Cовсем немного дождя

1

Прилетели в шесть утра.

Всё равно поехали в отель.

Улыбки, хохмы, деньги не сработали – до двенадцати заселение было невозможным.

Она просила взять такси и ехать к морю.

К любому морю.

Ближайшему.

Ведь уже декабрь и так хочется к морю.

Ты с ума сошла?

Это шестьдесят километров!

Любимый, у нас четыре часа пустого времени. Поедем? Там и позавтракаем.

Поехали.

Серый камень Вечного города сменили колючие ветки придорожных кустарников.

Открылся морской берег.

Сиротский, неряшливый, с бурым песком, клочьями морской травы, сероватой пеной сердитых волн.

Топорщились доски разбитых настилов.

Носились за ветром пакеты.

Солнце набирало силу.

У высоких столиков заспанного бара выпили вкуснейший кофе. Булка с расплавленным сыром липла к нёбу.

Был воздух. Соленый, йодистый, крахмальный.

От него трепетали крылья носа и пружинили волосы.

Было солнце. Нетёплое, ласковое, золотистое.

Оно склеивало ресницы и рисовало дурацкую улыбку.

Был любимый. Самый лучший.

Мечталось.

Отель был прекрасный: старый, мраморный, ковровый. Он пах как надо. Звучал как надо. Укрывал как следует.

В номере она, пятка о носок, стянула ботинки, сбросила на кресло пальто, открыла настежь дверь на балкон и, рухнув поперёк высокой кровати в солнечное пятно, сказала:

– Я посплю минут десять.

Ненавижуночныеперелеты.

Ненавижуночныеперелеты.

Ненавижуночныеперелеты.

Ненавижуночныеперелеты.

Шуршала кровь в ушах, спиралями закручивались мысли, толкалось сердце в покрывало.

Безымянные, бессмысленные картинки проносились в голове, неправдоподобный сюжет увлекал сладким абсурдом – тянул туда.

Звуки реального мира: скрежет плёнки, сдираемой с чемоданов, поиск тапочек по шкафам, шипение газировки, какофония переключаемых каналов – удерживали здесь.

Из открытой балконной двери, сквозь вуаль вдуваемой шторы, по нитям солнечных лучей, в синей высоте, пронзительно, наотмашь, закричала чайка.

Звук скальпелем врезался в морок полусна, кувыркнулось и ухнуло вниз сердце.

Плач чайки скользнул над лазурными водами, присоединились плеск волн, запах солнца.

Сознание потянулось за яркой, успокаивающей картинкой.

Спазмы последнего дедлайна и бессонной ночи ослабили свою хватку и опали дохлыми змеями.

Качало в ровном биении сердца.

– Малыш, не грусти, малыш. Я скоро вернусь. Встреча прошла успешно. Нет, не удалось сегодня всё решить. Завтра встречаемся полным составом. Ты же знаешь, как это важно для нас, для нашего будущего. Буду спать. Закажу еду в номер и буду спать. Никуда не пойду. Вымотался. Завтра трудный день. Целую, малыш. Люблю тебя, малыш.

Он заперся в туалете.

Беспощадная слышимость номеров.

Не-на-ви-жу.

Не-на-ви-жу.

Не-на-ви-жу.

Не-на-ви-жу.

Тяжёлый галоп, пульсирующий в висках, глазах, желудке, заставил сесть, встать, натянуть пальто, вставить ноги в ботинки, нащупать свой паспорт, привычно и надёжно укрытый во внутреннем кармане его пиджака, переложить в сумку, взять свой чемодан и катить его из номера под шум сливаемой воды.

Ненужное.

Ненужное.

Бежать!

Но рыдать ещё больше!

Ещё больше хотелось рыдать, размазывая слезы.

Она свернула в тупичок коридора у комнатки горничных.

Малыш. Малыш, малыш, малыш… для нашего будущего…

Не прошло и минуты, как он выскочил в коридор.

Звал её по имени.

Зацепился тапками за ковёр.

Повернул обратно, к номеру.

Ключ не взял.

Черт!

Рванул к лифтам. Хлопнул ладонью по кнопкам.

Побежал, высоко поднимая ноги в тапках, по лестнице.

Она выглянула из своего укрытия – лаковые, красного дерева перила тремя ярусами спускались к холлу отеля. Он перепрыгивал через ступеньки, не выпуская поручень.

Не рыдалось.

Чувствовала себя глупо.

Подбирала слова-объяснения.

Торопливые шаги на лестнице.

Она нырнула в тупик.

Пробежал, подволакивая тапки.

Черт! Пнул дверь. Овца! Тупая овца!

– Малыш! Ты тут, малыш?! Кто овца?.. Да администратор на рецепции – овца, отправила мой чемодан не пойми в какой номер! Сейчас искать будут. Телефон в кармане брюк, вот – нажалось… Не буду расстраиваться… Конечно найдут! Бежал по лестнице, бежал… У лифта толпа китайских гостей, не стал ждать… Конечно! Сразу перезвоню. Целую, малыш.

Она нащупала в сумке телефон. Отключила звук. Подумала – не отключить ли совсем?

Из подсобки выкатилась тележка, и смуглая горничная открыла уже рот, но она прижала палец к губам:

– Молчи! – Молитвенно сложила руки у груди.

Горничная вырулила к номерам. Он кинулся к ней – спаси, мол, родная, дверь захлопнулась, в тапках, как дурак. Спасла.

С этими русскими…

Телефон вибрировал в кармане. Звонит. Отключить?

Ты где?! Что сталось?! С хрена да на хрена… Не любит писать. Пишет.

Она подкралась к двери номера. Прижалась, затаила дыхание…

Ходит по номеру. Голос то удаляется – не слышно, то у самой двери – так чётко.

– Всё, малыш, чемодан привезли. Нормально всё… Поел уже… пиццу их дурацкую. В отеле еда – дрянь… Не пойду. Всё без тебя, малыш, наперекосяк. Мечтаю о твоём лобио, малыш. Скучаю. Чемодан разберу и буду спать. Целую наш животик.

Животик? Наш животик?! Что она, что она против… против лобио этого?! Яичницу и кружевные трусы?..

Пустота огромным цветком раскрывалась, заполняла всё внутри.

Вибрировал телефон. Прижимала к бедру.

Ворот свитера мокрый – что за вода? – душный, рванула книзу, отступила, налетела на чемодан, ушла к лестнице, обернулась на лифт, спустилась пешком, задрав чемодан на длинной ручке, цепляя колесиками ковёр.

Вышла из отеля.

В парке нырнула в боковую аллею. Дошла до зоопарка. У входа – огромная елка, вся в игрушках, рождественская инсталляция: ясли, сугробы искусственного снега.

Яркое, разогретое солнце.

Села на лавку. Расстегнула, сняла пальто. Поискала солнцезащитные очки. Вспомнила, остались в номере на полке. Пожмурилась солнцу.

Хотелось не двигаться.

Хотелось бежать.

Не плакалось. Пустота.

Не хотелось видеть, слышать, не хотелось говорить.

Два дня в Риме, до пятницы. Почему два? Надо поменять билет на воскресенье.

Отсрочить встречу.

Побыть одной.

Жильё.

Она достала телефон. Подключила роуминг.

Звонил он. Он писал. Мама звонила четыре раза.

– Мам, привет!.. Не слышала. Гуляем в парке «Вилла Боргезе»… Бернини? Конечно! Быть в Риме и не увидеть Бернини?! Тут такое солнце – хочется немного напитаться. Жарко даже. Всё нормально? Чапу свозила к ветеринару?.. И что?.. А, это не страшно… Ой, мам, мы до воскресенья останемся… Да, ты сразу так говорила… Логично. Билеты поменяем. Без доплаты, не знаю, секретарша у Игоря всё сделает. Ну, пока, мамуль!.. Передам. Целую.

Зашла на Airbnb. Забронировала студию у пожилой пары в старом городе.

Просила забрать её у галереи Боргезе через два часа.

Пустят в музей с чемоданом?

Ненужное.

Столько прочитано о работах Бернини.

Так мечтать о встрече с «живым теплом» холодного мрамора.

Предвкушать восторг.

И провести все два часа у «Похищения Прозерпины».

Обливаясь слезами.

Ощущая, как сильные пальцы беспощадно сминают нежное тело.

Рваться, рвать душу. Неужто так держат?!

Быть Прозерпиной.

Самой обреченностью.

Ловить недоуменные, сочувствующие взгляды.

Встревоженные касания незнакомцев.

Это всё Бернини. Просто Бернини.

Да-да, Бернини. Он великолепен.

Стать экспонатом.

Частью экспозиции – обтекаемой, охраняемой уважением к чувству прекрасного.

Что ж за безнадёга-то?!

Обменяла в гардеробе два жетончика на пальто и чемодан.

Вышла к воздуху, заходящему солнцу, розовому, к кронам этим – вознесшимся.

Фух. Нервишки.

Встречал её Лоренцо на стареньком, латаном «опеле» деда.

У дедушки разыгрался радикулит.

Лоренцо отпросился с пар и встречает синьору. Синьорину?

Вы бывали в Риме? Что, кроме Бернини? Хотите экскурсию? С кем синьорина ужинает?

Лоренцо, непослушные кудри падают на ореховые глаза, нет терпения к ним, нежный мальчик.

Я недостаточно стара для тебя, Лоренцо.

Недостаточно богата.

Слишком устала.

Ищу тишины.

Помолчи, Лоренцо.

Просто отвези.

Есть у тебя знакомый гид, Лоренцо?

Ты сам?

А как же пары?

Библиотечный день завтра? И послезавтра?

Ты – плут, Лоренцо.

Не надо Ватикан, Лоренцо. Хватит с меня эмоциональных ловушек. Воздуха, Лоренцо, фонтанов, улочек кривых, вкусной еды…

Ты знаешь, где лучшая пицца в Риме? Отлично, Лоренцо!

Увидимся в полдень. Чао!