Беспризорник Кешка и его друзья

1

На другой день, как только открылись магазины, Кешка с Лу появились в центре города и зашли в ювелирную мастерскую.

— Дядя, купи, — смело предложил Кешка, протягивая руку с портсигаром и выжидательно смотря на хозяина.

Пожилой ювелир сперва осмотрел с ног до головы мальчиков, потом снял очки, приставил к глазу лупу и залюбовался портсигаром. Он надавил кнопку на ребре корпуса, крышка открылась, обнажив выгравированную надпись: «А. П. от Ю. Л.». Ювелир оттопырил нижнюю губу и усмехнулся в усы.

Кешка стоял и думал: «Сколько даст? Не обманул бы. Надо было сперва прицениться, а потом и предлагать. А мы сразу к ювелиру. Вон как присматривается — понравился. Думает на нем зашибить несколько целкашей и налево загнать. Ну, черт с тобой! Заработай, да только скорей давай нам деньги. Сейчас же к доктору побежим».

Хозяин не торопился. Он закрыл портсигар и спросил:

— А где вы его взяли?

— Это крестный мне подарил на святой пасхе. Верно, Ленька? — выпалил Кешка заранее придуманный ответ.

Лу кивнул. Кешке показалось, что друг недостаточно горячо поддерживает его слова, и он толкнул его ногой.

— Верно, верно, дяденька. Вот крест! — и Ленька перекрестился.

— А как фамилия твоего крестного? Как его звали? — с ехидной улыбкой спросил ювелир, пристально уставившись на Кешку.

— Крестного? Крестного, да? Крестного зовут… дядей Сашей. Верно, Лу? — ответил Кешка, не подготовленный к такому вопросу.

Ювелир открыл выдвижной ящик в столе и положил туда портсигар.

— Не врите! Этот портсигар у меня уже был. Это ведь я буквы гравировал: «А. П. от Ю. Л.». Не думаю, чтобы у господина Попова был такой крестник. Впрочем, вы не торопитесь, сорванцы. Подождите-ка немного. Это можно быстро выяснить. Я только позвоню, — ювелир шагнул за перегородку, к телефону.

Ленька, стоявший ближе к двери, незаметно дернул Кешку за полу тужурки: «Пошли, пока не сцапал!» Он отставил ногу и приготовился бежать.

Кешка сперва растерялся, но быстро пришел в себя. Пока ювелир за перегородкой вызывал по телефону квартиру Попова, он шагнул за прилавок, отделявший заказчиков от хозяина, и хотел выкрасть портсигар, как вдруг услышал:

— Квартира не отвечает? Тогда дайте срочно полицейский участок!

От этих слов Кешка подскочил, как уколотый булавкой, и вслед за Лу выбежал на улицу, оставив незакрытой дверь.

Порядочно попетляв по дворам и переулкам, беспризорники остановились наконец передохнуть.

— Слава богу, что ноги унесли, — еле переводя дух, сказал Лу.

— Не везет нам, — вздохнул с сожалением Кешка. — Надо было не ювелиру продавать, а часовщику. Он же всякие там надписи на крышках не делает. Ему все равно.

Кешка в душе ругал себя за то, что плохо обдумал способ продажи портсигара. За время беспризорнической жизни он таких дорогих вещей еще не воровал.

— А сколько там золота, а! — восхищался Лу. — За этот портсигар Ворона кормили бы целых два месяца… Дядька, наверно, нас на бога взял, а мы с тобой струсили.

— Мы не додумали. Надо было портсигар поломать ломиком и продавать кусочками или понести в японскую часовую мастерскую. Ведь япошка-то по-русски читать не умеет, верно, Леньча?

Лу кивнул головой. Ребята направились дальше. Лу опять раздумывал о том, как бы пригласить к Ворону врача.

Кешка вспомнил матроса Налетова: «Скоро ли он придет, как обещал? Почему партизаны отсиживаются в сопках? Боятся, наверно? Когда приедут партизаны, я этому доктору камень в окно брошу. Пусть знает. Не пошел Ворона лечить…»

— Стой, Леньча! А что если нам мотануть к церкви? Там у двери кружка с деньгами прибита. Ее можно стащить. Давай посмотрим? Попробуем оторвать ее, а?

2

Остаток дня мальчики шатались по городу, выпросили кусок хлеба, а вечером пошли к церкви. У калитки они посовещались и осторожно на четвереньках поползли по ступенькам паперти, озираясь на дом сторожа.

За выступом на стене была прибита железным обручем кружка, закрытая массивным замком и опечатанная сургучной печатью.

— Смотри по сторонам, — сказал Кешка. — Я ее подергаю, может оторву.

Он приподнялся и стал дергать кружку, но она даже не пошевелилась.

— Попы так прибили, что с нашим носом не суйся, — с досадой шепнул Кешка.

— Попы так не могут, это кузнецы постарались, — отозвался Ленька, не поворачивая головы и посматривая на калитку.

— Леньча, а ну давай свой ремень. Быстро! Он у тебя узкий!

— А зачем тебе ремень? У меня штаны спадут, — недоумевал тот.

— Если там есть серебрушки и медяки, я попробую ремнем их достать.

Кешка взял у друга ремень, смочил его конец языком, затем опустил ремень в отверстие кружки, рассчитывая, что к мокрому концу примерзнет монета. И действительно, когда он стал вытаскивать ремень обратно, в прорези кружки показалась монета, но она сорвалась и полетела на дно. Это не обескуражило Кешку. Он дважды неудачно опускал поясок, а на третий раз вытащил его с примерзшей серебряной монеткой. Таким способом Кешка вытащил несколько серебрушек и медяков.

Довольные ребята спрыгнули с паперти на снег и побежали к выходу. На добытые деньги они решили купить еды для Ворона и для себя, а для доктора попытаться достать денег в воскресный день.

В первой же лавке Кешка заказал себе три бутылки фруктового квасу.

— А тебе чего? — спросил у Лу продавец.

— Мне такого, как у него, и столько же.

Хозяин поставил на прилавок шесть бутылок и у всех открыл пробки.

Первые стаканы мальчики выпили залпом. Третьи уже не допили и поглядели друг на друга.

— Я не выпью. Пей, — предложил Кешка.

— Я и свой-то не осилю. По две бутылки лишних взяли, — сокрушенно ответил Лу.

По лицу хозяина скользнула довольная усмешка… Мальчики вышли на улицу, жалея, что не рассчитали своих сил и зря потратились.

На оставшиеся деньги Кешка решил купить колбасы. Ребята зашли в лавку.

— Дядя, дай нам колбасы. На́ тебе деньги, — Кешка протянул монеты.

— Сколько же вам нужно колбасы? — усатый приказчик в белом фартуке с кожаными нарукавниками поднял пушистые брови.

— Фунт. Или три фунта. Верно, Лу?

Приказчик посмотрел на монеты, потом на мальчиков и заметил:

— Денег мало, а вы просите целых три фунта!

— Ну тогда давай обрезков. Только чтоб был кусочек от охотничьей колбасы. Верно, Лу?

Китайчонок кивнул.

— Обрезков можно, но тоже немного, — приказчик стал собирать с прилавка куски. — Тут вам будет и кусочек настоящей охотничьей.

Схватив покупку, мальчики побежали на «Зеленый Остров».

Когда ребята подбегали к ресторану «Суйфун», они уже издали увидели стоявшего под деревом Корешка. Он тер кулаками глаза и плакал. Кешка и Лу почувствовали неладное.

— Корешок, чего ты? — встревоженно спросил Кешка.

— Ваньча… наш по-мер… — всхлипывая, ответил Корешок.

Ребята были ошеломлены. Кешка уронил на снег колбасные обрезки. Спазмы сдавили горло Лу, глаза наполнились слезами. Он не мог выговорить ни слова и заплакал навзрыд, закрывшись замусоленной шапкой. Кешка, опустив голову, тихо пошел к пролазу, желая увидеть умершего друга, с которым делил горести и радости.

— Дошлый, не ходи, — сквозь слезы проговорил Корешок. — Его там уже нету. Он там уже не лежит. Его увезли в мертвецкую…

Кешка остановился около пролаза, приткнулся плечом к стене и не двигался с места. Потом поднял голову и взглянул на плачущих друзей. «Ну чего вы ревете, как девчонки?!» — хотелось сказать ему. А у самого глаза все больше и больше увлажнялись. Он напрягал силы, чтобы сдержать слезы, но против его воли рыдания упрямым комком подступали к горлу. Не выдержав, Кешка потихоньку всхлипнул и отвернулся.

Через несколько минут, оправившись, он спросил:

— А кто сказал, чтобы его увезли?

— Я… я… поз-вал… оттуда дяденьку… — Корешок показал рукой за речку, слезы скатывались по его щекам. — Из… изо рта пош-ла-а кровь… Он перестал дышать… А… а потом приехала повозка… Из этой самой, по-кой-ницкой и… увез-ла-а… Где он лежал, всю ночлежку… залили такой вонючей из-вест-кой… такой смердячей…

3

Прошло три дня. Кешка, Лу и Корешок никак не могли смириться с мыслью, что их друга Ворона нет в живых.

— Мы сами положим его в ямку. Сами выкопаем ему ямку, — предложил Корешок, и остальные с ним согласились.

Ребятишки пошли в кладбищенскую мертвецкую, чтобы справиться о покойнике. Они поднялись на крыльцо сторожки и постучали в дверь. Она отворилась, и вышел старик.

— Э-э, что вам, хлопчики? Что пожаловали? Дюжий мороз загнал? — участливо заговорил старик. — Носы нужно греть: морозно. Ух, как морозно!

— Нет, — ответил Кешка, — тут привезли нашего Ворона. Он помер. Мы хотим сами, сами хотим захоронить. Верно, Лу? Верно, Корешок?

— Э-э… какого дня скончался? — осведомился дед.

— Три дня назад, — ответил Ленька.

— Не знаю, тут каждый день хоронют. Может и был такой. А что он, ничейный малый?

— Как ничейный? Наш. Это Ванька, — возразил Корешок. — Он с нами шатался.

— Ну, как это? Э-э… бездомный? — уточнил старик, почесывая сивую бороду.

— Так, как и мы… про-про-летари-и, — пояснил Лу.

— Он такой… в кожаном картузе. Он из наших, — продолжал Корешок, глядя лучистыми глазами на деда.

— Седни закопали всех ничейных усопших, и малец был конопатый.

— А как он одет был? — допытывался Кешка.

— Как есть начисто, в чем мать родила. Энтих, ничейных… э-э… так и закапывают бесштанными и без смертных рубах. Тут поглядите, может, признаете одежонку, — сторож повел ребят в сарай, и там среди разного тряпья, облитого известью, они узнали тужурку и Ванькину кожаную фуражку.

— Это он носил, — заплакал Корешок, вытирая горькие слезы длинным рукавом.

— Дяденька, покажи его могилу, — попросил Кешка.

— Я-то могу, хлопчики… — уставился старик на Кешку. — Не енерал, и папки и мамки у него нету. Значит их… э-э-э… прямо и кладут в общую — братскую, зараз по два — три али пяток… сколь будет.

— Ну, покажи общую могилку, — настаивал Лу. — Покажи, дедка!

— Раз уже той, то пойдемте, родимые. Эх-ма, божий свет такой. Горе, оно для такого люда… э-э-э… Бедняк быстро идет — беду нагоняет, бедняк идет помалу — беда его нагоняет, — бормотал старик, ведя мальчиков к могиле.

Ребята шли между унылых покосившихся крестов, богатых каменных надгробий, обогнули высокий памятник и подошли к свежезасыпанной могиле.

— Тут и почивает конопатенький. Царствие ему небесное, — старик снял шапку и троекратно перекрестился.

— А где же крест, дедушка? — спросил кто-то из мальчиков.

— Э-э… Война, хлопчики. Только енералам кресты ставят. А он, конопатенький, ничейный. Опосля войны кресты, может быть, поставят.

Ребята осторожно, будто боясь нарушить покой усопшего, подошли к могиле, где был похоронен их товарищ, окружили ее, сняли шапки. Детские головы обдал холодный зимний ветер. Каждый потихоньку всхлипывал. Кешка, стоявший рядом с Корешком, слышал, как тот сквозь зубы приговаривал:

— Ваньча, Ваньча… Братишка… Чо ты… так быстро?

Слезы беспризорников растрогали кладбищенского сторожа, хотя он ежедневно видел похороны и привык к ним. Старик покряхтел и узловатыми пальцами стал оправлять могилу.

Ребята покрасневшими от холода руками тоже принялись выравнивать свеженасыпанный холм.

— Прощай, Ваня, — сказал, выпрямляясь, Кешка. Голос у него срывался и дрожал. Он слизнул с губ соленую слезу. — Мы тебя не забудем, Ваня.

— Прощай, Ваньча, прощай, — вторили простуженными голосами Лу и Корешок.

— Царствие тебе небесное, паренек, — вытирая увлажненные глаза, произнес сторож. Он перекрестился, надел кое-как шапку, еще больше сгорбился и пошел петляющими шагами к себе в сторожку. За ним потянулись, ежась от холода, беспризорники.

Северный ветер крепчал. Мела поземка, заметая Ванькину могилу и сбивчивые ребячьи следы…