Библиотека литературы Древней Руси. Том 16 (XVII век)

Монастыря подворье — о чем непокорье?[4301]

Монастырь бо невелик, да звон добре велик.

Чернцы бы и умны, но да нравы дурны.

На чеп сажают,[4302] да долго не спушають.

А се хлебня темна, и сажа добре черна,

и всех морает, а света не имеет.

Поглядел бы немношко, да се одно окошко.

Нужно[4303] седети, ей-ей, некуды глядети.

И добро бы место, да марает тесто.

Аще и вера не велика, только чепь велика.

Взором[4304] и не светла, но довесом тяжела.

Мошно бы двум седеть, ей, не хочется и глядеть.

Побыть бы мошно, да на сердцы тошно.

И жить есть где, да сереть негде.

Аще и есть где, да сести нельзе:

стул будеть увалять и ноги обе переморать.

Есть ли стул обтирать, то и ноги обтирать.

Аще в хлебню тако внити, то всехь разгонити,

срама не избыти, а людей насмешити.

«Горе вам, бедныя воспеваки!» — тако вам говорят поляки.

Як же кто поет на глас,[4305] тот носит отлас.

Патриаршим воспевакам, як дуракам,

велят им петь гладко, а поять и кормят их гадко.[4306]

Слышати пение любят, а доброе все сами лупят.

В чин малых побрали[4307], а под старость их всех попрали[4308].

Пока есть глас, то и ходит по нас,

як же стал глас нехорош, то и поди куды хош.

Пел бы дондеже есть[4309], да нечево стало есть.

В церкви что макови цвети, а дома нечево и вздети.

<...> а вспеваки же за вся глядят.

Люди все в дорага́х[4310], а вспевака в дуроках.

Честь ум рождает, а убожество и старой растяряет.

Сердцу веселящуся и лицу цветущуся,

аще кто богат, тот везде рогат[4311].

Есть бы кому не денги и всяк будет в полденги.

Напреди речь иная: возвратимся да вспевакам умилимся.

Будет к началу не спел, ино к стулу поспел.

Проспися, да протрезвися, да под плеть ложися,

или проседися да прослезися, а дамой не торопися.

К ночи врата запирают, а днем с чепи не спушают.

Испил бы винца да запил бы пивца,

чеп бы скинул и под лавку кинул,

ушел бы домов да живот незамог.

Перелез бы чрез забор, ино скажут: «Тот вор!»

Аще ли в чеп сажати, да надобно и разсуждати,

что не за все бы на чеп сажати.

Когда смеемся, тогда люди видят.

Не разумеет богатый убогому, так же и сытый — голодному,

а здравый — больным, только бедным одным.

Забвение на всех хвалится, а скупый умреть — звалится.

Лег, было, спати да не умел встати.

Скупый денги бережет, а по смерти всяк его кленет.

Живучи, много собирал, а умерши конечно[4312] пропал.

Скупыя спят не судки[4313], ано дух вон, что из дудки.

Аще кто милует убога, тот любит Бога.

Есть ли не милует убога, воистину сей не любит Бога.

Чюжые кровлю кроют, а свои голосом воют.

На что драгие вещи любить, когда не умеем их хранить?

Нынешнее настоящее время гонит носящих бремя.

Овому[4314] честь Бог дарует, овии же искупают[4315],

овии трудишася, овии в труд их внидоша.[4316]

Овии скачют, овии же плачют.

Инии веселяшеся, инии же всегда слезящеся.

Почто писать много, что от бедных не любят никого?

Лучше того любять, с кого деньги лупят.

Что с убогова взяти? Прикажи его сковати.