать? Наверно, меня в щель заметил!»
Тревога Кешки усилилась еще больше, когда идущий замедлил шаг и остановился над его головой, отчего за шиворот мальчику посыпался иней. Кешка был ни жив ни мертв.
Опасался он не напрасно: сверху на досках находился Удавка. Не подозревая, что он стоит над самой головой Кешки, Прешиперский закурил сигарету и затем скорым шагом двинулся дальше.
Когда мальчик услышал, что человек прошел, он облегченно вздохнул и тоже стал пробираться по канаве в ту же сторону.
Вдруг, неожиданно для себя, беспризорник наткнулся на четырехугольный бутовый камень, преградивший ему путь. Тщетно разыскивая проход, он пал духом: впереди ход был завален, а позади к нему приближались полицейские. Кешка плечом подпер камень, уперся ногами в балку и что есть сил надавил, но камень не поддавался. Мальчик обернулся и увидел, как позади луч фонарика мечется по стенам канавы. Отчаявшийся Кешка вытер со лба пот и распластался на холодном дне, не зная, что ему предпринять.
Пожарники, работавшие с разных концов, приближались друг к другу. Усилился треск ломающихся досок, скрежет гвоздей и обручей.
Наступил момент, когда осталось несколько метров до полного вскрытия настила. Контрразведчик, видя, что работы подходят к концу, а распространителя прокламаций нет ни там, ни тут, стал терять терпение. Он уже не шагал взад и вперед, а почти бегал и беспрестанно курил.
Не дождавшись, пока пожарники взломают последнее звено досок, он подбежал к ближайшему отверстию, нагнулся над канавой, посветил фонариком и ахнул: мальчишки там не было! Неописуемая ярость отразилась на его лице. Прешиперский вскочил на ноги и, не веря своим глазам, опять припал к отверстию и потребовал, чтобы другие проделали то же самое. Когда полицейские подтвердили, что действительно крамольника в канаве нет, поручик поднял вверх руки со сжатыми кулаками и закричал:
— Сбежал! Сбежал, мерзавец! Что он, сквозь землю провалился, что ли? Ведь оба отверстия охранялись?!
Дружинники и полицейские, переглядываясь между собой, таращили глаза в пустую канаву. Один из пожарников промолвил:
— Отчаянная голова, стало быть, ежели убежал.
Для взрыва не хватало именно этого замечания. Поручик пришел в еще большую ярость. Он подбежал к полицейскому и стал размахивать кулаками:
— Это ты, разиня, выпустил преступника из рук. Бражник!.. Балбес!.. Дурак!.. — он с размаху ударил полицейского по лицу, затопал ногами. — Мало вас расстрелять! Повесить сволочей!..
Погребальный вид был у всех выстроившихся в шеренгу помощников Прешиперского. Они не считали себя виновными, но не смели оправдываться перед расходившимся начальником. В пылу гнева он действительно мог пристрелить кого-нибудь тут же на месте. Теперь они стояли перед ним, как провинившиеся школьники. Кто держал лом, кто — топор, кто — доску, а полицейский Ситников для чего-то обнажил саблю, будто собирался немедленно препроводить арестованного в контрразведку.
— Что у вас за идиотский вид?! — не переставал беситься Удавка, бегая перед строем пожарников и полицейских. — Какой дурак прислал вас ко мне?!
— Разрешите, вашбродь, опять приколотить энти доски на место? — отважился спросить один из дружинников.
Но поручик и в спокойном состоянии не мог терпеть, чтобы кто-либо высказывал свои соображения. Он любил, когда подчиненный только молчал и преданно смотрел на него. А в такую критическую минуту тем более! Стоило пожарнику заговорить, как гнев поручика вспыхнул с новой силой.
— Я тебе приколочу дурную башку, болван!.. Я прибью ее гвоздями к этому настилу! Ты у меня сгниешь здесь в канаве!.. Марш!.. Марш!.. Вам нечего тут больше делать. Катитесь!.. — взревел Прешиперский, хватаясь за пистолет и наступая на дрогнувшую шеренгу перепуганных дружинников.
Пожарники, видя, что взбесившийся контрразведчик может наделать бед, вскочили на свои повозки, ударили по коням и понеслись во весь опор в пожарное депо.
Прешиперский злобно посмотрел вслед удаляющимся бочкам и погрозил кулаком. Он совершенно растерялся и не знал, с чего начать поиски. Потом спохватился, круто повернулся к полицейским.
— А вы что стоите с повешенными носами, беспросветные дураки? — тихим и вкрадчивым голосом говорил поручик, вытянув шею. — Ничего?! Так марш ко всем чертям! Вон отсюда!! А то я вас!!!
Полицейские приподняли сабли и пустились в разные стороны.
После того как уехали пожарники с догоравшими факелами и скрылись полицейские, на базарной площади воцарилась прежняя тишина. Даже сторож-китаец не появлялся больше, не бил в колотушку. Наблюдая за действиями русского «капитана», он трепетал не меньше дружинников и рядовых полицейских. Он притаился за углом здания «Казенных весов» и боялся даже близко подойти к взломанному настилу.
Прешиперский со злостью пнул ногой обруч, подошел к валявшейся доске, сел на нее и обхватил руками голову: «Опростоволосился! Осечкин не преминет устроить мне какую-нибудь гадость».
Отчаявшийся сыщик стал подбадривать себя мыслью, что этой же ночью примет все меры. «Ищеек! Ищеек привести! Вот идея!» — подумал он и уверенно зашагал прочь с базарной площади.
Сторож-китаец, наблюдавший за грозным «капитаном», стал опять негромко стучать в колотушку:
— Тра-та-та! Тра-та-та!