Чаша джейрана (Сборник рассказов писателей Туркмении)

Николай Данилов МЕСТЬ

Чуткий сон чабана нарушило шуршание шарахнувшихся в сторону овец. Ораз схватил двустволку и, на ходу нахлобучив тельпек, выскочил из палатки. От догоравшего костра к нему метнулся крупный белый пес. Он злобно рычал, шерсть на спине стояла дыбом, но хвост был прижат. И по тому, как пес теснился к ноге хозяина, чабан понял, что отару опять навестили волки. Первый их налет в эту зиму был две недели назад, в ту ночь, когда на землю падал мокрый снег с дождем. Вот тогда-то они и испортили полуторагодовалого пса. Акбай, смело бросившийся в драку, узнал волчью хватку. Перекушенная передняя лапа и вырванный клок шкуры на боку сделали свое дело. Молодой пес впервые испытал дикую боль, и у него появилась трусость.

Волки после этого подходили к отаре дважды, но уже не было такой силы, которая могла бы заставить Акбая схватиться с ними. Чабан после каждого налета хищников недосчитывал по два-три ягненка. И вот волки пришли в четвертый раз.

Ораз закрыл глаза, чтобы привыкнуть к темноте, а когда открыл, увидел у ближайшего бархана зеленые огоньки наскоро удалявшейся с добычей четверки серых. Он выстрелил дуплетом, заранее зная, что картечь не достанет цели, зло плюнул, широко шагнул к привязанному ишаку, но, взглянув на его понурую морду, безнадежно махнул рукой и побежал в темноту. Примерно через полчаса, кляня на чем стоит свет волков и аллаха, вернулся к костру. Все это время Акбай, прихрамывая на перекушенную ногу, не отставал от хозяина, но и не забегал вперед.

— Ну, а с тобой что прикажешь делать? — произнес Ораз, подбрасывая в костер кривые палки саксаула.

Белая, с опаленными боками сука подняла с земли голову, моргнула и опять положила ее на песок, не сводя глаз с хозяина. Акбай лёг рядом с сукой, пристроив морду на ее шею.

— Жалко? — теперь Ораз обращался к молодому псу. — И мне ее жалко. А что поделаешь? Старая она, вот и пристает к ней болезнь разная.

Ораз вынес казенный тулуп и, бросив его возле костра шерстью вверх, прилег. Собаки внимательно следили за его движениями.

— А если подойти к этому вопросу по-человечески, то тебя, Акганжик, надо прикончить. Сама мучаешься и сына заразить можешь. Смотрел тебя ветеринар? Смотрел. Сама знаешь, не помог и болезнь не определил. Это он посоветовал тебя того… чтоб от греха подальше.

Чабан пошвырял в костре палкой, подняв золотой сноп искр, крякнул и полез в карман за табакеркой. Положив под язык зеленую щепотку наса, он, шепелявя, продолжал беседу с бессловесным, но, по его мнению, все понимающим существом.

— Вот она, — чабан кивнул в сторону отары, — глупая, конечно, скотина, но породистая, каракульская. Ее охранять надо, за каждую голову ответ держать… А волки опять-таки твою собачью беспомощность чувствуют. Акбай по молодости-то было на них полез, да ожегся. А если бы вы вдвоем, то и дело по-другому обернулось…

Молодой пес поднял голову и завилял хвостом.

— Чего это ты? — Ораз прислушался. Издалека доносился конский топот. — Это к нам, — объявил чабан и потянулся к чайнику.

Всадник с галопа красиво вздыбил каурого жеребца, спрыгнул в трех метрах от костра.

— Салам, Ораз!

— Валейкум асаалам, Василий Петрович! — Чабан ладонями легко коснулся протянутой руки начальника заставы.

— Вижу, здесь все в порядке, — бодро заговорил Василий Петрович. — А мне доложили, что в этой стороне кто-то стрелял из ружья.

Ораз поведал о своей чабанской беде.

— Что-то с этим отродьем надо делать, — задумчиво произнес начальник заставы. — И нам они покоя не дают. Подкопы под инженерные сооружения делают, по два-три раза в сутки контрольно-следовую полосу пересекают…

— Собака мне, Василий Петрович, хорошая нужна, — разливая чай в пиалы, высказал просьбу Ораз. — Сука не сегодня-завтра околеет. Смотреть не могу, как мучается. Да и болезнь у нее неизвестно какая. Хочу прикончить. Эх, Акганжик, Акганжик, что же с тобой случилось?..

Сука, услышав свою кличку, тихо скульнула. Акбай лизнул ее выше глаза.

— Сын это ее, — доверительно сообщил Ораз. — Любят друг друга — водой не разольешь. Акганжик со мной без малого десять лет пасла, да и этот второй уже год бегает. А раньше кобель двенадцать лет со мной чабанил, ее отец, дед Акбая, стало быть.

— О-о! — весело подхватил Василий Петрович. — Да у тебя здесь перебывала целая собачья династия!

Ораз не подал виду, что не понял незнакомого слова, продолжал:

— И все как капли воды похожи друг на друга — белые, с черными галстуками на груди. А ты хвостом не виляй, — Ораз махнул в сторону пса, — не о тебе речь веду. Акганжик в отца удалась — умница!

Ораз пристроил на камни закопченный казан, из кожаного мешка вывалил в него остатки коурмы.

— Недосмотрел я как-то: овцематка отстала. Хватился — нет. А отару от ущелья далеко угнал. Помощника, помню, со мной не было, как сегодня, — в аул за продуктами уходил. Овец без присмотра не оставишь. Ну и говорю Акганжик, чтобы шла и поискала. Нашла она ее с тремя маленькими ягнятами. Человек в такой момент растеряется. И что думаешь, Василий Петрович? Овцу пригнала и ягнят притащила. Поочередно их переносила. Положит около матери одного — за другим бежит, потом — за третьим. И овцу опять гонит… Как человек понимает, только говорить не может. Сижу, шурпу ем и нарочно кости ей не бросаю, складываю рядом, чтобы потом все сразу отдать. Она смотрит на меня, слюну глотает. А я как погляжу на нее — голову отворачивает, стесняется, значит… Ну, а этот еще глупый, хотя по возрасту и у него сообразительность имеется.

В казане забулькала растопленная коурма. Ораз поднял крышку, и аппетитный запах мяса ударил собеседникам в нос.

— Двигайся, Василий Петрович, ближе, попробуем чабанскую еду.

— Не привык по ночам есть, — пожаловался начальник заставы, но, чтобы не обидеть хозяина, потянулся в казан, достал аппетитную косточку.

С минуту молчали. Ораз ловко обгладывал мосол, а гость старательно дул на косточку, перебрасывая ее из ладони в ладонь, в который раз удивляясь приспособленности туркменов так умело, без ложки расправляться с горячей пищей.

— Транзистор тебе, Ораз, нужен, — сказал начальник заставы и, уловив недоуменный взгляд чабана, понял, что сюда, на отдаленное от культурного центра пастбище, это слово еще не пришло. — Радио, говорю, хорошо бы здесь иметь. Приемники сейчас маленькие есть. Весь мир можно слушать. Прелесть, а?

— К городским забавам не привычен, — уклонился от ответа Ораз. — Сын давно зовет в Ашхабад, да напрасно — не поеду. Бывал у него в отпуске. Тоска через неделю взяла невероятная. Городским этого не понять… Собака мне, Василий Петрович, нужна, — напомнил он. — Без хорошей собаки чабан как без рук. Прошлую ночь хозяин гор недалеко был. Около ущелья два раза рявкнул.

— Знаю, — осведомленно сообщил начальник заставы. — Наш наряд барсовый выводок видел: самку и троих подростков.

— Вот как! — обеспокоенно сказал Ораз. — И опять же, граница рядом. Сам говоришь, что важнее всего в этих местах двуногих заметить надо. Это по одной линии, пограничной и дружинной, а для совхоза поголовье сохранять нужно.

— Барс, нет слов, зверь страшный. Но хозяева здесь мы с вами…

Начальник заставы не договорил, вздрогнул от оглушительного рева.

— Фу, дьявол! — выругался он. — Так заикой можно сделаться.

Переждав, когда ишак откричится, гость посмотрел на фосфорный циферблат наручных часов.

— Ровно четыре. Как петух. По нему время можно сверять. Мне пора. Завтра с кем-нибудь пришлю овчарку. Сторожевая, шести лет. Тебе понравится… И о транзисторе подумаем.

Ораз удовлетворенно кивнул.

— Ну, будь здоров!

— Хош!

Чабан стоял и смотрел вслед ускакавшему всаднику, пока не стало слышно цокота копыт.

С рассветом Ораз взял кетмень, выбрал местечко между двух холмиков, вырыл яму. Акбай крутился рядом, следя за необычным занятием хозяина. Ораз вернулся в палатку, достал ружье и позвал Акганжик. Сука не поднялась. Тогда он взял ее за ошейник, поставил на передние лапы. Собака снова легла, плотно положив голову на песок.

— Идем, Акганжик. Видно, аллах на нас разгневался. Болезнь-то у тебя непонятная… А что я могу поделать?

Собака не поднималась. Ораз опять взял ее за ошейник и потянул за собой. Сука упиралась задними лапами, скулила. Акбай забегал вперед и отчаянно вилял хвостом, по-собачьи унизительно просил хозяина отказаться от своего намерения.

У ямы обессиленная сука легла на живот, покорно вытянула голову. Тело собаки мелко-мелко дрожало, Ораз посмотрел ей в глаза, и у него защемило сердце. На больших карих глазах собаки навернулись слезы. Он поднял двустволку… В этот момент Акбай тронул его лапой за ногу.

— Пошел вон! — прикрикнул чабан.

И тут пес по-волчьи вздернул морду, завыл протяжно и жалобно.

— Прочь! — не своим голосом закричал Ораз и, резко повернувшись к суке, выстрелил…

Когда яма была зарыта, чабан, тяжело ступая, пошел к палатке.

— Акбай! — окликнул он пса. — Акбай!

Собаки поблизости не было. Не появилась она и к ночи, не пришла и на другой день…

Коротка весенняя ночь на юге. Любят ее пограничники. Нарушитель границы, прикрываясь темнотой, далеко не уйдет, а в светлое время его всегда задержать проще.

Ефрейтор Колышкин и рядовой Димченко в эту ночь лежали в густых зарослях гребенчука. Напряженно вглядываясь в темноту, солдаты прислушивались к ночной, удивительно чуткой пограничной тишине. На границе в любую минуту может произойти то, ради чего воины укрылись с оружием в руках.

— Курнуть бы разок! — мечтательно произнес Димченко.

Колышкин повернул к напарнику голову. И хотя Димченко не видел выражения лица старшего наряда, по блеску глаз понял, что допустил оплошность. "После смены устроит разгон, — решил Димченко. — У самого, наверно, уши пухнут, а марку старшего выдерживает. Рисуется! Как же, второй год служит!.."

Мысли Димченко резко оборвались. Он почувствовал прикосновение ефрейтора.

— Смотри прямо на скалу, — прошептал тот.

До слуха доносился едва уловимый шорох.

— Вижу… в белой рубашке. Кто это?!

— Нарушитель!

Метрах в ста от пограничников на фоне темной скалы бледно выделялось белесое пятно. Оно двигалось в сторону границы.

— Приказываю бесшумно перекрыть вход в ущелье, — шепотом распорядился ефрейтор. — Я иду на сближение. Во всех случаях действуйте по инструкции. — И неофициально — Хладнокровнее, Володя, не горячись…

Димченко был уже у входа в ущелье, когда услышал громкое пограничное: "Стой! Руки вверх!" И две минуты спустя: "Стой! Стрелять буду!"

Раздался выстрел, за ним две короткие очереди. Димченко побежал к месту схватки.

— Сюда! — услышал он негромкий голос ефрейтора.

— Убил?!

— Убил, — глухо ответил Колышкин.

Димченко робко подошел к белому, странно распластавшемуся предмету.

— Кто это?! Барс!!!

— Нет, собака. А это, — ефрейтор потрогал что-то черное, — ягненок. Тепленький еще…

— Ничего не понимаю! — нараспев произнес молодой солдат и развел руками.

— На первом году службы и я многое не понимал…

К месту происшествия прибыла тревожная группа. Возглавил ее сам начальник заставы. Офицер долго молча и мрачно смотрел на убитую собаку, потом выпрямился, расправил гимнастерку и, ни к кому не обращаясь, произнес:

— Последний из династии… Три месяца разбойничал. За мать мстил, бедолага. А кому мстил, тот уехал в город, к сыну. Совсем уехал…

Димченко скосил глаза на Колышкина и догадался, что на этот раз ефрейтор тоже ничего не понял, хотя и служит на границе второй год.