Бысть некий крестьянской сын у отца своего и матери, и отдан бысть родителми своими грамоте учитися, а не ленитися. Почал ево мастер болно бить, подымаючи на козел,[4157] за ево великое непослушание и за лениство. И он, крестьянской сын, в то ся дал[4158], а учения не возприял себе и учал себе размышлять: «Стати мне лутче у богатых мужиков красть: ночью покраду, а в день продам, и да будет у меня денешка скорая и горячая, и почну себе товарищав прибирати[4159], таких же воров, каков я сам».
И прибрал. И пошли ночью к некоему крестянину, и пришли ко вратам, и ударили во врата — ино у него ворота заперты. А сам он, тать, крестьянской сын, рече: «Отверзитеся, хляби небесныя, а нам — врата кресьянская!» И взошел кресянской сын с товарищи своими, а сам рече: «Взыде Иисус на гору Фаворскую со ученики своими,[4160] а я — на двор кресьянский с товарищи своими».
И пришел ко клети[4161] и почал приниматся[4162] у кресьянские клети за угол, а сам рече: «Прикоснулся Фома за ребро Христово,[4163] а я у кресянские клети за угол». Влесъ на кресьянскую клеть, а сам рече: «Взыде Исус на гору Елеонскую помолитися,[4164] а я — на клеть крестьянскую».
И почал тать у клети кровлю ломать, а сам рече: «Простирали небо, яко кожу,[4165] а я кресьянскую простираю кровлю». И почал тать в клеть спускатся по веревке, а сам рече: «Сниде царь Соломон во ад,[4166] и сниде Иона во чрево китово,[4167] а я — в клеть кресьянскую». И пошел по клети, а сам рече: «Обыду олтарь твой, Господи!» И увидел на гвозди кнут тать, а сам рече: «Господи, страха твоего не убоюся, а грех и злыя дела безпрестанно». И вор нашел под кроватью ларец с казною да коробью с платьем, и он вытащил к себе; и выбрал из них, и что в них было, и то вычистил. И он, крестьянин, ему отдал ларец, и он взял, а сам рече: «Твоя от Твоих к Тебе приносяще о всех и за вся».[4168] И не оставил у него ничего.
Нашел у крестьянские жены убрус[4169] и учал опоясываться, а сам рече: «Препоясыватся Исус лентием,[4170] а я крестьянские жены убрусом». Нашел у крестьянские жены сапоги красные и почал в них обуваться, а сам рече: «Раб Божий Иван в седалия[4171],[4172] а я обуваюся в новые сапоги крестьянские».
И нашел в клети коровай хлеба и учал ясти. И нашел на блюде калачь да рыбу и учал ясти, а сам рече: «Тело Христово приимите, источника безсмертнаго вкусите».[4173] И нашел в оловенике[4174] пиво и учал пити, а сам рече: «Чашу спасения прииму, имя Господне призову. Алилуия!»[4175] И увидел на крестьянине новую шубу, и он снял да на себя оболокал, а сам рече: «Одеяся светом, яко ризою,[4176] а я одеваюся крестьянскою новою шубою».
И та кресьянская жена послышала, и мужа своего розбудила, а сама рече мужу своему: «Встань, муж, тать у нас ходит в клети!» И муж рече жене своей: «Не тать ходит, но анггел Господень, а говорит он все божественые словеса». И жена рече мужу своему: «Кабы был он аггел Господень, и он бы с нас шубы не снимал да на себя не надевал».
И кресьянин послушал жены своей, с кровати сошел и под кровать наклонился, и взял березавой ослоп[4177] и ударил татя в лоп. И он, тать, рече: «Окропиши мя исопом[4178] и очищуся, и паче снега убелюся». И кресьянин ево убоялся, и к жене на постелю повалился, учал жену свою бранить: «Злодей ты и окаяница! Греха ты меня доставила: анггела убил, Христу согрубил! Да впреть ты молчи себе и никому не сказывай!»
И видит кресьяниново малоумие, и нашел тать под кроватью тас с водою, и он взял ис-под кровати и учел руки умывати, а сам рече: «Умыю руце мои, обыду олтарь Твой, Господи!»
И тать клеть отворил и возгласил товарищам своим: «Обременении, покою вас![4179] А что я зделал, собрал, и вы пособите мне вынести вон!» И те ево товарищи внидоша в клеть, и что было у кресьянина живота[4180], то все взята и выдоша, и двери за собою затвориша. А сам рече: «Чист есми дом мой и непорочен, окроме праведнаго». И не оставил ему ничево. Аминь.