Первая мировая война принесла смерть 10 миллионам человек, 20 миллионов были ранены и изувечены. Но семье Квандт повезло: все ее члены пережили невзгоды. Гюнтер Квандт всю войну занимался организацией фронта. «Мировая война не потребовала от меня и моей семьи жертв и крови», — написал он десятилетия спустя в своих воспоминаниях. Однако, сидя в военные годы в имперском министерстве экономики, он должен был, по собственному признанию, «работать, не щадя сил и времени». «Однако по сравнению с другими, кто проливал свою кровь и отдавал жизнь, я вышел из ситуации сравнительно хорошо», — писал впоследствии Квандт.
Это честное признание, хотя формулировка «вышел из ситуации хорошо» реального положения дел не отражает. Правда состоит в следующем: мало кто в Германии получил такие прибыли от Первой мировой, как производитель обмундирования Гюнтер Квандт. Еще до войны Эмиль Квандт, чтобы экономить на налогах, перевел большую часть своего состояния на детей. В качестве поставщиков армии сыновья Квандт благодаря войне увеличили свое наследство во много раз: зажиточный провинциальный фабрикант превратился в богатого человека. И это не все. Квандт установил важные связи в других отраслях промышленности и в госаппарате, которые он мог и хотел использовать для наращивания своего богатства и влияния.
К концу войны промышленник и не думал о том, чтобы вернуться в провинцию. Жизнь в Берлине ему давно нравилась. Фабриками в Притцвалке и Виттштоке теперь должны были заниматься братья и шурин, а у Гюнтера были другие планы. Эмиль Квандт, правда, всегда советовал сыновьям быть скромными: «В бизнесе старайтесь не выходить за пределы своих технических, коммерческих и финансовых возможностей, и будете счастливы!» Но отец был по натуре консерватором, а его сын, напротив, стремящимся к экспансии новатором.
Гюнтер Квандт сделал карьеру в империи, но и после основания Веймарской республики он не порвал связей с министерской бюрократией. По окончании войны он три года работал в имперском министерстве экономики, руководил там на общественных началах отделом искусственной шерсти и возглавлял управление по текстильной промышленности. Так он поддерживал контакт с руководством страны и был наилучшим образом информирован о возможных изменениях в законодательстве.
Если в ноябре 1918 года могло показаться, что дни частного предпринимательства в Германии сочтены, то довольно скоро фабрикант Квандт совершенно успокоился. До провозглашенного советом народных уполномоченных обобществления «ключевой отрасли промышленности» дело не дошло, оно коснулось только добычи угля и калия. Вся работа (включая сбыт продукции) осуществлялась под наблюдением государства. Собственность помещиков при этом осталась неприкосновенной. К радости промышленников, Веймарская конституция не поставила под сомнение правовые основы существовавшей в стране капиталистической экономики, а лишь попыталась вписать ее в рамки нового социального строя.
Для таких людей, как Гюнтер Квандт, новое время стало временем богатых возможностей. Одним из первых он создал себе контору и личный аппарат, арендовал пять помещений на третьем этаже офисного здания на Анхальтерштрассе, которое купил в последний год войны для Немецкого синдиката, объединявшего 84 фирмы по производству сукна. Там он расположился вместе с секретаршей из акционерного общества Kriegswollbedarf-AG и одним сотрудником, а вскоре принял на работу еще четверых помощников.
Еще до окончания войны Гюнтер стал подыскивать в Берлине дом для себя и своей семьи и нашел его в Нойбабельсберге. Застроенный виллами лесистый берег озера Грибнитцзее стал местом отдыха богатых берлинских банкиров, фабрикантов, офицеров и профессоров, среди которых было много евреев. Местность была живописная. По обеим сторонам улиц росли платаны, липы, клены. Вилла Квандтов располагалась по адресу Кайзерштрассе, 34. Это был последний дом в поселке, он стоял у самого озера и граничил непосредственно с дворцовым парком Бабельсберг. В октябре 1918 года, в дни школьных каникул, Антония Квандт с двумя сыновьями-подростками, Гельмутом и Гербертом, приехали в Берлин навестить отца. Семья жила в княжеской гостинице. Квандт с гордостью показал им дом в Нойбабельсберге с прилегавшим к нему большим старым парком площадью в 7000 квадратных метров. Здесь должна была вскоре поселиться вся семья.
Но случилось по-другому. Вернувшись на следующий день в Притцвалк, Тони слегла. Через день Гюнтеру позвонил его прокурист и сообщил, что его жена заболела воспалением легких. Квандт сразу попытался уговорить известного берлинского профессора медицины поехать вместе с ним в Притцвалк, но тот отказался, сославшись на большое количество пациентов, больных гриппом. А еще через день Тони умерла, став в 1918 году одной из 20 миллионов жертв «испанки».
Смерть жены была первым тяжелым ударом судьбы в счастливой и успешной до этого жизни. В 37 лет Гюнтер Квандт стал вдовцом, но несчастье не сломило его. Обоих сыновей, восьми и десяти лет, он поместил у бабушки и дедушки в Виттштоке и вернулся в Берлин. А в марте 1919 года забрал детей, и с этого момента семья жила в Нойбабельсберге. Гельмут и Герберт и в Берлине видели отца только по выходным. Мальчики жили в доме Веттин школы-интерната Далем под присмотром супружеской пары Кёлер и посещали расположенную неподалеку гимназию Арндта.
Гюнтер Квандт погрузился в работу. Он начал делать карьеру в новой для себя отрасли экономики — в калиевой промышленности, которая развивалась стремительнее, чем текстильная, где конъюнктура давно стабилизировалась. С тех пор, как Юстус фон Либиг подтвердил, что соли, содержащие калий, можно употреблять в качестве удобрений, в этот бизнес в Германии устремились грюндерство и спекулянты. Открывали все новые шахты, и в итоге предложение калия выросло сверх всякой меры, а цены упали, мгновенно превратив в пыль крупные состояния. Еще до войны фирмы, занимавшиеся калием и переживавшие трудные времена, начали концентрироваться в крупные объединения. В решающую фазу концентрация вступила в двадцатые годы.
Гюнтер Квандт был одним из самых ловких стратегов крупной биржевой игры. В 1918 году через посредничество Фрица Рехберга он стал членом Правления фирмы Wintershall AG, где познакомился с Августом Ростергом, генеральным директором и одновременно крупным акционером предприятия; он был на одиннадцать лет старше Гюнтера. С помощью Квандта Ростерг начал развивать отрасль. То, что Квандт был опытным предпринимателем в текстильной промышленности, но поначалу ничего не понимал в добыче калия, не играло никакой роли. В это переломное время речь шла о других качествах. «Квандт был участником генерального штаба экономической войны и, естественно, знал, что такое служебные тайны, — рассказывал экономист Курт Прицколейт. — Это служило ему рекомендацией для того, чтобы поучаствовать в работе по осуществлению планов концентрации».
На первый взгляд, Квандт и Ростерг имели мало общего. Один был сыном фабриканта, которому отец оказал хорошую материальную помощь на старте, другой — выходец из семьи горняка, состоявшей из двенадцати человек. Он прошел путь от бурового мастера до генерального директора. Но обоих объединяло стремление построить свои империи. Ростерг хотел сделать из Wintershall ведущий концерн немецкой калиевой промышленности. Для этого ему нужен был партнер. «Сотрудничество должно было принести пользу обоим. От Квандта исходили предпринимательские инициативы, он обладал организаторскими способностями, имел связи с ключевыми фигурами политической и экономической иерархии власти, хорошо знал бурно развивавшееся экономико-политического законодательство и мог трезво оценить перспективы, — так проанализировал Прицколейт их отношения. — Ростерг открыл перед ним гораздо более широкое поле деятельности, чем могла предложить человеку с качествами Квандта текстильная промышленность до начала эры искусственных волокон».
До Первой мировой войны Германия смогла стать монополистом по калию на мировом рынке, который распался после ее поражения. Это произошло потому, что Эльзас и Лотарингия с находящимися там шахтами были переданы Франции. К тому же теперь и американцы начали добывать калий. Давление на немецкие предприятия росло, они должны были работать более эффективно.
Фирма Wintershall потеряла два завода в Эльзасе, получив за это от империи большую компенсацию, которая и обеспечила базу для предполагаемого поглощения других предприятий. Ростерг и Квандт использовали эти средства, чтобы присоединить к развивающейся группе многочисленных мелких конкурентов. Уже в 1920 году Wintershall имела не менее 27 заводов по производству калия и 28 шахт. Ростерг с помощью Квандта за короткое время создал громадный концерн, для руководства которым он открыл в Касселе центральный офис.
Ростерг был человеком, который умел наслаждаться властью, но при этом и сам не сидел сложа руки. Его пример усилил в Гюнтере Квандте стремление к тому, чтобы добиваться своего неприметно. Скрытные действия в экономике имеют неоценимое преимущество — в этом Квандт неоднократно убеждался в битвах за предприятия в калийной отрасли. Если скрытно изучить планы конкурентов, то можно их ошеломить и тем самым лишить возможности перечеркнуть твои намерения.
Логика промышленного развития была на стороне Ростерга и Квандта. Сама экономика требовала концентрации производства: несколькими годами позже промышленник даже получил за это почетную степень доктора. Процесс концентрации в калийной промышленности напоминал собой набег нескольких менее голодных предпринимателей, причем борьба осуществлялась не всегда чистыми методами. Прицколейт описал, как Wintershall стала ведущим калиевым концерном. Он охарактеризовал этот процесс как «хронику биржевой сделки, манипуляций с марионетками и меньшинством акционеров, имевших по законодательству определенные права, ошеломления, обманов и искусства создавать свершившиеся факты и немногих, которые их примут».
Для Гюнтера Квандта «поход за калием» был не только источником дальнейшего обогащения, но также и периодом накопления полезного опыта, так как покупка предприятий требует знания всех тонкостей торговли акциями. И ему все больше нравилось приводить в действие скрытые пружины экономики.