Все вернулись домой. Да, да, даже Стефания теперь называла остров своим домом – здесь она была счастлива, востребована и любима. Так ли важно держаться за корни, окружать себя родными, ходить всю жизнь одними и теми же улицами? Важно. С нами навсегда остаются люди, которые нас вырастили, и места, где прошло наше детство. Память хранит все моменты прошедшей жизни в драгоценных шкатулках, многочисленных ящичках и транспортировочных коробках, вызывая ностальгию по прошедшим временам. Кое-что бывает замуровано в толстые стены отрицания или припрятано в глубоких оврагах глухого забвения. Светлые воспоминания сопровождают легкий шаг. Мрачные размышления о былой боли налипают тяжелыми комьями глины – с ними не взлететь. У Стефании для полета было всё, что нужно: устремления, мечты и надежные руки поддержки. Остров ее принял и согрел, так стоит ли сокрушаться о холоде и безразличии родителей? Не стоит, но никогда не получится полностью отрешиться и забыть о дыре в душе. Испытания делают из человека личность, опыт порождает мудрость. Что ж, Кристиану повезло – рядом с ним та, которая научилась ценить тепло и заботу.
Остров вернулся к своему обычному ритму жизни – летом он целиком и полностью принадлежал шумным и требовательным туристам. Они переполняли его отели и пляжи, вытаптывали газоны и улицы, скупали сувениры и спелые фрукты, заглядывали за заборы частных резиденций, навязывали «дружбы». Местные, такие словоохотливые любители повозмущаться, не роптали – эти два года стали испытанием не только для психического и физического здоровья, но и для кошельков. Туристы – такие же, впрочем, люди – после карантинных ужасов и ограничений не жалели денег на удовольствия, хотели всего побольше, получше и без торга.
Первое, о чем спросила Джина, когда проснулась и узнала, что жизнь вернулась во все сферы бытия, было:
– Как мое кафе, открыли?
Деловая женщина, что тут сказать. Зато всем сразу стало понятно, что ее когнитивные способности не пострадали, голова работает, полное выздоровление не заставит долго себя ждать.
Новость о Джине Милана узнала в час великого личного горя – Стефания с Кристианом не приняли ее предложения организовать их свадьбу. Вместо белоснежных шатров на великолепной зеленой поляне с выездной церемонией, предложенных ею, они решили праздновать в маленьком семейном кафе у центральной площади. Какая беспросветная глупость! Она так ярко представила эту прекрасную, живописную картинку, что не могла с ней расстаться просто так, требовалось срочно изобрести повод для ее воплощения. Но сначала надо было навестить Джину в больнице.
– Марта, я уезжаю. Заеду в кафе на набережной, сфотографирую веранду – Джину должна приободрить полная посадка. Дети остаются на вас с гувернанткой. Когда Джуниор с Яном закончат заниматься, не позволяйте им усаживаться перед телевизором, гоните на улицу. Тренер будет к четырем. Так, что еще?
– Я поняла. Милана, зайдите к Джине домой, возьмите легкий спортивный костюм, ей наверняка хочется переодеться в свое.
– Отличная идея! Что бы я делала без тебя, Марта? Как ты умудряешься думать обо всем и сразу? Не представляешь, как нам было без тебя плохо! Как бы больше никогда тебя никуда не отпускать?
– Да мне некуда ездить. Я лишь за Ханной присматриваю два дня в неделю.
– Хоть три. Только будь рядом. Всё, до вечера.
Марта полностью поддержала решение молодых о проведении свадебного обеда в заведении Кармеллы. Стефания вливалась в семью и жизнь своего избранника – это было более здраво и естественно, чем принимать щедрые подарки от праздной, увлекающейся миллионерши. Нельзя позволять чувству благодарности превращаться в неподъемное бремя. И так для ее девочки сделано немало. После праздника ребята планируют на неделю улететь вдвоем, а она останется с Ханной. И с Лией на подхвате. Речи об ином раскладе идти не может! Лия – отличный товарищ и умная женщина, но это она, Марта, вырастила Стефанию, и Ханна тоже ее девочка. Ладно, до свадьбы еще два месяца – рано волноваться.
Лия писала новую книгу и была полностью захвачена словоплетением. Иногда она выныривала из глубин зарождающегося сюжета, вспоминала о новом, надо сказать, чудесном положении вещей и начинала искать себе применение во внешнем мире. Стефа обычно отказывалась от ее помощи, зато Кристиан, если он оставался один с малышкой, участию матери был очень рад. Забрасывал ноутбук и игрушки в рюкзак, Ханну сажал в детское кресло, которое закрепил на своем велосипеде, и мчался на набережную возле дома Лии. Пока неродная бабушка изобретала всё новые и новые развлечения, Кристиан шел на спортивную площадку или работал в тени в полное свое удовольствие, наблюдая жизнь из-за стекол очков. Стефания была не против – умная мать дружит с людьми, которые искренне любят ее ребенка.
В течение августа Стефания подготовила два курса для студентов: один совершенно новый, второй – на основе факультатива, который читала в прошлом учебном году. В деканате предупредили, что в любой момент ее могут поставить на замену профессору Герхардту – почетный ветеран от литературы рвется в бой, но веры в него никакой. Дополнительные часы означали, что Ханну, возможно, придется отдать в дневной детский сад, а она еще так мала. Как самому младшему члену научного сообщества института, Стефании еще предстояло доказать свою ценность и педагогическую состоятельность, она принимала все условия и молилась о здоровье профессора.
Первый понедельник сентября был первым учебным днем в институте. И надо же такому случиться – в этом году он выпал на день рождения Яна. Стефания освободилась только к вечеру, они приехали к завершению праздника и в полной мере восхитились белоснежным шатром, установленным Миланой. Жалеете уже? – спрашивал ее победный взгляд. Все были в белом, ходили босиком по травяному ковру, хвалили закуски, собственноручно приготовленные Ларисой, пили вина Людовика и старались не наступить на детей и собак. Ханна наконец поняла, что Лила и Вилли – два разных существа, и они полностью завладели ее вниманием.
Лариса подвела к ним знакомиться темненькую, хорошенькую девочку:
– А это наша Катя…
Они восхитились Катей и выразили радость от встречи…
– Мы решили оставить Катю на домашнем обучении. Тесты в школу она слабенько написала. Да и через годик Катя вернется к своей бабушке. – Лариса оглядывается на Макара, который неподалеку разговаривает с Людовиком, и понижает голос: – Или бабушка с сестричкой переедут к нам. Оба варианта по-своему хороши, да, котенок? Иди поиграй с ребятами. Ну, как вы?
– Хорошо, Лариса. Про маму ты знаешь, а в остальном у нас всё хорошо. – Стефания смотрит на Кристиана и улыбается.
– Я рада за вас. Только вот ты вернулась и не заехала к нам ни разу. – Лариса гладит Стефанию по плечу. – Я скучала по тебе, Стеш, и по Ханне. Прокопий всё время о тебе спрашивает, позвони ему. Он так хотел быть на празднике Яна… Приболел немного, да и тяжело уже ему провести целый день на ногах. Слава переехал. Если бы не Катя, остались бы мы с Макаром совсем одни. Я уже отвыкла жить вдвоем. Не забывайте нас. Можно я Ханну, сладкую девочку, потискаю?
– Конечно!
– Ян уже не дается – пять лет человеку. Совсем большой. Можно было бы и еще родить. Знаешь, чем Маша решила заняться?
– Чем?
– Щенков разводить. У них теперь и дом есть, и лужайка своя, и кобелек вон породистый бегает. Хотите щенка?
– Пока не будем загадывать в такие дали, да, Кристиан?
Кристиан с готовностью соглашается.
– Вы поели? Идите, перекусите, я за Ханной присмотрю.
В глубине шатра Людовик с Макаром с видом военачальников нависли над картой острова.
– Земли под индивидуальную застройку не выделяются уже давно. Рассчитывать можно только на продажи старых хозяйств. Весной вот здесь и вот здесь, – Людовик указывает на участки кончиком незажженной сигары, – были обособлены и выставлены на торги несколько домов. Трудности карантинного периода привели к разорению многих землевладельцев. Почему ты так тянул с этим решением? Иметь дела с перекупщиками – себя не уважать.
– Как-то не до того было. Сейчас смотрю, в каких условиях сын живет, и завидую: простор, свет, потрясающая панорама гор и моря. Завидую по-хорошему. У нас двор за забором, сад разросся – зеленая клетка. Да и хочется жить всем вместе, большой семьей, чтоб детям с нами было вольготно.
– Мои предки были одними из первых поселенцев, я унаследовал плоды их непомерных трудов. Не знаю, хватило бы у меня духу возделать целину… А Славу я тебе не отдам – парень твой родился с «зелеными руками». Палку в землю воткнет, и она цвести начинает. Такой талант не должен пропадать. Договорились с ним, что получит диплом агронома и продолжит работать. Жить он должен здесь – виноградники требуют круглосуточного надзора. Так что извини.
– Да я уж понял…
– Постой, есть у меня одна мысль, если вариант пожизненной аренды тебя не пугает или сроки позволяют подождать. Давай возьмем багги и проедемся к берегу.
Небольшой кукольный домик, весь из стекла и витражей, стоял на пригорке в окружении оливковой рощи. Закатное солнце отражалось в бесчисленных гранях стрельчатых окон; разглядеть архитектуру здания за огненным шаром сияния удалось, когда остановились перед газоном внутри подъездной дорожки.
– До тех белых столбиков участок соседа. – Людовик указывает на невидимые границы. – Он клином врезается в мои земли. Как бельмо на глазу. Всегда мечтал выкупить. Жила здесь его покойная матушка, женщина с очень непростым характером. Сколько судебных тяжб у нас с ней было, страшно вспомнить. Теперь дом пустует, на его поддержание уходят немалые средства. Вид на миллион и ветра нешуточные. Дом поет, прислушайся. Я думаю, сосед будет рад разделить с кем-нибудь финансовую нагрузку. А там, глядишь, я его уломаю и землю продать. Тебе ведь не нужна земля?
– Посадил бы несколько плодовых деревьев для души, а сельхозработы меня нисколько не привлекают. Неожиданное предложение. Надо подумать.
– Думай, а я пока почву прозондирую.
Порывом ветра принесло стайку китайских фонариков. Мужчины пропустили кульминацию детского праздника и наградили себя погоней за красочными куполами. Ветер проводил их к скалистому обрыву, на границе моря и суши ослабил хватку, роняя посланников желаний в синюю бездну. Не достигнув воды, шары были подхвачены восходящим потоком воздуха и продолжили свое путешествие к бескрайнему горизонту.
Людовик с Макаром постояли на краю над пенным прибоем. Море катило тугие пологие волны в ритме старинной баллады, ударяло сине-зеленой плотью в неприступную каменную стену и тяжело отступало, не признавая поражения.
– В километре с небольшим есть уютная бухта, за выступом ее не видно. Спуск оборудован. А дом я бы перестроил – здесь нужна более основательная, приземистая конструкция. Если я участок выкуплю – а я его выкуплю, – поставите здесь с сыном новый…
Людовик загорелся собственной идеей и не обращал внимания на оглушенного перспективами Макара.