BMW: история семьи Квандт, возродившей компанию

Глава 12. «То, что ему было предназначено жизнью»

Герберту Квандту было девять лет, когда умерла его мать. В десять ему запретили читать и он должен был оставить школу. Ему было пятнадцать, когда в семью вошли трое круглых сирот. В семнадцать он потерял своего брата Гельмута. У Герберта Квандта не было безоблачного детства.

До смерти матери в 1918 году Герберт почти не знал отца: Гюнтер Квандт уже много лет работал в Берлине. Лишь во время похорон матери, как признался десятилетия спустя Герберт, он впервые «почувствовал и осознал», что «у него есть отец». Искренность чувств отца по отношению к нему и к его брату навсегда осталась в памяти. Гюнтер Квандт любил своего второго сына. Но с точки зрения промышленника, Герберт не был тем, кто смог бы когда-нибудь возглавить империю, поскольку сам нуждался в опеке. Поэтому, когда старшему Квандту было предложено имение Северин в Мекленбурге, он горячо взялся за дело.

Имение было расположено очень удобно — на небольшом возвышении там были поля, луга и леса. Управляющим Гюнтер Квандт пригласил своего шурина Вальтера Гранцова. Сам предприниматель, несмотря на свою занятость, также принимал участие в строительных работах на площади в 1000 гектаров. «Когда мы вступили во владение имением 10 ноября 1921 года, в лесу росли шестидесятилетние деревья, на лугах не было дренажа, дорога не была вымощена булыжником и во время дождя превращалась в болото». Гюнтер Квандт отдал распоряжение собрать камни со всех полей, обработать их у каменотесов и выложить ими деревенскую дорогу. Он построил зернохранилища и семяочистительную установку, квартиры для работников и птицеферму на 3000 кур.

Герберт Квандт любил бывать в имении, иногда проводил здесь несколько месяцев подряд. Летом он помогал собирать урожай, учился ухаживать за лошадьми и работать с плугом.

Несмотря на лечение у разных врачей в школьные годы, зрение Герберта не улучшалось. Лишенный возможности читать, он должен был запоминать материал на слух. Но если вначале отец сомневался, сможет ли сын справиться с ситуацией, то Герберт быстро доказал свою состоятельность. Конечно, по сравнению с другими инвалидами он был в привилегированном положении. Богатство отца позволяло ему получить образование у квалифицированных частных учителей, которые приходили к нему домой. Особенно мальчику нравился биолог Герман Бергер. В три часа утра он ходил с ним в лес, чтобы понаблюдать за косулей, и учил его различать птиц по их пению. В 15 лет Герберт Квандт начал играть на пианино. Он не мог читать ноты, но благодаря своей учительнице вскоре стал неплохо музицировать. Особенно он любил Бетховена. Мальчик пробовал играть на органе. Отец распорядился собрать инструмент у себя в доме, который был в два раза меньше, чем церковный. Так семья Квандт получила возможность исполнять произведения органной музыки в домашней обстановке.

Отец внимательно следил за успехами своего сына. Если ему казалось, что какой-то педагог, работавший с Гербертом, оставляет желать лучшего, его заменяли. Каждый год к пасхе Герберт Квандт должен был демонстрировать свои успехи в учебе перед коллегией учителей гимназии. Мальчик всегда воспринимал подготовку к этому испытанию как «настоящее мучение», однако так он дошел до последнего класса. Выпускной экзамен Герберт также сдавал экстерном перед коллегией учителей весной 1930 года в Потсдаме.

После смерти Гельмута отец стал смотреть на своего второго сына другими глазами. Он хотел видеть в нем человека, которому предстояло закрыть брешь, которую оставил его старший брат. Ушедший Гельмут должен был стать наследником империи Квандта. «То, что ему было предназначено жизнью, должен был теперь перенять его семнадцатилетний брат Герберт», — писал отец в своих воспоминаниях. Вопрос о том, что, может быть, Герберт хотел избрать другую дорогу в жизни, перед отцом не вставал.

Плохое зрение превратило Герберта Квандта в застенчивого интроверта, но он не оставлял надежду, что когда-нибудь сможет видеть лучше. Он был подростком, когда услышал такие прогнозы от одного опытного врача и попросил отца пригласить его. Врачу и его ассистенту действительно удалось существенно улучшить зрение Герберта. Кроме того, они помогли ему поправить его психическое состояние, связанное с заболеванием. Позже отец писал: «Они полностью восстановили в Герберте уверенность в себе».

Герберт Квандт захотел купить подержанную парусную лодку. Отец сомневался, стоит ли это делать, учитывая плохое зрение сына, но необходимую сумму дал. Катание на паруснике стало для Герберта увлечением всей его жизни. Отцу, который сам никогда не занимался спортом, нравилось прежде всего то, что сын таким образом боролся со своим недугом. «Он научился управлять своей лодкой очень умело», — пишет с гордостью отец в своих воспоминаниях.

Герберт Квандт долгое время не осознавал, что смерть его брата должна изменить его собственный жизненный путь. Он не знал, какие планы строил его отец, и был уверен, что станет владельцем имения Северин. Ведь старший Квандт купил его именно для него и затратил немало средств на модернизацию поместья. Герберт всегда хорошо себя там чувствовал, но все же ему было бы интереснее попробовать себя в промышленности. Отец брал его с собой на фирму, на обеды на предприятии и в короткие поездки, и мальчику нравился этот мир.

По окончании школы Герберт Квандт, как и его брат, получил возможность провести некоторое время за границей. Четыре месяца он прожил в Англии, преимущественно в Лондоне, и еще столько же — во Франции. Это время он провел, совершенствуя свои знания языков. Гюнтер Квандт не ждал от сына, что он будет учиться в университете или работать на каком-нибудь дружественном предприятии.

Юношеские годы Герберта Квандта пришлись на время всеобщего процветания, но его вступление в профессиональную жизнь совпало с экономическим кризисом, охватившим весь промышленный мир. Предпосылки кризиса Гюнтер почувствовал еще во время своей поездки в США в 1927 году. Впервые за 20 лет предприниматели столкнулись там с трудностью сбыта продукции. У клиентов был очень широкий выбор: предложение машин, радиоприемников и холодильников превышало спрос.

Крах наступил 29 октября 1929 года. На Нью-Йоркской бирже курсы акций вдруг посыпались камнепадом. Теперь американцам пришлось расплачиваться за то, к чему они уже привыкли: покупать акции в кредит. Даже домохозяйки и студенты брали у банков в долг, чтобы вложить эти деньги на бирже. Все было хорошо до тех пор, пока все только покупали: казалось, что наступил необратимый экономический подъем. В действительности же образовался спекулятивный пузырь, и очень скоро курсы перестали соответствовать доходности фирм. Когда позже пузырь лопнул, разразился крупнейший в истории мировой экономический кризис.

Поскольку спекуляция базировалась большей частью на кредитах, за крахом курсов последовал ликвидационный кризис. Почти каждый мелкий и крупный акционер был вынужден продать все, что у него было, чтобы соответствовать своим обязательствам. Тем самым под еще большим давлением оказывались цены и курсы акций, а также другие вклады. За одну ночь миллионеры лишились своего состояния, а пенсионеры — своих сбережений. Всю нацию охватила паника.

Предшествующий акционерный бум наблюдался прежде всего в Америке. Тем не менее банкротство потянуло за собой и экономику Европы.

Описываемое явление останется, возможно, уникальным в мировой истории: крах нескольких спекулянтов акциями на Уолл-стрит спровоцировал сокращение мирового производства в 1929-1932 годах на две трети.

После биржевой катастрофы США забрали свой капитал, вложенный за границей. Больше всего денег они инвестировали в Германии. Это произошло потому, что Штаты воспользовались бесхозными иностранными кредитами после того, как благодаря инфляции 1923 года германское государство, промышленность и сельское хозяйство за счет вкладчиков смогли освободиться от всех долгов. Губительным оказался тот факт, что германские должники использовали краткосрочные кредиты для долгосрочных инвестиций. Таким образом, в то время, когда потребовалось вернуть деньги, крупные банкротства были уже запрограммированы. Так оно и произошло: предприятия и коммуны сокращали свои инвестиционные планы, банки терпели крах, нацией овладевал пессимизм.

К тому моменту, когда по фирме AFA ударил кризис, на ней все обстояло хорошо. С тех пор как Гюнтер Квандт взял в свои руки все дела, предприятие неуклонно расширялось. На фирме кризис проявился прежде всего в том, что прекратились заказы на крупные аккумуляторные установки. Частично AFA могла закрыть эту брешь, продавая больше аккумуляторов для автомобилей. Но предприятие вынуждено было снизить цены — настолько, как это позволяли затраты. Но даже этого было недостаточно. Гюнтер Квандт разработал для концерна всеобъемлющую программу рационализации, полностью изменившую управление и сбыт, а также сократил рабочие места. Крупные увольнения прошли и на других предприятиях империи: Berlin-Karlsruher Industriewerke и Durener Меtallwerke.

Безработица распространялась по всей стране как эпидемия. Число безработных увеличилось с 2,8 миллиона в 1929 году до 6,7 миллиона в 1932 году. Пособия выплачивались в течение полугода, но этих денег едва хватало на то, чтобы выжить. Безработный с женой и ребенком получал 51 марку в месяц, из них в среднем 32,5 марки уходило на оплату квартиры и отопления. На оставшиеся деньги семья могла купить по полфунта хлеба на человека, немного маргарина и время от времени селедку.

Гюнтер Квандт, судя по всему, использовал время кризиса, чтобы увеличить свою долю в фирме AFA. При этом он попал под подозрение в обмане других акционеров относительно деловых планов концерна. Притцколайт описывает нашего героя как человека, который всегда прекрасно умел манипулировать настроениями «плохо информированных акционеров, побуждать их отказаться от своей собственности. Эту собственность затем хорошо информированные люди скупали сами или через посредников».

В первой половине 1930 года капитализация AFA выросла на 40 процентов. Ходили слухи о слиянии с AEG, но фирма опровергала их, заявляя, что у нее нет причин поднимать курс. AFA распространяла слухи, что плохая автомобильная конъюнктура заставила формировать производство сетевых радиоприемников. И поскольку производство аккумуляторов упало, это ударило по коммунам. Кроме того, многие мелкие акционеры продавали свои ценные бумаги. К своему удивлению, позже они выяснили, что AFA хотела предпринять выплату дополнительных дивидендов из резервов на случай ущерба от войны, о существовании которых знала только горстка посвященных. Вдобавок они узнали, что фирма, акционерами которой они раньше были, тайно, но с большим успехом начала выпуск сухих батарей.

«Magazin der Wirtschaft» разоблачал процессы, происходившие в концерне Квандта: «Правление все время прибедняется, побуждая тем самым акционеров расставаться со своей собственностью. Теперь же они узнают, что в течение 12 лет имелись в наличии не только 1,5 миллиона рейхсмарок в виде резервов, о которых никто не знал, но помимо этого четыре года назад запущено крупное производство, успех которого компенсировал неудачи в старых отраслях». Год спустя «Frankfurter Allgemeine» описывала предпринимателя и инвестора Квандта как «чрезвычайно способного мастера жонглирования всеми возможностями акционирования, ведущими к его господству». Даже если часть его предприятий во время депрессии переживала спад, лично Гюнтер Квандт давно уже был так богат, что мировой экономический кризис ему и его семье не принес никаких неприятностей. Как раз наоборот: он использовал время, когда заводы стояли, для длительного кругосветного путешествия. Герберт, которому было 20 лет, на этот раз поехал вместе с отцом.

Молодой человек, по его выражению, «был сражен» предложением отца совершить кругосветное путешествие. У него были другие планы. В 1930 году на острове Нордерней он познакомился с милой молодой женщиной, Урзулой Мюнстерман, дочерью промышленного агента по происхождению из Вестфалии, жившего в Берлине. Молодые люди влюбились друг в друга и тайно обручились, но Герберт должен был ехать в Лондон и в Париж. По возвращении ему больше хотелось провести время со своей подругой, чем отправляться в путешествие, но перечить отцу он не мог. Гюнтер Квандт хотел видеть сына рядом с собой вовсе не в качестве сопровождающего. Ему хотелось подольше побыть рядом с ним, вдали от каждодневных дел, сблизиться и оказать на него определенное влияние.

Однако Герберт недолго сожалел о своем решении — поездка захватила его. Сначала на борту судна «Columbus» в Аравийском море они участвовали в костюмированном празднике, затем высадились в Бомбее и поехали в Дарджилинг, «самый красивый высокогорный курорт Гималаев», как писал Гюнтер Квандт в одном из своих писем. В Бенаресе они арендовали машину, чтобы добраться до Ганга, по которому плыли на барже. Отец с сыном посетили Камбоджу и Таиланд, а из Пекина Гюнтер Квандт написал домой о своих ощущениях от поездки на рикше: «Сначала нам было очень неловко, что незнакомый человек везет нас куда-то. Он, напротив, был горд, что мог везти незнакомых людей или нести их на носилках».

В Японии промышленника и его сына удивил энтузиазм, с которым работали люди («все вместе и экономно до самых мелочей»), на Гавайях молодые девушки надели им на шеи венки из цветов. Они посетили Лос-Анджелес, участвовали в празднике в Голливуде и на арендованном автомобиле проехали по побережью на юг, побывали в Мехико и развлекались затем в Сан-Франциско. В Нью-Йорке они восхищались построенным незадолго до этого Эмпайр-стейт-билдингом (Empire State Building) и мостом через Гудзон.

Вскоре после возвращения Герберт стал постигать профессию на практике. Выбора у него не было. Начинал молодой Квандт в августе 1931 года на аккумуляторном заводе в Хагене. Он был, как это называлось, «студентом-паяльщиком»: стоял у грязевого кронштейна, работал на формовке и монтаже. Сын промышленника жил, как и было положено, в доме тамошнего руководителя предприятия Германа Клостермана, жена которого позже заменила ему мать. Мастера, конечно, очень старались наилучшим образом передать технические знания сыну председателя Наблюдательного совета и гостю руководителя предприятия, а интеллигентный молодой человек все впитывал. Затем отец отправил сына на собственные или дружественные фирме AFA предприятия в Бельгию и Англию. Знание языков и заграничный опыт Гюнтер Квандт считал обязательными: в этом отношении консерватор был современен.

В ноябре 1931 года состоялась официальная помолвка Герберта Квандта с Урзулой Мюнстерман, после чего невеста смогла поехать с ним в Англию. В то время как Герберт Квандт работал на аккумуляторном заводе и в его конторах, она окончила языковые курсы. Молодой человек не только усовершенствовал свои знания в области технического языка и коммерческих переговоров, но получил также впервые представление о том, как работает крупная промышленная организация на международном уровне.

Апогеем периода учебы и странствий молодого промышленника было пребывание в США. В августе 1932 года Герберт отправился на пароходе из Великобритании в США. Он должен был провести там почти пять месяцев в качестве практиканта на аккумуляторном заводе в Филадельфии. Перед 22-летним молодым человеком открывался совершенно новый мир. Хотя США переживали глубокий экономический кризис, это была индустриальная страна с самыми современными технологиями. Здесь были мастера массового производства. Герберт Квандт использовал свободное время для автомобильных поездок по стране. В начале пребывания он купил себе за 75 долларов двухместный шестицилиндровый «Chevrolet», который перед отъездом ему удалось продать за 110 долларов. Эта небольшая сделка восхитила Гюнтера Квандта, сын ему нравился.

В США Герберт Квандт научился любить свободу и бояться коммунизма: американская пресса тогда пестрела антикоммунистическими предостережениями. Сам он был в то время еще совсем неопытным в политике, в чем и признавался 40 лет спустя. Но вернувшись в Берлин в декабре 1932 года, Герберт непосредственно столкнулся с «растущей красной угрозой» как «устрашающим и крепнущим монстром». Однако на политическую сцену уже вышел Адольф Гитлер, который, как писал Герберт в 1979 году, «поднял знамя борьбы с коммунизмом в Германии».