BMW: история семьи Квандт, возродившей компанию

Глава 28. «Крушение традиции из-за эгоистической недальновидности»

Гибель Гаральда Квандта являет собой не только трагический перелом в истории семьи предпринимателей. Это событие по сути раскололо клан, который на протяжении поколений единодушно управлял своим имуществом, преумножая его. Дело дошло до ожесточенной борьбы за размежевание, психологической битвы, которая, надо думать, принесла ее участникам немалые моральные и физические страдания.

Осенью 1967 года собралась коллегия исполнителей завещания, состав которой частично отражал волю умершего в 1954 году патриарха фирмы Гюнтера Квандта. В нее входили не только вдова Инге Квандт, Райнер Гюнцлер и еще один друг ее умершего мужа, но и Хорст Павел. В глазах Инге Квандт Павел был однозначно человеком ее деверя Герберта, и она считала, что ему нечего делать в Совете наследников Гаральда Квандта.

Отношения между Инге Квандт и ее деверем особенно ухудшились после того, как вдова переехала с Райнером Гюнцлером летом 1971 года в новую виллу. Храм техники Гаральда Квандта больше не казался им тем местом, где они могли быть счастливы. Инге Квандт предпочитала менее возвышенный образ жизни и хотела окружить себя антиквариатом и изящными безделушками. Особенно ей нравились совы.

Гюнцлер позволил себе покритиковать предпринимательскую деятельность Герберта Квандта. Он ценил его успех на BMW, однако считал, что Герберт рисковал сильнее, чем это было приемлемо для наследников Гаральда Квандта. Они были совершенно разными людьми, не любили друг друга. Герберт Квандт со своей стороны отзывался о Гюнцлере как о «человеке, который работает на телевидении», он для него был никто: в его вселенной такие пестрые птицы не встречались. С большим удовольствием Герберт имел дело с промышленниками и банкирами и больше всего ценил потомков старых дворянских родов, таких как сотрудник BMW Эберхард фон Кюнхейм или Граф фон дер Гольц.

Гюнцлер был из другой породы. Его друг Петер Бениш описывает его как «довольно высокомерного человека», который мало беспокоился о том, что о нем думали другие, и был «чрезвычайно умен». Личному секретарю Гаральда Квандта Якобу сначала было непросто с новым хозяином, но и он пришел к выводу, что Инге Квандт нашла в Райнере Гюнц-лере «партнера, который может дать совет и оказать поддержку», на которого «она могла безоговорочно положиться». Экономка Фрида Сми-рек, напротив, считала Гюнцлера пронырой, который оказывал на Инге Квандт неблагоприятное воздействие: «Она впала в зависимость от него».

Летом 1970 года Инге Квандт настояла на разделе имущества, теперь о семейном раздоре узнали и посторонние. Когда Герберт Квандт праздновал свое 60-летие и в Бад-Хомбург прибыли крупнейшие представители немецких концернов, его невестка согласно протоколу не могла сидеть в застекленном зимнем саду на одном из почетных мест, а должна была держаться на заднем плане. «Выступавшие с торжественными речами, от банкира Германа Абса и до шефа Daimler-Benz Йоахима Цана, с интересом наблюдали нанесенный прелестной вдове афронт», — писал «Der Spiegel».

Причину и время начала ссоры Герберт Квандт позже подтвердил в своих записях: «В 1970 году, то есть через три года после смерти моего брата, выяснилось, что семейные интересы наследников Гаральда Квандта и мои собственные очень различны и расходятся все больше и больше. Возникло напряжение, так как исполнение завещания для наследников может быть осуществлено только как управление имуществом, а я со своей стороны не хотел ограничивать своей активности. Так после моего 60-летия в июне 1970 года впервые возникла мысль о разделе имущества».

В споре со своим чрезвычайно могущественным деверем и его советниками неопытной в деловых вопросах вдове понадобился профессиональный помощник. Бывший финансовый директор фирмы Krupp Арно Зегер стал управляющим по тому кругу вопросов, за которые отвечал до своей смерти Гаральд Квандт, а впоследствии Фивег. Герберт Квандт был недоволен тем, что его невестка, приглашая Зегера, не проконсультировалась с ним, но граф фон дер Гольц смог успокоить его: он знал Зегера по деловым переговорам и сможет найти с ним общий язык. Но граф фон дер Гольц ошибся, и это вероятно, зависело не от личности Зегера, а от характера поручения, которое он выполнял. Под влиянием Гюнцлера Инге Квандт потребовала, чтобы наследники Гаральда получили максимум возможного. При этом диалог должен был вестись как между незнакомыми партнерами по бизнесу. В итоге наследникам Гаральда Квандта удалось вывести из состава органа, занимавшегося исполнением завещания, не только Павела, но и Фивега.

Герберт Квандт никогда не увиливал в своей предпринимательской деятельности от жестких переговоров, но поведение невестки и ее советников рассердило его по двум причинам. Первая коренилась в его династическом образе мышления. «Он, который вследствие своего воспитания и развития чувствовал себя в высшей степени ответственным за почти столетнюю семейную традицию, должен стать свидетелем того, как произойдет крушение этой традиции из-за чьей-то эгоистической недальновидности», — так обрисовал ситуацию его биограф Вильгельм Трейе в 1980 году в написанной в соавторстве с Квандтом книге, которая до сих пор недоступна широкой публике.

Вторая причина состояла в источниках имущества, которым братья владели вместе до смерти Гаральда. Герберт Квандт мог заявить о себе с полным правом, что как предприниматель он был более успешным, чем его младший брат. Он был тем, кто существенно увеличил полученное в наследство долевое участие в Daimler-Benz, кроме того, на его инициативе базировалось владение BMW. К тому же Герберт Квандт смог увеличить контрольный пакет акций на фирме Varta, которая находилась в его сфере деятельности.

Напротив, фирмы, возглавлявшиеся Гаральдом Квандтом, в последние годы несли существенные убытки, ответственность за которые также легла на Герберта Квандта. В принципе наследники Гаральда претендовали на имущество, которое создали Герберт Квандт и его менеджеры. В этих условиях Герберт испытывал большую обиду от того, что неблагодарные наследники его брата через посредников выторговывают все, что смогут получить.

Однако Герберт не учел того факта, что Гаральд занимался более сложными делами в долевом участии клана Квандтов. В то время как он сам управлял с помощью фирм Varta и BMW теми долями семейного имущества, которые получали крупную прибыль от повышенного спроса на автомобили, младший брат взял на себя трудную задачу сохранения Industrie-Werken Karlsruhe, которые первоначально были ориентированы в основном на выпуск вооружений. Кроме того, он курировал множество других фирм, не получивших достаточного развития в послевоенный период и требовавших конверсии.

«У Гаральда Квандта была намного худшая стартовая позиция, — подтверждает сегодня Эберхард фон Кюнхейм. — Кроме того, фирмы в его ведении были хуже обеспечены капиталом». Поэтому многолетний председатель Правления BMW считает «некорректным» делать вывод о различных предпринимательских способностях братьев, исходя из стоимости их долей на момент смерти отца. По оценке Кюнхейма Гаральд Кваидт был по предпринимательским способностям равен своему брату Герберту, просто его жизнь оказалась слишком коротка, чтобы это доказать.

Когда он погиб, ему было 45 лет. Герберту Квандту было уже 50, когда он начал оздоровление BMW. А менеджер, которого он поставил в 1970 году во главе автомобильной фирмы и под эгидой которого предприятие в конце концов стало концерном мирового значения — тот самый Эберхард фон Кюнхейм, — был, скорее, не его открытием, а открытием брата.

К началу 1970-х годов Герберт Квандт тоже пришел к выводу, что раздел семейного имущества целесообразен. Причина заключалась не только в невестке, которая, по его мнению, находилась под «влиянием чуждых семье людей». Уже размер обеих семей говорил в пользу этого. Гаральд Квандт оставил после себя вдову и пятерых детей, у Герберта Квандта, в случае его смерти, оставались бы вдова и шестеро детей. Невозможно представить, что 13 наследников в будущем придут к единому мнению в отношении ведения дел.

С «предложением о выплате компенсации наличными» наследникам своего брата у Герберта Квандта ничего не получилось. Трудно поверить, но промышленник тогда предложил денежную сумму, которая действительно соответствовала половине имущества. Промышленную собственность следовало разделить, от этого никуда нельзя было уйти. По сути, речь шла о четырех крупных фирмах, в которых обе ветви семьи имели совместные акции: BMW, Daimler-Benz, Industrie-Werken Karlsruhe и Varta.

На акции BMW советники Инге Квандт смотрели в начале 1970-х годов с большим скептицизмом — и не без оснований. История фирмы свидетельствует о том, как быстро автомобильное производство может потерять свою ценность из-за неправильной политики в области разработки моделей. Кроме того, нужно было учитывать крупные финансовые обязательства, так как Герберт Квандт финансировал часть акций за счет кредитов. Да и фирма Varta наследникам Гаральда Квандта также казалась малопривлекательной. Этот концерн представлял собой огромный конгломерат, которому требовался владелец с предпринимательской жилкой. То же самое относилось к Industrie-Werken Karlsruhe, которые к тому же нуждались в оздоровлении, да и ценность их была намного меньше, чем та, на которую рассчитывали наследники Гаральда Квандта.

Оставался пакет акций на фирме Daimler-Benz — настоящая жемчужина в короне империи Квандт. Стоимость акций с момента денежной реформы 1948 года до начала 1970-х годов увеличилась более чем в 40 раз. Герберт Квандт был очень привязан к этому предприятию, в том числе и эмоционально: Daimler-Benz был его проект, он считал эту модель «самой фешенебельной и красивой в Германии». Герберт лично в 1950-е годы скупил большую часть акций, за что должен был неоднократно оправдываться перед четырехугольником.

Лишь после долгих и упорных переговоров Герберт Квандт согласился отдать своей невестке и пяти ее дочерям четыре пятых общих акций Daimler-Benz. Он сделал это что называется «с ножом в сердце», писал он тогда. В обмен Герберт получил все акции BMW и Varta, которыми владела семья.

После первого раздела имущества в 1973 году мелкие войны в клане Квандтов продолжались. Вдова основала «Общество по управлению имуществом Квандтов» и передала управление им своему спутнику жизни Райнеру Гюнцлеру. Герберт Квандт кипел от ярости: из такого названия посторонние могли предположить, что он тоже туда входит. В итоге новая фирма была зарегистрирована в Торговом реестре под не содержащим двусмысленностей названием «Общество по управлению наследием Гаральда Квандта», вскоре после этого Зегер, советник Инге Квандт, в изнеможении капитулировал. Герберт надеялся, что отношения между двумя ветвями семьи теперь улучшатся, но «силы мелочного разрушительного негодования», на которые он жаловался в беседе со своим домашним биографом Трейе годы спустя, продолжали свое действие: «взаимопонимания было еще меньше, чем когда-либо раньше».

В планах управляющих наследством Гаральда Квандта концентрация имущества на акциях Daimler-Benz AG была лишь промежуточным шагом, так как с точки зрения распределения рисков инвестирование, зависящее от судьбы одного-единственного концерна, находящегося под влиянием конъюнктуры, было далеко не лучшим решением. Более дальновидным представлялось распределение активов по различным фирмам, а также другие формы размещения капитала, например, недвижимость и государственные займы.

Герберт Квандт также решил уменьшить свое участие в Daimler-Benz, поскольку обвал конъюнктуры и высокие проценты значительно ограничили его поле деятельности. В банковских кругах фигурировала цифра в два миллиарда марок, которые Группа Квандт задолжала кредитным институтам внутри страны и за границей. Квандт «уже давно в затруднительном положении», говорил Вальтер Хессельбах, руководитель профсоюзного Банка объединенного хозяйства (Bank fur Gemeinwirtschaft). Когда семья Квандт вступила в BMW, покупку акций она финансировала кредитами, гарантией которым служили другие части империи. Для покупки фирмы Milupa и косметической фирмы Mouson Герберт Квандт также воспользовался помощью банков. Со своей стороны Industrie-Werken Karlsruhe/Augsburg тоже требовали дальнейшего финансирования, не будучи более в состоянии пополнять кассу промышленника.

Уже в июле 1973 года семья Квандт стала искать покупателя для пакета акций Daimler, который предлагался как концерну Flick, крупнейшему акционеру с долей в 40 процентов, так и Deutsche Bank, владевшему более 28,5 процента. Но оба отказались. Банк посчитал это нецелесообразным по политическим причинам, а Флик не был заинтересован.

28 ноября 1974 года в печати прошло сообщение, что семья Квандт продала огромный пакет акций Daimler-Benz. Это была сенсация, но больше немецкая общественность ничего не узнала. В сообщении не было ни слова о том, кто купил долевое участие в самом престижном немецком автомобильном концерне, приводилась лишь краткая информация: интересы покупателя представлял Dresdner Bank. В кабинетах Правления банка и в главном офисе Квандта в Бад-Хомбурге сразу зазвонили телефоны: журналисты хотели выяснить, кому ушли акции, но вопросы остались без ответов. Герберт Квандт даже заявил одному из членов Наблюдательного совета Daimler-Benz, что он и сам не знает, кто купил акции. Покупатель известен только Юргену Понто, уполномоченному Правления Dresdner Bank.

Колоссальная сделка возбудила не только менеджеров и сотрудников штутгартского автомобильного концерна — насторожилась вся экономическая элита. Было известно, что семья Квандт владела примерно 15 процентами акций Daimler-Benz. При биржевом курсе около 250 марок доля клана промышленников из Бад-Хомбурга оценивалась примерно в миллиард марок, то есть продажа такого пакета оказывалась крупнейшей сделкой в немецкой экономической истории. Еще большее значение имело то, что фирма Daimler-Benz была «иконой» немецкой промышленности, символом промышленной эффективности.

Нажим на Dresdner Bank рос с каждым днем. Расчеты кредитного института на то, что нового крупного акционера можно на какое-то время засекретить, оказались несостоятельными. 2 декабря 1974 года банку пришлось приоткрыть завесу тайны — акции купил Кувейт. При покупке пакета речь шла о чисто финансовой операции, заявил банк, пытаясь разрядить обстановку, и ближневосточное государство не имеет цели оказывать влияние на предпринимательскую политику Daimler-Benz. Новый крупный акционер не претендует даже на место в Наблюдательном совете.

Несмотря на это, реакция Бонна была негативной. «Это безумная и очень опасная сделка», — заявил статс-секретарь Федерального министерства экономики Детлев Карстен Роведдер. Кроме того, общественности ФРГ, где в то время высоко ценились социалистические и социал-демократические идеи, миллиардная сделка напомнила времена позднего капитализма. Значительный пакет акций поменял своего владельца, в общем не считаясь с сотрудниками, менеджментом и другими крупными акционерами промышленного предприятия. То, что все это происходило тайно, еще больше увеличивало недоверие.

Понто защищал сделку как «принципиально допустимую* и высказался следующим образом: «Частью нашего экономического строя является то, что член акционерного общества может распоряжаться своей собственностью. Конечно, на предприятиях определенного уровня их владельцы будут стараться сохранять консенсус, но это не всегда возможно». Франц Йозеф Штраус, вначале хранивший молчание, также вступился за Герберта Квандта: «Решающим является то, что в течение года Группе Квандт не удалось найти на пакет акций ни немецкого, ни европейского, ни американского покупателя». В этом баварский премьер-министр обвинил социал-либеральное правительство ФРГ, которое игнорирует автомобильную отрасль: «Дело дошло до того, что ее акции покупают лишь те, кому безразличны доходы, а это — арабы».

Продажа пакета акций Квандта государству Кувейт выявила определенную неподготовленность немецкой элиты к подобным ситуациям. Полутора годами ранее, летом 1973 года, в долевое участие фирмы Krupp вошел шах Ирана. Эта сделка представляла собой лишь мизерную долю объема продажи акций Daimler-Benz, однако то, что за обеими операциями стояли страны Ближнего Востока, не было случайностью. Это было следствием переворота в мировой экономике. К началу 1970-х годов нефтедобывающие арабские страны сконцентрировали в своих руках достаточный капитал и власть. В октябре 1973 года ОПЕК приняла решение повысить цену на сырую нефть и сократить ее производство, по крайней мере до тех пор, пока не будут освобождены все оккупированные Израилем территории. Для Запада это было шоком. Все поняли, в какой зависимости находятся промышленно развитые страны и как уязвимы их национальные экономики.

Семья Квандт следила за развитием событий особенно внимательно: их инвестиции в автомобильную промышленность были огромными, а ее развитие напрямую связано с нефтедобычей. На это нужно было реагировать. Со своей стороны финансовые стратеги нефтедобывающих стран стояли перед необходимостью направить возросший поток поступлений от продаж нефти в надежные и прибыльные вклады, которых они не находили в достаточном количестве в своих собственных государствах. Таким образом, наглядным примером такого логического поведения было то, что пакет акций Daimler-Benz, принадлежавший семье Квандт, попал в руки государства Кувейт. Покупатели и продавцы действовали в русле одного и того же процесса в мировой экономике.

Продажа акций Daimler-Benz знаменует собой перелом в истории семьи Квандт: связь между Гербертом Квандтом и наследниками его сводного брата все больше ослабевала. Теперь обе ветви клана объединяло только одно: при большом разделе имущества незатронутым осталось единственное крупное предприятие — Industrie-Werken Karlsruhe/Augsburg (IWKA), в Наблюдательном совете которого обе стороны были представлены в равной степени.

Дела на фирме, занимающейся, кроме всего прочего, выпуском станков, прецизионных пушек, мусоровозов и швейных машин, шли, откровенно говоря, плохо. Концерн IWKA относился к привилегированным поставщикам бундесвера, который заказал только в 1974 году военной продукции на 104 миллиона марок. Но неправильная политика руководства и незначительные сделки в том же году привели к убыткам в 32 миллиона марок. В концерне нужно было срочно проводить реорганизацию, и прежде всего требовался приток свежего капитала.

Однако Инге Квандт не хотела участвовать в необходимом пополнении капитала, так что Герберту пришлось взять на себя и это долевое участие, увеличив таким образом свой пакет в IWKA до 60 процентов. Он предоставил этой группе фирм 35 миллионов марок и распорядился одновременно сократить производство, то есть попытался начать все заново. Создавалось впечатление, будто с изменением соотношений собственности коренным образом изменились и шансы деловой активности: в 1976 году предприятие получило самый крупный закрытый заказ на вооружения после войны. Дочерняя фирма Mauser заключила контракт на строительство бортовых пушек для боевого самолета «Tornado» стоимостью в несколько сотен миллионов марок. Соответствующие исследовательские работы фирма вела с начала 1970-х годов.

Переход IWKA к Герберту Квандту был звеном второго этапа в большом разделе имущества семьи: все еще имелось множество более мелких долевых участий в фирмах, которыми он владел совместно с наследниками его брата. С апреля по август 1976 года Герберт Квандт вел с исполнителями завещания переговоры о справедливом разделе владений. Иногда дискуссии продолжались по 10-12 часов в день, поскольку предмет переговоров был очень непрост. Многие фирмы и долевые участия, о которых шла речь, не были зарегистрированы на бирже, поэтому их стоимость нужно было рассчитывать другим, более сложным образом.

11 августа 1976 года обе семьи заключили свой второй договор о разделе имущества. Герберт Квандт получил семейную собственность в Internationale Spedition Gunter Lohmann KG, Wuppermetall GmbH, Busch-Jaeger Diirener Metallwerke GmbH. Инге Квандт и ее дочери могли теперь называть своей собственностью 50-процентное долевое участие в Waggon Union GmbH, а также долевое участие в UTB-Teilzahlungs-Bank, IWK Pressen GmbH, Busch-Jaeger Liidenscheider Metallwerk GmbH, DWM Copeland GmbH. Наследники Гаральда Квандта получили, кроме того, долю в 40 процентов в Contrans Gesellschaft fur Containerverkehr и в GVL KG Liibeck.

Черта под отношениями была подведена. Наследники Гаральда Квандта и их советники обязались также, что они выедут из дома Гюнтера Квандта, которым до этого времени обе семьи пользовались сообща. Они сразу начали строить неподалеку дом Гаральда Квандта.

Договор о разделе завершал бесконечные сложные переговоры, похожие на сражения, которые стоили участникам много сил и здоровья. Важным действующим лицом на стороне Герберта Квандта был его генеральный уполномоченный Ганс граф фон дер Гольц, который в первые годы на этой должности не занимался почти ничем другим, кроме раздела имущества. «Тем не менее, с моей точки зрения, это не были потерянные годы», — вспоминал он позже об этом времени. Герберт Квандт произвел на него тогда глубокое впечатление: «Я смог ощутить, что может сделать человек, который исполнен решимости выстоять наперекор всем невзгодам, победить в борьбе с разрушительными силами, которые судьба посылает ему на жизненном пути. Я смог узнать, что мощь человеческой натуры проявляется в тяжелый час, когда удары судьбы вызывают к жизни новые силы, сохраняя при этом теплоту и внимание к окружающему миру».

По завершении многолетней процедуры размежевания Герберт Квандт сказал в узком кругу, что напряжение и волнения стоили ему, вероятно, два-три года жизни. К этому времени предпринимателю было 66 лет, ему оставалось еще шесть лет жизни. И все же Герберту Квандту суждено было пережить свою невестку и обоих ее советников.