Cовсем немного дождя

20

Моряки сходят на берег с особым самоощущением – каждый раз они словно счастливчики, отпущенные на волю бездной. Уверенные в своей избранности, прошитые насквозь словами договора, сложенного из молитв о жизни, они несут себя по суше так, словно здесь за ними числятся только права.

Прибывшие на остров носители устойчивого иммунитета к «вирусу сна» ощущали себя немного небожителями и – в значительной степени – героями. И если в содержании их работы не предполагалось каких-либо изменений – всё то же обслуживание неподвижных тел, – то жизнь на острове казалась непрерывным праздником по умолчанию. Они уезжали из серых, обескровленных зимними холодами и страхом смерти городов в эдем с позабытых рекламных листовок. Три часа на пароме по бескрайним морским просторам показались им кругосветным путешествием, а воздух прогретой солнцем земли, наполненный флюидами цветущей зелени, вскружил голову нахлынувшими воспоминаниями об отпускных приключениях. Их лизнуло золотым, мазнуло синим, поманило зеленым, их дух в моментально обгоревших под солнцем телах воспрял, раскрылись согнутые скорбными трудами плечи, ожили яркими отражениями глаза. Рай существует. Только они успели это понять, как снова оказались в дистилляте безмолвных страданий.

Они были нетерпимы и злы – их ресурс человеколюбия и сострадания без остатка впитал шелковистый прибрежный песок, принявший первые шаги грубых босых ступней «спасителей». Хочется спорить и доказывать, что не бывает людей однозначно плохих, в каждом найдутся крупицы добра и света. Это правда. Как правда и то, что лучшие из людей остаются осушать слезы и облегчать мучения тех, кто рядом. Душевная организация продающих свое сострадание чужакам за деньги, увы, иная. Избыточная чувствительность к собственным потребностям сделала этих людей уязвимыми перед лишениями. Многочисленные дисциплинарные правонарушения, рост мелкой преступности и оскорбление чувств местного населения были бы терпимой платой, не веди они к росту заражений.

– Маша, ты где? – Слава звонил жене редко, только по делу, в случае необходимости.

– Смену закончила, домой собираюсь. А что?

– Дождись меня, или пусть Стефания подвезет тебя домой. Ее тоже предупреди – никаких одиноких прогулок.

– Да нужны мы кому-то…

– Не спорь, в городе неспокойно, я переживаю. Смогу забрать тебя через час, если поедешь со Стешей – предупреди.

Стефания водила старенький внедорожник из обширного автопарка Людовика. Она могла выбрать машину и поинтереснее, но, не привыкшая одалживаться, старалась минимизировать возможные долги – водитель она неопытный. И этот шаг дался ей нелегко. Сначала она освоила велосипед и очень гордилась своими крепнущими мышцами на ногах, пока не была подрезана каким-то лихачом на дороге, из-за чего здорово травмировалась. К ней тут же приставили водителя с машиной… А как же личная жизнь? Стефания всё еще не была готова к официальным отношениям, а лишние уловки казались унизительными. Согласилась брать машину.

Подвезти подругу было для нее делом чести; увидеть снова людей, с которыми прожила несколько непростых месяцев, – радостью. Она искренне соскучилась по старому доброму Прокопию; отделившись, перестала тяготиться авторитарной заботой Ларисы; было чем поделиться с Макаром… Их с Машкой дружба претерпела качественные изменения – они обе переросли свои маленькие взаимные претензии.

– Ну и почему, Маша, Слава думает, что эти люди опасны? Он же сам, извини, конечно, один из них.

Стефания аккуратно вела машину узкими улицами города. Дороги были почти пусты, но водители спецтранспорта вели себя довольно бесцеремонно – то и дело приходилось прижиматься к обочине.

– Не скажи, Стеш. Он ехал домой, а они здесь гости, наделившие себя правом превосходства. И потом, я бы не сказала, что он сам в нормальном психическом состоянии. Знаешь, в чем он мне недавно признался?

– Господи, в чем?

– Каждую ночь, пока мы жили в доме Прокопия, а там шторы плотно не закрывались, он просыпался по ночам и смотрел в полоске лунного света, как у меня глазные яблоки во сне под веками двигаются.

– Зачем?!

– Еще говорит, что у меня, как у Лилы, бывают веки неплотно закрыты и видны белки. И он все боялся, что я выброшу руки из-под одеяла, вскочу с белыми глазами и накинусь на него, как зомби.

– Что, сидел и смотрел тебе спящей в лицо? Ужас какой! Как ты вообще спишь с ним рядом?

– Ужас, ага. Сплю теперь в маске для сна. По ночам его мучают кошмары: снится зомби-апокалипсис, будто все больные превратились в живых мертвецов.

– Бедная моя девочка, дай я тебя обниму.

– Эй, на дорогу смотри! Потом обнимешь. И это ведь мой Слава, спокойный, рассудительный. А что в головах у этих «гостей»? Мы еще только второй месяц, как с вирусом живем, а эти люди – уже год. Ты представляешь, год… в городах, где в каждом доме, в каждом подъезде оставались неучтенные «спящие», медленно умиравшие без медикаментозной поддержки. Это у нас тут населения тысяч тридцать на весь остров – каждого можно посчитать и проверить.

– Алекс говорит, на днях начнется всеобщая вакцинация. Мы справимся.

– Кто такой Алекс?

– Один знакомый, в правительстве работает.

– А… я всё забываю – ты же у нас вращаешься в высших сферах! – Машка беззлобно посмеивается. – Нормально тебе там, привыкла?

– Освоилась. На мой взгляд, слишком много суеты, но не мне порядки устанавливать. Кстати, залезь в бардачок, там сертификаты для Ларисы с Прокопием. Они в реестре, так что всё официально.

– О, спасибо. Ты же зайдешь? – Получив утвердительный ответ, Маша позвонила домашним. – Макар спрашивает, будешь ли ты во двор заезжать или на улице припаркуешься?

– Я бы не рисковала при моих водительских навыках, лучше на дороге машину оставлю.

Стефанию встречали как родную – обнимали, целовали, в «красный угол» сажали. Но ей было не до восторгов – она смотрела на Прокопия, и слезы наворачивались на глаза. Старый грек очень тяжело перенес вакцину – совсем ослаб, истерзанный непрекращающимся кашлем. Выглядел он живописно – из носу торчат трубки от кислородного баллона, между зубов зажата пустая курительная трубка.

– Ну-ну, девочка. Не пугайся, не помру еще – за мной тут уход, как за принцем. Даже курить бросил, так его растак. С таким зожем, может, только жить начал.

– Где ж вы баллон достали? Их сейчас днем с огнем не сыскать! – Стефания присаживается возле деда и обнимает его исхудавшее, мосластое тело. – Джина опять нашла? Ой, Джина же «спит».

– Спит, голубушка. Слава у нас теперь за главного – всё достанет, всё про всё знает. Из деда сделал «мальчика для битья». Шучу.

Лариса подходит к Прокопию, но тот отталкивает ее руки: не сейчас.

– Научил нас делать деду перкуссионный массаж, раз он сам не двигается и гимнастику не делает.

– Изверги, – горестно вздыхает дед. – Совсем замучили.

– А будешь знать, как курить! Не курил бы – и не было бы тебе так плохо! – Лариса дотягивается до дедовой спины и тарабанит по ней кулачками.

– Да не курю я уже! Кхе-кхе-кхе-кхе…

– Всё равно. Стеша, вот смотри, по всей поверхности ребер, сзади, сбоку, спереди, лучше всего встречными движениями рук, постукиваешь сначала пальцами, как барабанными палочками, затем плоской поверхностью кулака. Смотри, как у меня большой палец поджат… Ой, Прокопий, не вертись. Давай, Стеша, на тебе лучше покажу, встань здесь.

Лариса, абсолютно уверенная в сиюминутной важности своих действий, повторяет все манипуляции на Стефании.

– Вот, а затем делаешь из ладоней лодочки и хлопаешь ими, сохраняя форму. Слышишь, какой гулкий звук? Ну, всё. Прислушайся теперь к себе.

– Жутко щекотно, будто у меня в легких бегают сотни мурашек. Кашлять хочется!

– Вот! – Лариса выглядит победителем. – В этом весь смысл! Теперь разведи руки в стороны – вдох, резко схлестни их перед собой, сопровождая выдохом. И так четыре раза.

Стефания покорно машет руками и заходится в кашле.

– Черт! Но я же не больна!

– А вот так это работает – легкие очищаются! Запомни! Если Ханна приболеет, ты знаешь, что делать. – Лариса безмерно довольна собой.

– Ни-ни-ни! Не мучь ребенка! – Прокопий кряхтит, булькает и кашляет. – У меня всё болит, я покрыт синяками, как черепаха панцирем!

– Не выдумывай. Закончили экзекуцию? Я чайную трапезу накрыл, извольте проследовать за стол! – Макар в кокетливом фартучке, приняв манерную позу, застыл в дверном проёме.

– Разве у Славы медицинское или околомедицинское образование? – Стефания всё прижимает ладонь к груди, прислушиваясь к мелким вибрациям в альвеолах легких.

– Наш сын вернулся другим человеком – шкатулка сюрпризов, а не мальчик. – Макар вручает жене заварочный чайник и фартук. – Наш авторитет по всем вопросам. Да, мать?

– Ерунду говоришь. Стеша, милая, расскажи, как ты живешь, как Ханна? Что, говорит уже?

– А вы знаете, она совсем не говорит. Обходится жестикуляцией и мимикой.

– Как же так?

– Стресс от смены обстановки, окружения. Так бывает, ничего страшного, она совершенно здоровый и счастливый ребенок.

– Интересно, она нас еще помнит? – Лариса листает фотографии малышки в телефоне Стефании.

– А мы приедем в гости, хорошо? В ближайшие выходные, можно?

– Спрашивает она еще! Фу на тебя! – Вся в движении, как в танце, Лариса скользит по кухне. – И дед сразу на поправку пойдет!

– Кхе-кхе, – отзывается Прокопий.

Приехал Слава, бросил ключи от машины на стол:

– Пап, загони «жука» потом, пожалуйста, там машина у ворот мешает.

Он потрепал подскочившего Яна по макушке, обвел всех мутными глазами, махнул рукой – и «привет» и «я спать». Дед протянул ему очищенный мандарин – кивок как «спасибо». Повернулся и ушел в спальню.

– Вот так и живем, – вздохнула Лариса. – Ты не подумай, Стеш, это он от усталости как пьяный. Сейчас часок поспит, как новенький спустится ужинать и общаться.

– Я тоже раньше иногда так спала, когда училась. Ничего, в другой раз познакомимся получше. Поеду уже. Макар, помоги мне развернуться – объезд у вас такой неудобный.

На острове установили комендантский час. Наемникам перекрыли малейшую свободу передвижения. Солнце светило, море плескало, птички пели касте привитых, но им не было дела до всех этих радостей жизни – всем пришлось много и тяжело работать. Длилось это не так уж и долго.

Нет, неправда. Когда население острова получило вакцину, прекратились новые заражения, были сняты все запреты и ограничения, жизнь вернулась в прежнее русло. В обозримом будущем маячило туристическое лето – только бы открыли границы, тьфу-тьфу-тьфу. А для тех, кто, опутанный проводами и катетерами, спал бессрочным сном в комнатах с приглушенным светом, всё только начиналось.