Чаша джейрана (Сборник рассказов писателей Туркмении)

Какаджан Дурдыев НОВЕЛЛЫ (перевела Н.Силина)

Чувствовал я себя отдохнувшим, хотя лёг накануне поздно, а проснулся рано. Свежий ветерок был необыкновенно приятным и ласковым, как шелковый платок Джамал. Бесконечно тянувшаяся вдали гряда песчаных холмов напомнила мне украшения, что нашиваются на девичьи тюбетейки. Я посматривал на красноватую полоску рассвета, и мне все казалось, что моя Джамал вот-вот появится вместе с утренним солнцем.

Вчера вечером я получил письмо от нее. Может ли быть для чабана что-нибудь радостнее, чем привет от любимой девушки? Исписанный лист бумаги почерком Джамал словно превратился в крылья за моей спиной. Мне вдруг захотелось поохотиться в песчаных барханах, душа жаждала стремительности, простора. Старик чабан, с которым мы вместе пасли отару, одобрил мое решение.

Наполнив флягу водой, с двустволкой и патронташем я отправился в пески. Я не ушел далеко от отары, делал круг за кругом, но, увы, мое ружье так и не выстрелило ни разу.

К полудню в пустыне стало жарко, как в печи. Постепенно мое приподнятое настроение улетучилось. Больше мне не мерещились украшения на тюбетейке Джамал, я устал и сел под куст сазака, чтобы хоть немного отдохнуть в тени.

Стерев с лица пот и вдоволь напившись из фляги, я вновь обрел хорошее расположение духа, вытащил из-за отворота шапки свирель и стал насвистывать веселые мелодии. Потом, водя пальцами по отверстиям свирели, я издал несколько протяжных звуков.

Какое-то время я сидел притихший, под впечатлением своей музыки. И вдруг до меня донесся шорох. Я напряг слух. Шорох повторился. Под соседним кустом сазака кто-то прятался. Я пригляделся и увидел зайца: он смирно сидел, уставившись на меня. Я подошел к нему, но зверек не убежал. Тогда я поднял ветку и увидел, что это зайчиха, только что разродившаяся. Она держала зайчонка меж лапками и с ужасом глядела на меня…

Я тихонько опустил ветку и побрел своей дорогой, радуясь, что в этот день мое ружье не выстрелило, а наоборот, чудесной музыкой я приветствовал появление еще одной жизни.

Завтра я об этом обязательно напишу Джамал.

Когда-то люди любовались тутовым деревом, но прошли дни, месяцы, годы — дерево состарилось и засохло. Его выкорчевали, и оно долго пролежало, жалкое и безжизненное.

Однажды к дереву подошел человек, распилил ствол на части, выдолбил углубление, отполировал поверхность. Получилось что-то, напоминающее ковш. Человек прикрепил крышку, гриф, приделал пару колок, натянул струны, и дутар был готов. Человек стал перебирать струны, и старое тутовое дерево заговорило языком живым и звонким. Прекрасные звуки слились в торжественную мелодию победы вечной жизни над небытием.

Бу-ух! Пуля быстрее луча света нагнала газель. Раненое животное, оставляя за собой кровавый след, на трех ногах уходило от охотника. Газель умирала от боли и жажды. Но вот рядом с жильем человека она увидела колодец. Однако широкое кожаное ведро было пустым.

Газель заглянула в глубь колодца и проглотила сухой ком в горле. Из ее красивых глаз выкатились слезы. Касаясь раненой ногой земли, она в бессилии легла тут же.

Охотник, идя по горячему следу, добрался до колодца. Но и он изнывал от жажды. Опустив ведро в колодец, он набрал воды и жадно потянулся к ней губами. Сделав один-два глотка, поморщился. Вода была горькой.

Кто знает, может, эта горечь была от слез умирающей газели?..

Непроницаемо-черной ночью в саду случилось прекрасное. Набежала большая грозовая туча, дождь промыл весь сад, и листья, уже пожухшие от долгой жары, вдруг распрямились и заблестели, как лакированные. Когда туча унеслась и взошла предрассветная звезда, в сад прилетел влюбленный соловей. Он сел на куст розы и запел. Розовые бутоны улыбнулись его песне. Огромные, как пиалы, они своей красотой сейчас соперничали с предрассветной зарей. Легкий ветерок разнес по всему миру их благоухание и прекрасную песнь соловья.

Так начался новый день на земле…

И в палящий зной, и в осеннюю слякоть, и ночью, и днем горная речка мчится так стремительно, будто ей выпал жребий — вечный бег. Она бурлит и пенится, выходит из берегов. Делая поворот за поворотом, она выходит на равнину и украшает свои берега садами и полями; она дает не влагу, а жизнь, потому что в воде есть животворная сила материнского молока. Шум воды похож на колыбельную песню матери, посевы же, вспоенные водой, при порывах ветерка напоминают только что очнувшегося от сна ребенка. Их шепот будто слова благодарного дитяти: "Я оправдаю молоко матери". Он звучит обещанием обильного урожая.

Это был обыкновенный, не очень большой гладкий валун, напоминающий слегка голову коня. Он лежал на перепутье семи дорог. Кто обходил его, кто переступал, а кто, случайно задев, спотыкался.

Вот еще один торопливый пешеход, споткнувшись, распростерся на земле. Папка, которую он держал в руке, отлетела в сторону, изящная шляпа полетела в канаву. Спутники его пришли ему на помощь и подали руки. Он поблагодарил их с глубокой признательностью и, кляня себя за ротозейство, пошел своей дорогой.

Человек с чабанским посохом в руках, наблюдавший эту картину, подошел к камню, наклонился, поднял его и отнес в сторону, на край дороги.

Ничтожный этот камень, что лежал поперек дороги, никто не замечал, и точно так же никто не обратил внимания на человека, убравшего валун. А он тоже не считал, что совершил что-то особенное, отряхнул от пыли руки, поднял свой посох и пошел дальше.

В сад он пришел утром рано. Вскопал землю у корней деревьев, взрыхлил ее, срезал сухие сучья, подвязал ветки. Когда взошло солнце, он разогнул спину и с наслаждением вытер со лба крупные капли пота. Ушел он поздно, и даже усталость показалась ему сладкой.

Назавтра он снова пришел сюда. И снова внимательно оглядывал сад, будто видел его впервые. На лепестках распустившихся к утру бутонов он увидел мелкие бисеринки росы. Эта выпавшая за ночь роса отсвечивала каплями пота садовника…

Снег, что мелкой мукой начал сыпать в полночь, к рассвету вдруг рассвирепел, закрутился, завертелся волчком, и нельзя было понять, падает ли он с неба или летит с земли ввысь. Вьюжная метелица, оседлав морозного коня, понеслась по улицам небольшого городка, и в одном из гостиничных номеров вдруг хлопнула форточка и распахнулась настежь.

В комнату ворвался сильный порыв ветра, он разбудил двух спящих людей. Один из них, повыше ростом, поднялся, подошел к окну. Он содрогнулся, увидев, что делается снаружи. "Вот такие зимние дни, — подумал он, — не подарок для чабанов. Как там они? Правда, загон для овец крытый, и все же…"

Он на мгновение отвлекся от своих мыслей. Сосед по койке, низенький, щуплый человек, поднялся и, поморщившись, проворчал:

— Форточку бы закрыть…

Высокий уже его не слышал. Он снова ушел в свои думы. "Помощник мой — парень надежный, подпасок тоже не подведет, да и завфермой с зоотехником не оставят их наедине с такой непогодой, и все же мало ли что может случиться… Главный чабан в такую метель должен быть с отарами… Как совсем рассветет, надо ехать на аэродром и, не задерживаясь ни в Мары, ни в ауле, спешить к чабанам в пески…"

Немного успокоившись, Высокий сел в кресло у стола. Низенький же, закрыв форточку, снова юркнул в теплую постель. Попытался уснуть, но не удалось. В душе он чертыхался. "Черт бы побрал эту метель! Кто в такую погоду пойдет на базар? Значит, вечером придется возвращаться в аул с полной сумкой непроданного каракуля. Даже затраты на поездку не оправдал…"

"Нет, зря я тревожусь, ничего с ними за день не случится, — твердил про себя Высокий, — но все равно тут сидеть не буду…"

"Ах, я дурак, последний дурак! — на чем свет стоит ругал себя Низенький. — И надо было притащиться в такую погоду! Теперь, может, неделю придется торчать безвыходно в этом номере да платить за койку…"

И вдруг Низенького осенила блестящая мысль, он даже вскочил с постели. "Ах, я глупец! Да ведь покупатель у меня под боком! Наверняка приехал болтаться по магазинам да базару! Нужно только умело всучить ему каракуль за кругленькую сумму…"

Долго не раздумывая, он приступил к делу:

— Дружок, ты ведь приехал сюда, должно быть, за товаром. Хочешь, я продам тебе по дешевке прекрасный каракуль? У меня и черный, и серый есть. Зачем тебе бегать по магазинам?

Высокий с удивлением взглянул на соседа:

— Нет, дорогой, не по магазинам я бегать приехал, а твой каракуль мне не нужен…

Низенький засопел от досады и смущения и включил репродуктор. Высокий хотел еще добавить, что плохо, когда человек спекулирует, но не успел. Диктор, знакомивший с утренним выпуском последних известий, сообщил, что скотоводы энского района хорошо подготовились к зиме. И хотя Высокий сам об этом прекрасно знал, чужой мягкий голос, как по волшебству, снял всю тревогу с души. Он взглянул в окно через голову Низенького. Тот сейчас напоминал быка, которого возили на продажу, а всю обратную дорогу подгоняли палкой за то, что к бедняге никто даже и не приценился.

Высокий стал смотреть в окно, и ему показалось, что вьюга воет не зло и яростно, а весело и игриво смеется…