BMW: история семьи Квандт, возродившей компанию

Глава 15. «Перевоспитать душу ребенка»

О своей первой встрече с маленьким Гаральдом Квандтом Йозеф Геббельс, нацистский гауляйтер Берлина, писал в дневнике 15 марта 1931 года: «Во второй половине дня приходила Магда со своим сыном Гаральдом. Ему девять лет, и он очень милый мальчик. Блондин и немного дерзок. Но я это очень люблю».

Когда Геббельс писал эти строки, он был уже в течение четырех недель в любовных отношениях с Магдой Квандт. Он сразу почувствовал симпатию к милому ребенку, которого мать взяла после развода с Гюнтером Квандтом в свою новую квартиру на Рейхсканцлерплатц. Гаральд не был для Геббельса неприятной нагрузкой к возлюбленной. Функционер нацистской партии сразу завладел мальчиком. Прошло лишь три месяца и Геббельс заявил о своих претензиях на роль отца. 14 июня 1931 года после беседы с Магдой он сделал запись в своем дневнике: «Ее сын Гаральд теперь пройдет мою школу. Я сделаю из него дельного человека».

Как и его мать, маленький Гаральд Квандт скоро стал предметом партийно-политических споров. В начале 1930-х годов внутри нацистской партии бушевали споры о направлении дальнейшего развития. Геббельсу противостояло множество оппонентов, которые поначалу одержали над ним победу. Особенно большое число противников у него было среди штурмовиков, считавших главу службы пропаганды бонзой, который предал коричневую революцию. В противоположность другим национал-социалистам Геббельс внял убеждениям Гитлера, уверенного, что курс последовательной легальности быстрее и надежнее приведет партию к власти. И после того как фюрер перетянул его на свою сторону, услужливый Геббельс положил все силы на то, чтобы нейтрализовать в коричневом движении тех, кто мешал этой политике своим радикализмом.

При этом он пытался высмеять и лишить власти могущественного шефа штурмовиков Эрнста Рёма, выбрав главной мишенью его гомосексуальность, которая к этому времени стала горячей темой и для прессы левой ориентации. Противники же Геббельса внутри партии активно муссировали не в его пользу проблему отношений гауляйтера с Магдой Квандт. В рядах штурмовиков, где было много выходцев из простонародья, связь ведущего политика нацистской партии с бездельницей из кругов крупной буржуазии представлялась символом предательства идеи национал-социалистической революции. И в ответ на то, что Геббельс распространял шутки о гомосексуальности Рёма, шеф штурмовиков и его окружение распускали слухи, будто гауляйтер в действительности интересуется не Магдой Квандт, а ее малолетним сыном.

У Йозефа Геббельса не было никаких склонностей к нетрадиционной сексуальной ориентации. Кроме того, после их свадьбы с Магдой Квандт в декабре 1931 года ее сын должен был обязательно вернуться в дом отца, что было зафиксировано в 1929 году в договоре, заключенном при разводе Магды с ее бывшим мужем. Гаральд Квандт присутствовал на свадьбе матери. Благоговейно и со строгим лицом шел он рядом с улыбающимися молодоженами сквозь строй национал-социалистов, которые выбрасывали руку в гитлеровском приветствии. Мальчик был одет в своего рода униформу штурмовиков коричневого цвета и высокие сапоги. Левую руку он по-солдатски положил на застежку ремня. Но таким бравым, каким он предстает на свадебных фотографиях Геббельсов, Гаральд Квандт не был. Это был довольно чувствительный ребенок, который иногда плакал в кино от переживаний. Один из его школьных товарищей позже вспоминал о нем так: «Гаральд был симпатичным, почти по-девичьи нежным мальчиком с длинными светлыми волосами и большими голубыми глазами. Он был слишком хорошенький для ученика шестого класса. На уроке физкультуры он висел на перекладине красный, как рак, и не мог подтянуться ни разу. Все ухмылялись».

После бракосочетания Магда с тяжелым сердцем отдала сына бывшему мужу. Но дом Гюнтера Квандта на Франкеналлее находился недалеко от ее собственной квартиры, где они жили в то время с Геббельсом, и она могла часто видеть ребенка. Со своей стороны Квандт не возражал, чтобы Рождество 1932 года Гаральд встретил в доме Геббельсов.

Когда мальчик оказался в сочельник у Геббельсов, матери не было дома: накануне Магду увезли с тяжелыми болями в больницу. Гаральд расплакался, когда отчим ему об этом сказал. Обычно жестокий Геббельс проявил сочувствие. «У бедного мальчика не будет теперь настоящего Рождества», — писал он в своем дневнике. Поэтому Геббельс постарался, чтобы пасынок интересно провел праздничные дни: он взял его с собой в кино, а вечером повел одиннадцатилетнего мальчика на оперу «Meistersinger» . В своем дневнике он записал: «У Гаральда постоянно мечтательный вид. Он такой милый, умный ребенок. Совсем как его мать».

Самым большим развлечением, которое Геббельс мог организовать для маленького Гаральда, было посещение Гитлера в Берхтесгадене. Во время телефонного разговора в праздничные дни Гитлер пригласил Геббельса приехать после Рождества в Бергхоф и сказал, что своего маленького друга он может спокойно взять с собой. Геббельс записал перед отъездом: «Мы оба очень рады». Гауляйтер обожествлял Гитлера уже много лет, его жена также таяла при виде фюрера, и оба заразили этим чувством мальчика.

На Оберзальцберге в новый 1933 год были в гостях также другие известные деятели нацистской партии, в том числе и Роберт Лей — нацистский гауляйтер в Рейнланде. Его сопровождало некое лицо, сообщившее Гитлеру, что с шефом нацистской партии в доме кёльнского банкира Курта фон Шрёдера хотел бы встретиться Франц фон Папен. У фон Папе-на в это время были тайные планы, для осуществления которых фюрер был ему нужен. В свою бытность рейхсканцлером он держался в правительстве особняком от Гитлера, однако теперь политик, которого Гинденбург сместил в пользу генерала Курта фон Шлейхера, хотел снова прийти к власти — с помощью Гитлера. И тот, будучи умным тактиком, ситуацию понял. Так встреча между Гитлером и фон Папеном, состоявшаяся 4 января 1933 года, стала важным этапом на пути национал-социалистов к абсолютному господству.

Напрасно рейхсканцлер Шлейхер предпринимал новые попытки расколоть НСДАП, стремясь привлечь социалистически ориентированного Грегора Штрассера на свою сторону. Штрассер, жизнерадостный баварец, не смог выдержать давления, которое на него оказывал Гитлер. Вместо того чтобы стать вице-канцлером при Шлейхере, что было ему предложено, он в декабре 1932 года сложил с себя все партийные должности. В этой ситуации Штрассер так описывал друзьям мрачную картину будущего: «Теперь Германия находится в руках бывшего офицера, прирожденного обманщика и извращенца из Австрии» — под которым подразумевался шеф штурмовиков Эрнст Рём — «и косолапого. И поверьте мне: последний — хуже всех. Это сатана в человеческом обличье».

30 января 1933 года Гинденбург назначил Гитлера рейхсканцлером, фон Папен стал вице-канцлером. Он и другие думали, что смогут обуздать национал-социалистов, взяв их под контроль. В кабинете было только два члена НСДАП: Вильгельм Фрик и Герман Геринг. Шеф пропаганды Геббельс не вошел в состав правительства и был этим очень разочарован. «Меня оттирают», — жаловался он в своем дневнике. Однако он получил от Гитлера обещания на будущее и с новыми силами погрузился в подготовку кампании по выборам в рейхстаг 5 марта 1933 года.

Но и без министерского поста Геббельс, конечно, относился к правящей верхушке в уходящей Веймарской республике. Он был теперь в Берлине политической звездой. Гаральд воочию ощутил, как его отчима чествовали повсюду в городе. Однажды Геббельс взял с собой в кино жену и мальчика. Перед началом фильма «Morgenrot» («Утренняя заря») публика бурно аплодировала функционеру нацистской партии. «Бурные овации в мою честь, — записал Геббельс ночью в дневник. — Гаральд ликует. Магда счастлива».

Адольф Гитлер приветствует свою сестру Паулу. Магду Геббельс и ее сына Гаральда Квандта в аэропорту Темпельхоф.

14 марта 1933 года Йозеф Геббельс был назначен рейхсминистром народного просвещения и пропаганды и в этом качестве отныне способствовал тому, чтобы создать в Германии тоталитарный режим. Он запретил социал-демократическую и коммунистическую прессу, а остальную подмял под себя. Подчинил себе радио, которое считал «духовным оружием тотального государства», и принудил всех писателей, редакторов, певцов и музыкантов войти в Reichskulturkammer (Палата по культуре рейха). Он поставил «промывку мозгов» соотечественников на широкую ногу, чтобы добиться от них полной лояльности.

Геббельс не стеснялся относиться к пасынку на людях так, как будто это был его собственный сын. Он использовал мальчика в своих целях всегда, когда представлялась такая возможность. Поэтому Гаральд Квандт, конечно же, присутствовал в апреле 1933 года на церемонии, где Геббельс был провозглашен почетным гражданином своего родного города Рейдта, и ему оказывали честь во время факельного шествия. А во время майского праздника милому мальчику с зачесанными на пробор светлыми волосами было дозволено преподнести букет роз рейхспрезиденту Гинденбургу. «Старику», как Геббельс называл Гинденбурга в своем дневнике, так понравился маленький Гаральд, что на следующий день он попросил отправить ему велосипед. Гитлер в те годы также регулярно дарил мальчику подарки к Рождеству.

Магда Геббельс стала своеобразной визитной карточкой Третьего рейха. В День матери она выступала по радио, где, в частности, заявила, что «немецкая мать» стала в последнее время «пламенной сторонницей и фанатичным борцом» за дело Адольфа Гитлера. К ней самой это действительно относилось напрямую. Магда Геббельс всегда хотела играть роль первой леди. Казалось, она предназначена для этого. «Блондинка с голубыми глазами, супруга министра пропаганды прекрасно подходила на роль представительницы национал-социалистической Германии. Она соответствовала пропагандистскому клише „современной немецкой женщины" », — писал биограф Геббельса Ральф Георг Ройт.

За границей общительная Магда, обладавшая хорошими знаниями языков, также хорошо смотрелась. Во время визита с Геббельсом в Италию в конце мая 1933 года она зарекомендовала себя как независимо держащаяся жена рейхсминистра. «Большой прием, — записал Геббельс о государственном визите в Рим. — Муссолини ведет Магду. Она делает свое дело великолепно. Он сияет. С обожанием смотрит на мою жену». С кем бы элегантная дама ни знакомилась на дипломатическом паркете, она знала, как привлечь его на свою сторону. «Магда завоевывает сердца», — регулярно записывает в это время Геббельс в дневник свой комментарий. К немногим важным персонам, оставшимся равнодушными к обаянию Магды Геббельс, относился посол Франции в Берлине. «Я никогда не видел таких ледяных глаз у женщины», — сказал Андре Франсуа-Понсе в 1932 году одной американской журналистке.

Йозеф Геббельс упивался своей властью, и ничто не мешало ему использовать ее в личных целях. Благодаря диктатуре в Германии многое изменилось, в том числе и отношение Геббельса к своему пасынку. Близость к Гитлеру и министерский пост дали отчиму неограниченную власть над Гаральдом. И он этим хладнокровно пользовался. Когда мальчик с разрешения Гюнтера Квандта проводил пасхальные каникулы 1934 года у Геббельсов, супруги, недолго думая, решили не возвращать ребенка родному отцу.

По этому вопросу произошла короткая, но ожесточенная борьба между министром и промышленником. Получив письмо, в котором его разведенная жена сообщала об их решении, Гюнтер Квандт разбушевался. Особенно возмутило руководителя концерна ликование, с которым Магда сообщала, что ее муж и она теперь обладают такой властью, что могут делать все, что хотят. Однажды, летом 1932 года, когда Геббельсы уже пытались удержать Гаральда у себя вопреки договору, заключенному при разводе, пригрозив прокурором, Квандт получил сына обратно.

Весной 1934 года могущественный владелец концерна также не захотел подчиниться воле бывшей жены и ее мужа. Он поручил адвокату осуществить выдачу мальчика судебным порядком. Но суд, куда юрист подал жалобу, отказался принять заявление, направленное против министра Геббельса. Тогда адвокат Квандта посетил Геббельса в министерстве, чтобы договориться о возвращении Гаральда Квандта по-хорошему. Напрасно. Следствием визита стало лишь то, что юрист потерял свою должность в союзе адвокатов. Геббельс не шел ни на какие компромиссы.

Если Гюнтер Квандт не хотел неприятностей, ему следовало смириться. Двенадцатилетний Гаральд сначала ничего не знал об этих спорах. «Когда я после пасхальных каникул 1934 года не вернулся к отцу, мать объяснила мне, что Геббельс договорился с ним о том, что я останусь здесь», — вспоминал он позже об этом эпизоде.

Мальчик был очень привязан к матери и восхищался отчимом, всесильным и известным министром, но его контакт с отцом полностью тоже не прерывался. Один-два раза в месяц ребенок мог его навещать. Мать знала об этом и не возражала. Однако отношения между матерью и сыном с течением времени менялись. С появлением детей, рожденных в браке с Геббельсом, Магда стала предъявлять меньше претензий на старшего сына. 1 сентября 1932 года родилась первая дочь супругов Геббельс, которую назвали Хельгой. По примеру сыновей Гюнтера Квандта чета Геббельс первую дочь также назвала именем, начинающимся с буквы X[2]. Имена остальных пятерых детей Геббельсов, родившихся после Хельги, подбирались по тому же принципу. Здесь, возможно, речь идет о продолжении семейной традиции Квандта, которой придерживалась Магда. Есть, правда, и другая версия, что дети были названы в честь Гитлера (по-немецки «Hitler»).

Супруга министра пропаганды Магда Геббельс умело сочетала женское обаяние с радостью материнства. Уже 15 апреля 1934 года родилась вторая дочь, Хильде. Еще через полтора года Магда Геббельс родила первого сына в супружестве с Геббельсом — долгожданного продолжателя рода. Министр пропаганды был восхищен. «Я мог все разбить от радости. Мальчик! — писал Геббельс 2 октября 1935 года в своем дневнике. — Сын! Большая вечная жизнь!» Первого сына супруги назвали Гельмутом — так же, как старшего сына Гюнтера Квандта, который умер в 1927 году в Париже и к которому была так привязана Магда.

По мере того как росла ее собственная семья, Магда Геббельс все больше претендовала на роль матери всей страны. Вскоре ей понадобилась секретарша, чтобы отвечать на письма, поступавшие в большом количестве. Немецкие женщины, испытывавшие нужду, писали супруге министра о своих проблемах. Магда Геббельс участвовала также в отборе кандидатур на награждение «Материнским крестом» и могла отклонить какую-либо претендентку, если обстоятельства ее жизни или происхождение не соответствовали национал-социалистическому идеалу.

Хотя Гаральд Квандт рос в доме двух фанатичных приверженцев национал-социализма, его нацистская карьера в юнгфольке и гитлерюгенде была совсем не простой. В 10 лет мальчик присоединился к молодежному движению и вступил в Союз немецких скаутов. Это было еще до захвата власти. Весной 1934 года этот союз вошел в состав гитлерюгенда, и у Гаральда вскоре пропал интерес. Пасынок Геббельса ходил время от времени на службу, как это теперь называлось, но у него не было членского билета: он не был занесен в списки членов. И поэтому в процессе реорганизации того подразделения гитлерюгенда, куда входил Гаральд, о нем просто забыли. «Когда осенью 1934 года я снова хотел как-то раз пойти на службу, то увидел, что меня нет в списках, — вспоминал он позже. — Тогда меня это сильно задело, так как я подумал о возможных последствиях». Своей верной курсу матери мальчик ничего об этом не сказал.

Вместо этого Гаральд попытался присоединиться к марине-гитлерюгенду. Весной 1935 года его приняли на испытательный срок: эта дата стояла также на временном членском билете, который он получил в следующем году. Если бы Гаральд, как это тогда было возможно, стал членом «Freischar Junge Nation» с 1931 года ко времени пребывания в гитлерюгенде, то он таким образом стал бы «старым борцом» в нацистской молодежной организации. Однако к коричневому гитлерюгенду Гаральд интереса не проявлял, и потому теперь пасынок Геббельса имел позорное пятно сравнительно позднего вступления в молодежную нацистскую организацию.

Геббельс помогал Гаральду продвинуться в рядах нацистской молодежи. Он вмешивался также, если его что-либо не устраивало. Летом 1936 года он, например, навестил своего пасынка в лагере гитлерюгенда в Карлсхагене. «Мальчики великолепные, но лагерь в не очень хорошем состоянии, — записал он потом. — Я расспросил Гаральда, и он рассказал, что в лагере плохая еда, жестокое обращение, цензура почты. После этого я отчитал Аксмана, который был очень удивлен и обещает мне скорейшим образом устранить недостатки. Я за этим прослежу».

Вмешательством отчима, вероятно, можно объяснить также и то, что Гаральд Квандт получил от своего гитлерюгенд-гебитсфюрера Артура Аксмана два бланка заявления для заполнения. Речь шла о том, что пасынок Геббельса должен был получить золотой значок гитлерюгенда и традиционные нарукавные нашивки. Мальчику это не нравилось. Он считал, что не заслужил такой награды: «Это несправедливое предпочтение по отношению к другим, действительно старым борцам, меня так рассердило, что я разорвал оба бланка и с пометкой „Обманом не занимаюсь! Гаральд Квандт" и вернул их обратно». Немного позже ему все-таки выдали традиционную нарукавную нашивку — и Гаральд носил ее, но лишь «ради матери».

Как и миллионы его ровесников, Гаральд Квандт ощутил на себе, как менялся гитлерюгенд в годы Третьего рейха. Поначалу там все обстояло почти так же, как в других группах молодежного движения, участники которых устраивали вечера, путешествовали, играли и собирались у костра. Но со временем гитлерюгенд все чаще использовался в государственных целях. Эта организация потеряла свою притягательную силу в качестве молодежного движения и стала приобретать бюрократические черты. Принуждение и муштра определяли его жизнь, а образцом для подражания стала армия. Целью воспитательной работы в организации гитлерюгенд было объявлено теперь «совершенствование военной подготовки».

Подросток Гаральд муштру не любил. Он вступал в споры со своим цугфюрером и уклонялся от службы, которая свелась к строевой подготовке. Однажды он даже уговорил мать написать ему объяснительную записку с просьбой не посещать некоторое время занятия «в связи с трудностями в школе». Однако когда он позже снова стал ходить на службу, то сразу повздорил со своим гефольгшафтсфюрером. Гаральд Квандт был дерзким и упрямым. Он мог себе это позволить, так как был пасынком Геббельса. С таким мальчиком все были осторожны. В школе он также мог вести себя свободнее, чем другие. «Учителя разрешали ему многое. Прежде всего те, кто враждовал с нацистским режимом», — вспоминал позже один из его одноклассников.

Время пребывания Гаральда Квандта в гитлерюгенде позже должно было сыграть важную роль в истории семьи. После краха Третьего рейха Гаральд и его отец Гюнтер Квандт все представили так, будто старший Квандт использовал свое влияние для того, чтобы отвлечь мальчика от национал-социализма. Так заявлял отец в ходе процесса денацификации, рассказывая о посещениях гитлерюгенда своим сыном в тридцатые годы: «Это время я использовал для того, чтобы объяснить ему всю негодность партийных идей и диктатуры. К моей радости, это имело успех: он прогуливал гитлерюгенд, не вступил в партию и изменил свои взгляды. Было непросто воспитывать ребенка».

Гаральд Квандт подтвердил это высказывание в письме, направленном отцу в 1947 году, которое было представлено суду в Штарнберге в качестве доказательства. В нем говорится: «Я в то время не связывался с гитлерюгендом, мне была неприятна эта организация, так как ты постоянно осторожно, но убедительно — насколько я могу вспомнить — говорил о сущности нацистского режима и его организаций. В твоих речах сквозило сильное отвращение к Гитлеру, Герингу, Геббельсу, Фрику и многим другим».

Гаральд Квандт сообщал также в письме, что находится в состоянии большого душевного разлада. «Очень часто я не мог тебя понять, отец. С одной стороны, я видел много хорошего и обнадеживающего в национал-социализме. Но в то же время я чувствовал, что ты не понимаешь этого. В годы моего взросления я воспринял многое из твоей антинацистской позиции и не всегда мог это скрыть, наблюдая отвратительные сцены д-ра Геббельса. В партию я тоже не вступал».

Правдивость этих высказываний несколько сомнительна. Например, можно заметить, что Гаральд Квандт на процессе денацификации, касающемся его отца, делал противоречивые заявления о годах своей юности в Третьем рейхе. Сначала он говорил, что вышел из гитлерюгенда в 1938 году. Позже он рассказал в своего рода национал-социалистической автобиографии, что уже с осени 1936 года не появлялся больше «на службе». Однако из дневников Геббельса однозначно следует, что Гаральд летом 1938 года, когда ему было 16 лет, находился в лагере гитлерюгенда. «Очень хорошо выглядит», — записал Геббельс после возвращения юноши. Вероятно, Гаральд Квандт свой отход от гитлерюгенда позже несколько сместил по срокам.

Повествования семьи Квандт о временах нацизма относятся к тому периоду, когда отец и сын могли считаться как противниками, так и, в худшем случае, попутчиками национал-социализма. Тогда среди немцев было принято выдавать друг другу «свидетельства о прохождении денацификации», преодолевая тем самым прошлое. Семья Квандт не является здесь исключением.

Во всяком случае своим одноклассникам Гаральд Квандт не запомнился как приверженец национал-социализма. Политика не была его делом, говорил позже один из них. Об отношениях в семье он также никогда не рассказывал, но все же как пасынок Геббельса он был звездой. «Товарищи почитали его. У него было много друзей, но также много подхалимов, которые хотели войти к нему в доверие», — писал одноклассник Харви Т. Рове.

Гаральд Квандт провел юность в доме министра, в обстановке блеска и роскоши. Уровень достатка был примерно такой же, как и у его отца. В 1936 году семья Геббельс приобрела имение в Шваненвердере, на полуострове озера Ваннзее. Здесь был большой дом, флигель для гостей и хозяйственные постройки с сараями и кладовыми. Там Геббельс устроил кинозал. У причала стояла белая моторная яхта «Baldur». У детей Геббельса были собаки и пони. Гаральд рос в окружении своих шести сводных братьев и сестер, пятеро из которых были девочки. Они любили его и льнули к нему. А он очень хорошо чувствовал себя в роли старшего брата, что должно было наложить определенный отпечаток на его личность.

Будучи пасынком Геббельса, Гаральд Квандт оказался в центре политических событий Третьего рейха. Гитлер часто приходил в дом Геббельсов. Среди их гостей мальчик видел многих политиков и известных деятелей Германии и из-за рубежа. Одноклассники завидовали положению Гаральда. Он был к тому же первым в классе, у кого появился мотоцикл. А в 1938 году мальчик проехал в машине мимо школы Гердера на Байерн-аллее, что было сенсацией. Автомобиль, надо думать, был подарком родного отца. В летние каникулы 16-летний юноша доехал на своем «DKW-Reichsklasse» даже до Рима, написав белой краской на кузове слова «Берлин—Рим—Берлин». У него уже тогда, как свидетельствуют одноклассники, была склонность к рекламе.

Однако Гаральд Квандт знал не только парадную сторону событий, он знал и их изнанку. В 16 лет он стал свидетелем серьезного кризиса брака его матери и отчима. Геббельс в течение многих лет явно изменял Магде. Как контролер киноиндустрии он использовал любую возможность для любовных приключений с актрисами, не стесняясь оказывать на них давление для достижения своих целей. Нарушения супружеской верности шефа пропаганды постепенно сделались предметом сплетен и привели к тому, что рейхсминистра стали называть «козел из Бабельсберга».

Магда Геббельс давно смирилась с судьбой и тоже нашла себе отдушину. Она терпела измены Геббельса до тех пор, пока это не вредило ее собственному положению в обществе. Однако осенью 1936 года Геббельс завел интрижку с чешской актрисой Лидой Бааровой. Ей был 21 год, она была очень хорошенькая, и ее внешность резко контрастировала с нордическим типом Магды Геббельс. На сей раз это было больше, чем сексуальное приключение: министр и актриса любили друг друга. Из-за Геббельса Баарова рассталась со своим спутником жизни, звездой студии UFA Густавом Фрёлихом. В декабре 1937 года Геббельс переехал с семейной виллы в Шваненвердере в маленький домик, который находился на том же участке. У него также был прекрасный рубленый дом в Ланке на Боденском озере, где он мог уединиться со своей возлюбленной. О разводе министр не думал, он предпочел бы супружескую жизнь втроем.

Но Магда не готова была терпеть поведение своего супруга и не хотела сносить из-за него унижения. Ее самосознание не было сломлено: у нее к этому времени был поклонник, Карл Ханке, статс-секретарь в министерстве Геббельса. Он утешал Магду на протяжении всего времени, пока Геббельс покинул ее. Кроме того, он рассказал ей об изменах супруга в предшествующие годы. Список оказался намного длиннее, чем ожидала Магда: прочитав все фамилии, она решилась на развод, но Геббельс сопротивлялся.

Желая развестись со своим могущественным мужем против его воли, Магда Геббельс пошла к еще более могущественному человеку — Гитлеру. С этого момента фюреру пришлось улаживать семейные дела в доме Геббельса. Суд был скорый. Гитлер не хотел развода такой известной в Третьем рейхе пары и попросил упиравшуюся Магду помириться с мужем. Она неохотно согласилась, но поставила условие, назначив Геббельсу испытательный срок, во время которого он будет вести себя примерно. В противном случае — развод.

Одновременно с этим Геббельс получил приказ от своего вождя прекратить отношения с Бааровой, чему он также поначалу противился. Из-за любви к актрисе министр пропаганды был даже готов пожертвовать своей политической карьерой. Однако Гитлер планировал войну и ни в коем случае не хотел терять своего главного пропагандиста, поэтому приказал Лиде Бааровой покинуть Германию. Киноактриса бежала в Прагу. Вскоре после этого в прессе появились фотографии помирившейся супружеской пары Геббельс. Кинокадры показывали министра с женой и детьми у Гитлера в Бергхофе на Оберзальцберге. Геббельс писал в дневнике после примирения, состоявшегося по приказанию Гитлера: «А теперь начинается новая жизнь. Тяжелая, жесткая, посвященная только долгу».

Жалость к себе он превратил в ненависть к другим. «Новая жизнь» началась для Геббельса с того, что нужно было организовать провокацию против живших в Германии евреев. В ночь с 9 на 10 ноября 1938 года, во время вылазки штурмовиков, пострадали или были убиты, наверное, сотни евреев, подожжены синагоги, разбито множество витрин. За два дня до этого в Париже польским евреем, депортированным из Германии был убит немецкий дипломат. Это покушение развязало руки Гитлеру, разрешившему Геббельсу спустить с цепи вооруженные дубинками штурмовые отряды. В своей ненависти к евреям главный пропагандист не уступал своему фюреру.

К тому времени, когда Гитлер начал реализовывать свои далеко идущие военные планы, Гаральд Квандт повзрослел. Он принадлежал к поколению, избранному фюрером для того, чтобы бороться и погибать за Германию на полях сражений. Планы Гитлера несли на себе печать его мании величия: за господством над Германией должно было последовать господство над Европой.

Весной 1939 года, когда войска вермахта вошли в Прагу, Гаральд Квандт сдавал в Берлине выпускные экзамены. А когда Гитлер и Сталин подписали союзнический договор и разделили между собой Польшу, он отрабатывал «трудовую повинность». 1 сентября 1939 года немецкие войска напали на Польшу. Семнадцатилетний Гаральд Квандт участвовал в походе на Польшу в рамках «трудовой повинности». У него был свой мотоцикл, и его использовали в качестве водителя-курьера.

Молодой человек стал свидетелем первых немецких военных преступлений. О своих впечатлениях он подробно рассказал матери и отчиму, посетив их в конце октября в Берлине. Геббельс в своем дневнике написал кратко и многозначительно: «Гаральд много в чем участвовал в Польше». И добавил: «Дети уже стали мужчинами».

По Польше прокатилась волна зверств нацистов. Поначалу этим была возмущена даже часть руководства вермахта. Верховный главнокомандующий Восточным фронтом генерал-полковник Йоханнес Бласковиц протестовал против таких методов ведения войны: «Уничтожение нескольких десятков тысяч евреев и поляков, которое мы наблюдаем, — это ошибка, — писал он 6 февраля 1940 года. — Разыгрывающиеся на глазах общественности акты насилия против евреев вызывают в религиозных поляках не только глубочайшее отвращение, но и сострадание к еврейскому населению». Эти преступления вызывали чувство протеста и у солдат.

Планы Гитлера в отношении Польши были чудовищны. Он собирался перекроить менталитет нации в соответствии с «новым расистским порядком». Одну часть Польши присоединял к себе Советский Союз, как это предусматривалось в тайном протоколе к пакту (Риббентропа—Молотова) между Гитлером и Сталиным. Данциг—Западная Пруссия и Вартегау с Позеном, напротив, целиком и полностью становились немецкими. А в оставшейся части страны, где находились города Варшава, Краков и Люблин, должны были концентрироваться нежелательные для других областей группы населения: поляки и евреи. Фактически предполагался лагерь рабов, который получил красивое название «генерал-губернаторство».

Так после вступления немецких войск в Польшу началось безумное переселение народов, и Гаральд Квандт стал свидетелем этого. Эсэсовцы выгоняли поляков и евреев из их квартир, которые передавали фольксдойче с территорий, занятых Советским Союзом. Изгонялось население целых деревень, которые затем заселялись новыми жителями. В таких городах, как Позен, после вторжения вермахта многие предприятия, магазины и рестораны, принадлежавшие полякам, сменили своих владельцев.

То, что видел и слышал Гаральд в Позене, произвело на него такое сильное впечатление, что он много рассказывал об увиденном своим родителям во время приездов в Берлин. Но Геббельса рассказы о зверствах не трогали, его ненависть к евреям была безгранична, никаких человеческих чувств он к ним не испытывал. В конце октября рейхсминистр полетел в Лодзь и посетил гетто: «Это больше не люди, это животные. Перед нами стоит не гуманитарная, а хирургическая задача».

После возвращения из генерал-губернаторства в Берлин Геббельс по вечерам говорил со своей женой о пасынке. «Гаральд нас немного беспокоит», — писал он в своем дневнике, но не пояснил, в чем дело. Возможно, были споры между Геральдом и его матерью, фанатичной антисемиткой, о зверствах немцев в Польше? Или, напротив, мать беспокоилась о том, что ее сын, которому было всего 18 лет, увидел в Польше больше, чем мог вынести?

Гюнтер Квандт позаботился о том, чтобы его сын после «трудовой повинности» завершил практику в литейном цехе завода локомотивов фирмы DWM, который также находился в Позене. По плану промышленника это должно было стать началом технико-коммерческого образования сына на различных предприятиях, сочетавшего теорию и практику, как это было у него самого и у старших братьев Гаральда — Гельмута и Герберта.

Через несколько недель, в январе 1940 года, Магда Геббельс в первый раз посетила своего сына в Позене и сообщила мужу, что из Гаральда тем временем вырос «взрослый парень с ярко выраженным социальным восприятием». Гаральд завел себе в Позене подружку, которая не понравилась Геббельсу. Это была актриса театра «Метрополитен» в Позене. Директор театра, немец по фамилии Небушка, рассказывал позже, как Магда Геббельс во время своего визита в Позен летом 1940 года ворвалась к нему в кабинет и потребовала уволить молодую женщину, у которой были любовные отношения с ее сыном. В то же время между матерью и сыном произошел большой скандал, который запротоколировал Геббельс: «Магда очень жалуется на Гаральда. У него переходный возраст, и он ведет себя неприлично».

Но Геббельс был абсолютно уверен, что поведение его пасынка коренным образом изменится: «Скоро он поступит в вермахт, где его хорошо отшлифуют». В августе 1940 года Гаральд Квандт в возрасте 18 лет добровольно становится солдатом парашютно-десантных войск. По словам его крестной Элло Квандт, это решение было принято под влиянием Геббельса. Действительно, рейхсминистр хотел, чтобы его пасынок стал офицером, а не прятался в империи отца.

Но чего хотел сам Гаральд? Кем он хотел стать: солдатом или предпринимателем? Тогда его никто об этом не спрашивал, вспоминала позже Элло Квандт. Ее племянник как-то заметил в разговоре с ней в тот период, что он пойдет своим путем: «Гаральд раз сказал мне: „Пусть малыш (Геббельс) болтает, но когда мне исполнится 21 год, он должен оставить меня в покое. Я пойду к отцу, а малыш пусть лопнет от злости"».

В противоположность рассказу крестной школьный друг Квандта Гюнтер Якоб рассказывает, что Гаральд пошел в вермахт добровольно. Мощным импульсом послужила смерть его лучшего друга и школьного товарища Ганса-Юргена Аккермана, погибшего во Франции, где он был командиром танка. «„Теперь меня здесь больше ничто не удерживает, я такой же, как все", — писал он мне», — рассказывал Якоб.

Скорее всего, доля истины есть в обеих версиях. Молодой Гаральд Квандт был человеком, который разрывался между двумя мирами. Неопубликованное семьей жизнеописание характеризует Гаральда десятилетия спустя следующим образом: «Конечно, счастливая натура. Но ему не хватало безграничной теплоты и гармонии родительского дома. Отсюда склонность лучше понять окружающую жизнь. Его притягивало все новое и интригующее, что всегда привлекает молодость. На передний план вышла потребность быть самостоятельным и утвердиться в глазах других».

Невестка Гюнтера Квандта Элло (на фотографии слева) была близкой подругой четы Геббельс.

Йозефу Геббельсу очень понравилось, что его пасынок — солдат. «Он стал настоящим мужчиной, — записал министр в октябре 1940 года, — армия его воспитала». А 5 ноября 1940 года он писал: «У Гаральда была неделя отпуска. Он выглядит блестяще. Военная служба пошла ему на пользу. Мы вместе обедаем. Он многое мне рассказывает».

Во время этого визита Гаральд Квандт впервые привел Урзель Квандт в дом своего отчима. Она только что развелась с его сводным братом Гербертом, который был старше на 11 лет. Из дневника Геббельса становится ясным, что антипатия, которую министр пропаганды испытывал к Гюнтеру Квандту, распространялась также на его сына Герберта, так как он записал после визита Гаральда: «Он пришел с Урзель Квандт, которая развелась со своим мерзким мужем и теперь выглядит очень привлекательно». В доме Геббельса эту молодую женщину встретили хорошо. С Магдой они стали сердечными подругами, вероятно потому, что Урзель была в той же ситуации, что и Магда когда-то. Обе были разведенными супругами Квандт. Магда взяла Урзель под свое крылышко, и Геббельс воспринял это благосклонно, так как ему тоже понравилась молодая женщина. «Очень мило, что у нас в доме бывает фрау Урзель», — писал он в своем дневнике. А в первый день Рождества 1940 года, когда на вилле министра была в гостях бывшая невестка Элло Квандт, создалась интересная ситуация, когда Геббельс, рейхсминистр, вышедший из кругов обедневшей мелкой буржуазии, целый вечер беседовал с тремя дамами, которые все были разведенными женами из семьи промышленников Квандт.

Гаральд Квандт служил в парашютно-саперном батальоне №1, который дислоцировался в Дессау. У него была основательная военная подготовка, он научился прыгать с парашютом. Вскоре он уже знал наизусть бравые песни парашютистов: «Наш парашют был зеленым, сердце молодым, наше оружие стальным, из немецкой руды...» Он хорошо чувствовал себя в войсках: все были молоды и любили приключения, много смеялись и радовались жизни.

Гаральд Квандт был не простым солдатом, он был пасынком Геббельса. Молодой парашютист пользовался протекцией, и иногда она была ему нужна. В феврале 1941 года он «по молодости совершил глупую ошибку, но с серьезной подоплекой», как записал Геббельс. О проступке нужно было умолчать, так как, по словам Геббельса, «тем самым он на определенное время испортил свою военную карьеру». Вероятно, речь шла о неуставных отношениях, которыми обычно заканчивались пирушки молодых солдат. Вывали случаи, что пьяные парашютисты уводили трамвай, чтобы на нем возвратиться в казарму. Это происшествие занимало рейхсминистра несколько дней. «Глупый парень плохо себя повел. Но мы выбьем из него всю дурь», — записал он в дневнике и послал своего адъютанта в Дессау. После его возвращения Геббельс констатировал: «Все в порядке».

Атака на Крит в феврале 1941 года стала для Гаральда Квандта боевым крещением. В это время остров был бастионом англичан в Средиземном море, а в бухте Суды у их военных кораблей размещалось хранилище горючего. Захват Крита должен был завершить германский поход на Балканы. Когда итальянские войска напали на Грецию со стороны Албании, но не смогли победить храбро сражавшихся греков, Гитлеру пришлось прийти на помощь своему союзнику Муссолини. Так в апреле 1941 года немецкие войска вторглись со стороны Болгарии в Грецию и продвинулись до южного мыса Пелопоннес. В конце операции в руках англичан остался только Крит, где они выполняли союзническую миссию.

Генерал воздушно-десантных войск Курт Штудент предложил Гитлеру захватить остров силами воздушно-десантного корпуса. Фюрер согласился. Операция получила название «Меркурий»: это была первая крупная воздушно-десантная операция в военной истории. «Ни разу ни до, ни после этого немцы не предпринимали более отважной и решительной атаки», — писал позже Уинстон Черчилль. Британский премьер писал о молодых солдатах: «В немецких воздушно-десантных войсках проявилась пассионарность гитлерюгенда; он олицетворяет пламенную идею реванша за поражение в 1918 году. Эти храбрые, прекрасно тренированные и абсолютно надежные нацистские парашютисты представляют собой цвет немецкого подрастающего поколения».

Ситуация была многообещающей для немцев. Уже в первый день битвы за Крит более 5000 немецких солдат заняли позиции между Малеме и Ханья. В других частях острова высадились парашютисты. Ценой больших потерь солдаты овладели аэродромом Малеме, тем самым позволив приземляться немецким военно-транспортным самолетам, доставлявшим подкрепление. Шесть дней британские войска сдерживали штурм, потом стали отступать. Корабли британского флота вывезли многих своих солдат, остальные попали в плен. Черчилль оценил британские потери погибшими и попавшими в плен в 15 000 солдат. В этой операции погибли примерно 6000 немецких парашютистов. Потери были намного больше, чем предполагали генералы, планировавшие операцию.

О военном эпизоде на Крите Гаральд Квандт сам написал заметку, которая появилась летом 1941 года в газете фирмы AFA: «Утром 20 мая до восхода солнца мы отправились на самолетах с нашего порта приписки в Греции. Командир роты накануне вечером кратко объяснил нам нашу задачу. Так мы сидели воодушевленные, полные уверенности в успехе, который должен быть достигнут благодаря нашему участию».

Гаральд описывал в своей заметке, как над греческим побережьем барражировали немецкие самолеты-истребители, которые должны были прикрывать наступающие парашютно-десантные войска: «Вдали мы уже видели Крит, расстояние до которого быстро сокращалось. Но когда мы достигли побережья этого острова, нас ждал такой бурный прием, какого мы не ожидали. Английская зенитная артиллерия открыла мощный огонь, и мы были рады, когда без существенных потерь добрались до места дислокации». После краткой команды «Приготовиться!» последовал сигнал к прыжку. «Прыжок был отличный. Хорошая погода, хорошая высота, и мы приземлились точно в назначенном месте. Хотя в воздухе нас сильно обстреливали из автоматов и ружей, большинству из нас удалось все же остаться невредимыми. В моем парашюте, как я потом установил, были следы от 50 выстрелов, из-за чего я приземлился намного быстрее и сильно ударился о землю. Но мне повезло: у меня не было ни одного вывиха. Мой контейнер с оружием опустился в 50 метрах от меня, так что я смог быстро до него добраться, отстегнув подвесную систему».

Гаральду Квандту действительно очень повезло. Многие десантники после приземления не смогли достаточно быстро найти свои контейнеры с оружием и поэтому были практически беззащитны. Они погибали, едва успев ступить на землю острова. Группа, в которую входил Гаральд Квандт, сумела быстро собраться. «Сразу начался бой. Мы должны были занять заданные позиции. Особенно опасны были бесчисленные снайперы, укрывавшиеся на деревьях, и партизаны, с которыми трудно было бороться. К тому же стояла непривычная жара. В первый день было 52 градуса по Цельсию в тени; и это был далеко не самый жаркий день, который нам пришлось пережить. Мы очень обрадовались, когда 25 мая увидели на склонах гор, расположенных напротив, наших альпийских стрелков. С их помощью через несколько дней мы предприняли штурм Ханьи, столицы Крита. Англичане ушли из города, и нам снова пришлось иметь дело только с греками. Как только Ханья пала, нужно было двигаться вперед на Суду — один из крупнейших портов острова. Прорыв, овладение городом и зачистка местности завершились успехом, и вечером 28 мая мы смогли в первый раз спокойно выспаться».

На Крите германский вермахт впервые столкнулся не только с войсками противника, но и с населением, которое оказывало сопротивление. Немецкое командование неоправданно оценивало законную оборону жителей Крита как поведение, противоречащее правилам ведения войны. Еще во время битвы за остров генерал-майор Рингель приказал за каждого убитого или раненого расстреливать десятерых жителей Крита. Множество усадьб и сел, где местное население оказывало сопротивление, были сожжены немецкими солдатами.

После захвата острова генерал Курт Штудент, командующий XI авиационным корпусом, издал приказ, в котором убийства жителей Крита рассматривались как необходимая оборона, и обращаться в немецкие военные суды было запрещено. Штудент хотел подать наглядный пример другим с помощью своих десантников и отдал распоряжение войскам, столкнувшимся с сопротивлением гражданского населения Крита, вернуться в непокоренные местности. «Началась ужасная бойня, и многие деревни были разрушены», — пишет историк Мартин Зеккендорф. Во время греческих восстаний с мая по август 1941 года на Крите погибли 2000 представителей гражданского населения.

В то время как Гаральд Квандт сражался на Крите, его мать и отчим волновались за него в Берлине. Чета Геббельс не знала ничего о планировавшемся наступлении и участии в нем Гаральда Квандта. И когда через четыре дня после наступления Геббельс получил первую информацию, он ликовал: «Гаральд, вероятно, тоже участвует в битве на Крите». Магда Геббельс очень беспокоилась за своего сына, поскольку слышала об увечьях, которые получали немецкие военнопленные в Греции.

Вскоре с Крита в Берлин пришла полевая почта. «Гаральд написал нам яркое и живое письмо, — писал Геббельс 7 июня 1941 года. — Он хорошо держался». Позже он узнал, что пасынок должен был получить награду: «Магда и я очень рады этому, ведь парень сдержал слово, которое он нам дал». Геббельс был горд смелостью Гаральда, он весь сиял. Когда он был у Гитлера в рейхсканцелярии и фюрер с удовольствием рассказал ему во всех деталях о взятии Крита, Геббельс посчитал, что Гаральда Квандта вполне можно причислить к славным завоевателям острова. «Я сообщу фюреру о смелом поведении Гаральда, это его чрезвычайно порадует, — писал он в своем дневнике. — Ему по-прежнему очень нравится наш парень».

В действительности Гитлеру, скорее всего, было безразлично, переживет Гаральд Квандт эту войну или нет. Главным для него было то, что пасынок Геббельса не симулянт или трус. В августе 1941 года Гитлер предложил своему шефу пропаганды использовать имена погибших на войне сыновей нацистских руководителей в пропагандистской работе. Геббельс записал после беседы: «Фюрер уделяет особое внимание тому, чтобы о гибели сыновей известных национал-социалистов или военачальников сообщалось общественности... Только так можно будет в течение длительного времени требовать от народа тяжелейших жертв. Народ должен знать, что эти жертвы не обошли стороной и руководство».

Однако Элло Квандт считала, что ее крестник рискует стать бессмысленной жертвой. «Гаральд, как очень удачная пропагандистская находка господина Геббельса, использовался всегда в самых опасных местах, — писала она после войны, — и я не преувеличиваю, выражая убеждение, что геройская смерть Гаральда в глазах Геббельса приветствовалась бы, во-первых, с точки зрения пропаганды, чтобы подтвердить собственную готовность понести жертвы (хотя на самом деле это было не так, потому что он больше не любил Гаральда, а ненавидел его) и тем самым продемонстрировать еще раз свою преданность Гитлеру и одновременно нанести последний смертельный удар ненавистному Гюнтеру Квандту».

Во всяком случае, в изложении Элло Квандт, представленном на процессе по денацификации, по которому проходил Гюнтер Квандт, прежде всего преследовалась цель правдоподобно описать вражду между ее деверем и Геббельсом. Можно предположить и даже по-человечески понять, что она несколько заострила противоречия, поскольку в записях Геббельса не чувствуется никакой ненависти к Гаральду Квандту. Напротив, в дневниках военных лет часто встречаются выражения сочувствия по отношению к пасынку. «Надеюсь, с парнем ничего не случится», — пишет он то и дело. Есть даже такая запись: «Через 14 дней он должен приехать в Берлин в отпуск. Как мы все этому рады!»

Немецкие солдаты после захвата острова соорудили на Крите лагерь из захваченных английских палаток. До начала июля 1941 года Гаральд Квандт оставался там. Как десантник-сапер он участвовал в ремонте поврежденных дорог и восстановлении портовых молов. «Он уже тогда был технически одаренным», — вспоминает товарищ Гаральда по службе Йозеф Клейн. В общении с другими солдатами Гаральд Квандт никогда не ссылался на отчима, а в остальном он ничем не отличался от товарищей. «Но его способности выделяли юношу из общей массы», — говорил Клайн.

Через несколько недель на Крит на место подразделения Квандта прибыла смена. Он мог уехать в Германию и пойти при желании в отпуск. Гаральд вернулся из Греции совершенно другим человеком. После успешной операции на Крите он был обстрелянным в бою солдатом и любил часами рассказывать в кругу семьи о захвате острова, гордясь своей причастностью к элитным войскам. Он мечтал о новых военных приключениях.

Заметку, которую он написал для газеты концерна AFA, 19-летний юноша завершил в боевом духе: «Так операция „Крит" еще раз показала, что для немецких десантников нет ничего „невозможного". У нас у всех только одно желание — нанести удар по англичанам, желательно на их собственном острове. Причем удар смертельный». Такие призывы, вышедшие из-под пера Гаральда, сделали бы честь самому Геббельсу.

Не осознавая того, Гаральд Квандт рисковал своей жизнью ради пирровой победы. Во время боевых действий погибло так много его товарищей, что 7-я авиационная дивизия была существенно ослаблена. В ходе операции «Меркурий» в некоторых подразделениях погиб каждый второй солдат, поэтому воздушно-десантные войска, принимавшие участие в захвате Крита, в ходе всей войны не имели больше такого военного значения.

Вскоре выяснилось также, что большая часть элитного подразделения жертвовала собой только ради престижа. Первоначально Крит должен был стать трамплином для последующих операций на Ближнем Востоке, но не успели немецкие войска захватить остров, как летом 1941 года Гитлер приказал атаковать Советский Союз, введя в действие роковой план «Барбаросса». Фюрер создал себе тем самым не только второй фронт, он положил этим приказом начало концу Третьего рейха. С нападением на Россию Крит в военном отношении потерял свое значение.