Безмужняя

От автора

Одной из самых сложных проблем раввинского суда всегда было вынесение определения по поводу безмужней жены, агуны. Талмуд и его толкования изобилуют вопросами и ответами относительно женщин, мужья которых пропали при погромах, на войне, в дальних поездках. Законы об агунах весьма многочисленны, и раввины опасались освобождать от брачных уз жену, если не было достоверных свидетельских показаний и доказательств, подтверждающих смерть мужа. Педантичный раввин мог быть — и чаще всего был — так же добросердечен, как и сговорчив, разрешая явно покинутой женщине снова выйти замуж. Мне не однажды случалось наблюдать мучительные метания признанных знатоков Талмуда между собственными сомнениями и состраданием к одинокой женщине, чью судьбу они призваны были решить. Поэтому описания «добрых» и «злых» раввинов всегда казались мне художественно примитивными, плодом наивных представлений.

По моему мнению, наша литература вообще не создала правдивых образов судей и законоучителей, которые для многих поколений были единственными духовными наставниками. Их изображали с предубеждением, заведомо отрицательно, огульно обозначая презрительной кличкой «служители культа», либо поверхностно — бороды, капоты, жесты; но между ними никогда не делали различия, как бы следуя формуле: «все раввины — на одно лицо». Порою же их вовсе лишали плоти и внешних примет, чтобы представить как символ добродетели и олицетворение чистой идеи, превращали в героев легенд, а то и в театральные маски, — ходульные и патетические.

Мне известны лишь единичные исключения в нашей литературе, когда творчески мыслящие художники изображали раввинов как реальных людей — ни слишком надмирными, ни слишком вульгарно земными. Свои юные годы я провел в синагогах и ешивах[1] Литвы и хорошо знал наших эрудитов, их человеческий опыт, нравы, образ мысли, их общественное положение и семейную жизнь. Я знал праведников, которым потусторонний мир представлялся реальностью, порою более подлинной, чем мир земной и повседневный быт. Я знал также жителей нашей бедной улицы и их отношение к завсегдатаям молельни — иногда уважительное и любовное, а иногда враждебное к знатокам и даже к самой Торе.

Эти взаимоотношения синагоги и улицы и борьба между раввинами из-за женщины, муж которой не вернулся домой после Первой мировой войны, стали темой романа «Безмужняя», действие которого развивается на фоне старого, устоявшегося уклада жизни виленских евреев.

Артур Шехтер, поклонник идишской литературы и мой близкий друг, стал первым читателем, оценившим роман с упомянутой мною точки зрения, и сделал очень многое для того, чтобы книга увидела свет.

Мой коллега, поэт Альф Кац, в этот раз, как и в случае с моими предыдущими прозаическими книгами, был моим редактором, и я признателен ему за его добрые советы и за его расположение ко мне.