Библиотека литературы Древней Руси. Том 16 (XVII век)

ПОСЛАНИЕ К НЕКОЕМУ ИНОКУ О ХМЕЛЮ

Пречестныя и великиа обители живоначальнаго и безначальнаго пресущественаго триипостаснаго единосущнаго и неразделнаго трисолнечнаго Божества Пресвятыя Живоначалныя Троица[4260] боголюбивому о Христе духовному брату Моисею иноку — первый во грешницех, последний в человецех, худейший во иноцех, многогрешный имярек с поклонною и измождалою[4261] главою, радоватися.

Писал ты ко мне, недостойному, с Вологодцкие страны на Усть-Шексну писати тебе о пиянственом питии и о хмельном буйстве, и о егове злохитрьстве, и о человечестей погибели от Хмелю, и о пьянственой безвестной смерти, и молил мя еси убедити ся на се. И аз, поминаючи к себе прежную твою духовную любовь и многая твоя благохотения и добродейства, пишу ти от недомыслия моего и малоумия, елико Бог вразумит мя и твоя святыя молитвы помогут мне, и елика мало смыслю от моего безумия и забвенна ума, понеже во Афинех есмь не бывал, и с философы не живал, и мудрости никакие ся не научил, и с риторы не беседовал, и книгам горазда не навыкл и слагателному разуму от них не наказан, но сице тако за любовь, спроста восписую ти, возлюбленне, сице о сем по ряду во всем. Возлюбленному моему о Христе брату кир[4262] Моисею многосогрешивый и непотребный Матфей много челом бью и писанейцом беседую в разстоянии жития сице.

Притча. Бе некий человек невоздержно пьянственое пияше питие и повсегда упиваяся, не имый же воздержания, ниже престатия, и сего ради лишися церкви Божии и ума своего здраваго гонзнул[4263], от человек разумных и воздержных ошаяся[4264] и от сего во ярость блудную впаде, благодать же Божия отступи от него. И предася в разум неискусен творити неподобная, и пребывание день и нощ пияньству и блуду несытно прилежа, и имение свое все зле расточи[4265], и домовное радение остави, и пустоте предаде, жену же и дети онищети и по миру скитатися сотвори. Пребысть же в такове скверной житии яко до шти[4266] лет, день имущи, яко нощ, ослепления ради от Хмелю душевных очес, а нощ имущи, яко тму глубоку, омраченнаго ради жития.

По сих же в некое время истрезвися и в чювство пришед, Богу наставляющу его на спасение, пьянство убо воздержанием отгнал, блуд же постои отрази, молитвою же и слезами душевное здравие и спасение получил, и в себе пришед, укрепися. Похитив Хмеля, связа ему руце и нозе крепкими ужи[4267] и начатего вопрошати подробну, сице: «Буйственый Хмелю, повеждь ми свою мудрость, и силу, и ухищрения вся, повеждь ми и не утаи ничтоже, да избудеши из руку моею невредим. Понеже много времяни власть имел еси надо мною, ныне же аз область[4268] имам над твоею буйною главою».

Повесть. Хмель же начат глаголати ему вся подробну: «Аз убо Хмель, владею упивающимися мене и мудрую ими, якоже хощу, сице.

Егда убо человек восхощет причаститися мне, испиет чашку малу едину, и та ему будет во здравие,[4269] а другую — на веселие, а третию — во отраду, а четвертую испиет, и та ему будет во пиянство; чашку же разумей душник[4270] мерен. Тогда и аз начну место себе строити в нем. Егда же пятую и шестую — тогда обрящу в нем покой[4271] добр и начну владети всеми составы его, и сотворю во главе его и во утробе многую теплоту. Утроба же его и сердце начнет желати многаго пития. И доволство его отоиму, и вложу его во пиянство безмерное, и сотворю его смела и буйна, горда и величава, суемудрена и тщеславна, многоречива и самохвальна, и учиню его глаголати, яже не имея и чему не научися, яже не виде и яже не слыша; и сотворю его прекословити, и бранитися, и битися до крови и до смерти. Елико бо пиет, толико силы мне подает, и умножившуся мне во главе и во утробе его, тогда одолею душевней и телесней силе его, и начнет шататися яко древцо, ветром колеблемо, и падати, и валятися, яко клада, пореваема[4272] мною, и разбиватися о древо и о камень. Наутрии же сотворю ему болезнь и скорбь, уныние и мрак, печаль и воздыхание, дондеже паки причастится мне. Аще убо человек подержится мене прилежно, и аз сотворю его ко церкви Божии никогда же ходити и ни следа ея держатися. Егда же и приидет во церковь, мене же имущи во главе и во утробе своей, то болший грех токмо получит.

Царь убо, аще прилежно доволится мене[4273] неотложно, то царьства своего лишитися имат; князя же учиню раба и чюжаго трапезе предстоятеля устрою; богатаго же сотворю убога и по миру скитатися, яко единаго от нищих, учиню; премудраго же доспею немудра и малаго разума лишу его, и устрою, яко единого от безумных, глаголати нелепая и творити неподобная.

Аз есмь Хмель! Аще познает мене силный муж крепостию, и аз сотворю его немощна и недужна, и врагом не супротивна и побеждена. Аз преподобнаго устрою быти неподобна, а праведнаго учиню грехопадна, и вся добрыя погублю дела его. Воздержнаго постника учиню невоздержна пьяницу, смиреннаго соделаю горда, кроткаго сотворю суроватца[4274], безоименна[4275] устрою быти сребролюбца и грабителя, и паки правдиваго учиню лжива, целомудренаго чистотолюбца доспею блудолюбца. И всячески держайся мене и с любовию невоздержно пия, — пьяницу и блудника учиню, разбойника же немилостива и татя сотворю, запретеля[4276] и похищника чюжому имению соделаю. Любяй мене пити без воздержания, с прилежным желанием, — и аз сотворю его не боголюбца, но хмелелюбца, не постолюбца, но покоелюбца, не братолюбца, но блудолюбца, не книголюбца, но блядословца.

Егда убо человек напиетца мене, тогда всячески возлюбит мя, и аз прилежно прилеплюся ему, душу его наслажу, тело его на блуд готово учиню, сердце его обвеселю и лукавым помыслом жилище сотворю, ум его развращу и непотребен учиню, лице же его румяно и безстудно воображу, очи его отовращу, яко диковы покажу, и яже свет в них — яко коло[4277] вертетися устрою многия ради мокроты, обладавшей мозга его, и смущения ради ума и темени колебанием. Руце его изготовлю на разбой, и лихоимство, и грабление, нозе его — на татбу и на всяк лукавый путь.

И егда человек много времяни пиет и упивается мене, тогда и пищи лишу его, и сотворю себе един во главе и во утробе его жилище пространное, и начну владети человеком тем, якоже хощу. И сотворю его Богу не угодна и груба, а человеком — непотребна и скаредна[4278].

Егда же человек будет на проспании, тогда учиню ему в мозгу и во очех великое лупление[4279], и начну ему творити мечты[4280] многия, в скорби и печали вложу его, напасти и беды на память начну ему приносити многия, яко и в недоумение ввести ми его. Призову же и моего споспешника, иже над пьянством беса,[4281] да той помогает мне мечты творити ему. И некогда в толице мечтании сведем его на место неведомо; ового обесим[4282] за выю его ужем, иного же со брегу долу в воду низвержем его, ового же опровержем в дебрь[4283] и во стремнину глубокую, иного же о железо, и о древо, и о камень поразим[4284], овому же самому апсимом[4285] запитися учиню, в нем же и сила моя велика действует; иных же во пиянстве учиню содевати блуд. И егда вижу силу мою, зело обладающу человеческою утробою и сердцем, и изгорающу ей от влажнаго огня виннаго пития, тогда скоро подвигнуся на погибель человеческую и смерти горкой предам его, и зле скончает живот свой, и тамо во тме кромешной изтрезвитися учиню ему, и со блудники и с пьяницами имат безконечно мучитися».

Держай же Хмеля муж рече ему: «Да како может человек от себе избыта тебе?» Хмель же рече ему: «Егда человек от шатости довольно выспится, аще ли же сну не может приобщится, и он мало да причастится мне и тако проходит ся, и посем за духовный подвиг емлется, и молитвою и постом вытрезвится, и ко церкви хожением исправится, и к тому не начнет касатися мне, и аз оставляю ся его, и тако мене отженет от себя, и здравие получит. Сие же тебе, боголюбче, и не хотя исповедах о сем, доселе вся моя кознования[4286], и злохитрьства, и блазненая действа[4287]».

И бысть, егда Хмель мужу оному исповеда по ряду вся, и абие разреши его от уз, глаголя: «Иди ко своему поспешнику, иже над пьянством бесу, во тму кромешную и тамо вкупе с ним мучишися во веки и с любящими тя пити без воздержания! Аз убо всячески одолех тебе, понеже не иму тя пити во веки!»

Сие же поведание слышав, брате, отнюдь лишися пьянственаго пития, душегубително бо есть и ходатайствено вечной муце. Не запрещено нам пити хмельного пития, но во славу Божию, не во отяготение, но в меру, не во смущение ума, но в целомудрие, не в болезнь, но в здравие, — обаче же мы, человецы, невоздержни суще.

Тебе же, брате и господине, аще и лучится испити немощи ради стомаха[4288],[4289] и ты — душник един мал, да утолиши жажду, а другой — да обвеселиши сердце, а третей — на воли ти, на довольство утробе, и то помалу, с великим воздержанием и крепостию. По сем ими ся за молчание и покой, а гарелного вина[4290] — кратирцы[4291] две, и вящее — три. А боле сего — отнюдь никакоже, возлюбленне, да без смущения пребудеши и спасения не лишишися. Гарелное вино, аще не боле трех испиеши, то сотворит утробе алкание и сырищну[4292] на ядение многаго брашна. Аще ли много его испиеши, начнет утробу твою палити и сердце жещи, и от сего бывает множицею безвестная смерть, а по смерти — во адовых жилищах вечная мука. Бывает же и на проспании от похмелья сего множицею смерть, якоже и отец мой от похмелья безвестную вкусил смерть и окаянную кончину подъят. Но лепо есть помалу истрезвлятися и хмельное вогнездение от себе изженути, якоже и Хмелево поведание преж яви. Но воистинну блажен есть, иже хмельному питию весма не касается, поминающи речение Иванна Златоустаго, како блажит[4293] пиющих воду, глаголя: «О блаженна еси, вода, не мутящая умом, и блажени суть людие, пиющеи тебе!» Василию же Великому[4294] явилась святая Богородица, глаголя ему: «Василие, аще хощеши мене заступницу и молебницу имети себе и во всем помощницу, не пей вина и всякого пьянственаго пития, зело бо ненавижу сего».

Что сего, любимиче мой, страшнее и болезненее, како святая Богородица, надежда наша и заступница, ненавидит пьяного и не молится о нем, и ни в чем не помогает ему? Аще бо пьяный начнет молитися, токмо боле Бога прогневает, молитва бо его неприятна и начинание его непотребно, понеже Дух Святый зело ненавидит пьяного и ангель-хранитель далече от него отбегает, ако ото пса смердяща.

Великий апостол Павел глаголя: «Не упивайтеся вином, в нем же несть спасения».[4295]

Хмель сотворит пьяного душу смрадну, а тело грехопадно, а ум мерзок и непотребен; а проспався, душею явится скареден и тленен, а главою болен, а телесными удесы дробен[4296], а сердцем тосклив и скорбен, а умом уныли печален.

О брате мой господине, лишимся богомерзскаго пьянства, понеже убо пьянство сотворит языка многоречива и открыет сокровенныя тайны, пьянство ражает блуд, прелюбодейство, гордость, превозношение, непокорство, кичение, прекословие, расколы, укорение, досады, брань, а во брани — бой, а в бою — смерть, а по смерти — мука вечная. И всяко злодейство от пьянства ражается. И сего ради, возлюбленне мой присносоюзный[4297] брате, молю твою по Бозе святыню: бежи от пьянства, яко от лютаго змия! Аще бо коснешися ему, — яд имат смертоносен и жало вселютое, уязвити имат душу и тело неисцелною язвою.

Удалися сего, молю ти ся! Возлюби воздержание и чистоту: ея же имущи, узриши Бога. Аще бо мирской человек упиется, то гнусно видети и безобразно; колми паче мы, иноци, отвергшиися мира и всякого его безчинья, егда упиемся, безчинны и позорны явимся, и от мирских людей поносны и укорны!

Да сие ведуще, боголюбивый брате, потщися от Хмелю удалитися, яко от лютаго от врага укрытися, и от всякого пьянственого пития лишитися, яко от огня отбегнути. Иноческое бо питие — трезвеный квас, небуяющ[4298], и живобыстрая вода, не смущающая ума. Егда же, господине, отгониши пьянственаго змия трезвением и победиши его воздержанием, тогда славити и благодарити Господа много имаши, и за мене молитву Вышнему воздаси прилежную.

А еже ти пишу сие сице, и сим во всем всяко сам себе осужаю, паче же и горши сего содеваю. О горе мне, прелюбодею! Но сие тебе писанейцо написах пользы ради и спасения душа твоея, за духовную любовь твою и благодеяние. Но молюсь, припадая, святыни твоей, преклоняя колени душевныя и телесныя, милости прошу и мира со благословением, да не позазриши грубости моей и простиши мя и дерзости словес сих моего малоумия! Невежа бо есмь словом и делом и разумом неискусен. Егда же молишися, помяни мя пред Богом во святыхсвоих и богоприятных молитвах, да твоею молитвою милость и спасение получю. А милость Божия присно[4299] буди над тобою, а твоя духовная любовь нерушимо да будет надо мною.

Ты же, честнеший отче и великий господине, дражайший брате, боголюбивая душа, буди спасен и Божиею благодатию огражен, и вышняго того Всемогущаго Бога десницею покровен, и силою честнаго и животворящаго креста непобедим от всех видимых и невидимых твоих супостат. Да зде богоугодно житие поживеши, а тамо Царству Небесному достоин да будеши самим тем Христом, Спасителей нашим, емуже превышнее и великолепое Небесное Царство, и самодержание, и всея твари обладание, благоволение и благочестие, пение и хвала, и всяка слава, честь и поклоняние со безначалным и непостижимый и безсмертный невидимый Богом и Господем Саваофом, со пресвятым его Отцем, и с неразделным и сопрестолным, со единосущный вседетелным и благотворителным, и благодателным, со пресвятым и благим, и животворящим его Духом ныне, и всегда, и в неисчетныя некончаемыя веки веком.

Тебе же, возлюбленне, спасеное здравие и мир о Христе. Аминь.