Cовсем немного дождя

3

Весь свет в зале сосредоточен на них: скульптура Бернини «Похищение Прозерпины» купается в этом свете каждой своей выпуклостью, поднятое лицо девушки – ясное, умытое чистыми слезами – находится в потоке отраженных бликов. Живое и неживое светится одним светом, очерчивая невидимую границу, нарушить которую не решается ни один посетитель. Толпа замирает, отступает и уносит своё изумление в другие залы. Девушка плачет.

«Бернини. Впечатление» – вот такое видео выложил на Ютубе беспардонный китайский турист.

Она проснулась звездой, но знать ничего не знала об этом.

Спала долго, крепко, без снов.

Очнулась, словно вынырнула.

Кто она?

Где она?

Смотрела на пылинки, парящие в струнах лучей.

Предвкушение чего-то хорошего пробегало лёгкой щекоткой сквозь тело.

Завибрировал телефон. Панически перехватило горло, сбилось сердце. Нащупала мобильник, сунула его под подушку.

Сначала кофе.

Кофе был ароматный, крепкий. День за окном – солнечный и тихий. Такая роскошь в декабре. В таком дне обязательно надо быть.

Села на балконе под солнышком, понюхала воздух. Вкусно.

Раскрыла телефон. Ничего не стала читать. Написала маме, что всё хорошо, проблемы с Интернетом пока не позволяют переслать фотографии.

Когда вы врете маме, где-то гибнет небольшая планета. Правильная мама сумеет все исправить. Мама позвонила.

Она смотрела на сигнал вызова, собиралась с духом.

– Да, мам! Привет!

– Привет, дочь! Решила позвонить. Хорошо меня слышно?

– Да, мам.

– Нормально устроилась?

– Всё прекрасно. Игорь звонил?

– Да, он позвонил вчера вечером – сказал, что ты неизвестно где, на звонки не отвечаешь. Он возмущён, он в ярости, он в бешенстве, он беспокоится, наконец! Чтоб я тебе дозвонилась, и ты ему позвонила. Ну, или я.

– И ты мне вчера не позвонила…

– Сначала я запаниковала, конечно. Потом подумала – я знаю своего ребёнка. Взрослая, самодостаточная, зарабатывающая девочка со знанием языка, покинув номер, который делила с мужчиной, звонит маме из парка и рассказывает приятную историю о совместных планах на день.

– Я не хотела тебя беспокоить…

– Почти получилось.

– Прости.

– Обидно немножко, но я тебя понимаю. Иногда нужно время в одиночестве. Ты можешь мне не говорить, что произошло. Это не так важно. Мне важно знать, что ты цела, здорова и способна за себя постоять.

– Всегда способна и абсолютно здорова! Мамуль… я приеду, и мы правда обо всем поговорим.

– Я буду ждать. Ты в отеле?

– Сняла студию у очень приятной пожилой пары. Итальянцы. Мам, это совершенно другие люди… Я в них прям влюбилась.

– Это ты мне тоже расскажешь подробно… потом. Что собираешься делать?

– Гулять. Погода дивная.

– Ты ела?

– Меня хозяева завалили домашними сырами, хлебами… И ты не забывай – я в Италии: пицца, паста – вернусь колобком.

– Колобок ты мой худосочный, очень буду тебя ждать!

– Люблю тебя, мамуль!

Мамочка, мамулечка.

Взрослая девочка потянулась до писка. Улыбнулась. Побежала в душ.

Лоренцо опоздал почти на сорок минут и подождал её ещё минут десять.

День начинался удачно.

Они решили начать со второго завтрака. Лоренцо поинтересовался, что она предпочтёт: тихое место или место, в котором она привлечёт к себе внимание?

Интересно поставлен вопрос! Была обещана самая вкусная пицца Рима.

О да! Самая вкусная пицца Рима – на соседней улице в пиццерии его дяди.

Лоренцо, ты уверен?

Это будет чудесно, улыбнулся Лоренцо.

Она ему поверила.

Маленький семейный ресторанчик был полностью забит посетителями.

Говорили все и сразу.

Лоренцо, это тихое место?

Лоренцо засмеялся, прокричал что-то в глубину зала, официант махнул рукой в сторону огромного фикуса.

За фикусом зал продолжался столами, покрытыми скатертями, стенами, заполненными картинами.

Это зал для ужинов, сказал Лоренцо, но ради членов семьи правила нарушаются.

Ели пиццу. Руками. Говорили наперебой – о нем. Он учится на архитектора. Будет строить дома. Для людей, для жизни. Красивые дома.

Она заразилась этой жестикуляцией – шлепнула сырную нить на светлую джинсу. Соль, салфетки… Как неловко. Какая ерунда.

Счёт? Какой счёт? Мы здесь в семье. Дедушка бы не позволил – его гостья.

Неудобно.

Лоренцо стал серьёзен. Поерзал на стуле. Положил руки на стол.

Синьорина не знает? Не видела?

Что?

Он был сегодня на парах…

Так ты учишься сегодня? Сбежал?! Из-за неё? Лоренцо-о-о…

Нет, нет. У него будет просьба. Ему надо договориться о материалах для курсовой с архивистом базилики Санта-Мария-сопра-Минерва. Единственная сохранившаяся готическая христианская постройка в Риме. Шедевры Микеланджело, Филиппино Липпи, Бернини… Она же любит Бернини?

Очень!

Все знают об этом.

Кто – все?

На парах сегодня студенты смотрели ролик, где она напротив Прозерпины – плачет…

В щеках – пламя.

Смотри. Ты прекрасна. Так красиво плачут только русские женщины. Как Лариса в «Жестоком романсе».

Ты смотришь русские фильмы?! Удивление сушит подкатившие слезы.

Мама моей девушки – из России. Она очень любит старое кино. Это хороший фильм.

Хочется забиться в угол, смотреть на себя в экране, одной, без свидетелей, удалить, спрятать, стереть. Душевный стриптиз. Так стыдно.

Мне стыдно.

Нет. Это произведение искусства – про чувства. Это не стыдно.

Я была очень расстроена вчера…

Я понял. Но кажется, кажется, что это слезы восхищения. И он хочет ещё попросить…

О чем?

Дедушка работал инженером в галерее Боргезе. И постановщиком света. Она знает, как много значит свет? Правильный свет даёт шедевру жизнь. Неправильный – убивает. Убит весь второй этаж галереи. Бессмертные полотна гибнут под пятнами редких точечных светильников. Куски и блики – посетители проходят поспешно, равнодушно, а там Караваджо, Брейгель…

Не люблю Брейгеля.

О, невозможно любить всё. Экономия, недостаток финансирования… Но первый этаж дедушка отстоял. И он бы так хотел показать дедушке, как отраженный бесчувственным мрамором свет, так профессионально выставленный им свет, оживает на её одухотворенном лице…

Лоренцо, дай мне время, Лоренцо.

Может, когда синьорина уедет?

Да, так будет хорошо!

Дедушка будет счастлив!

Дедушка заслуживает. Лоренцо, я теперь знаменитость, узнаваемое лицо?

Если заплачет, Лоренцо смеётся. И только среди узких специалистов… любителей Бернини… поклонников галереи…

Достаточно! Она улыбнулась. Покажи мне свой Рим, Лоренцо.

Лоренцо посмотрел на её ноги.

Она прикрыла пятно на брючине.

Хорошая обувь – кроссовки. Синьорина хочет пройти тихими улочками?

Да! Расскажи про свою девушку, Лоренцо.

Я сегодня гид по Риму! Но улыбался, довольный.

Я заплачу, как гиду…

Протестующий жест.

…но мне нужен не столько гид, сколько собеседник и спутник в этом дне и в этом городе.

Они вышли из ресторана, нырнули в переулок – пахло не очень, – миновали тесный дворик с полотнами белоснежных простыней, очутились в толпе туристов, проскочили насквозь сувенирную лавку.

– Лоренцо! Лоренцо! Бамбино!

Это моя тётя – быстрый поцелуй в щеку.

Пустая улица. Запасные выходы домов. Пакеты с мусором у дверей. Потеки.

Это тоже Рим. Я вырос здесь. Это не страшно.

Не страшно. Веди.

Моя Мишель такая красивая! Начал свой рассказ Лоренцо. Глаза Бемби, аккуратные губки, фарфоровое личико, длинные русые волосы. Такие мягкие волосы – это от мамы…

Она учится вместе с тобой?

Совсем нет! Она учится в колледже – изучает языки. Это очень хороший колледж – не всех берут. У неё грант – такая способная, моя Мишель!

Столько гордости, будто сам воспитал. Любит.

Ты любишь её, Лоренцо? Она нравится твоим родным?

Мишель – член семьи! Ей уже приготовили подарок на Рождество!

Любишь?

Больше жизни!

А она?

Лоренцо опустил глаза, зарумянился, улыбнулся тихо. Я уверен – да.

Прекрасные дети. Доверчивые, небитые, любимые. Ты обучен любить, Лоренцо. Ты многими так навечно любим. Ты сумеешь жить полумерой, полуправдой, таясь и укрываясь? Согласятся лгать твои ореховые глаза?

Это навсегда, Лоренцо?

А как ещё?

Ух как.

Мы не будем приближаться к Пантеону – тянет её за руку Лоренцо, уводя от потока туристов. Смотри, слон Бернини!

На небольшой, зажатой зданиями площади – каменная стела с кругленьким милым слоником у основания.

Какой смешной!

Э! Бернини никогда не видел слона! Это его представление о слоне. Похоже, по-моему.

Похоже, Лоренцо, очень похоже.

Нам сюда.

Прямоугольное, бледное, невзрачное здание. Голуби, пунктиром на горизонтальных выступах, жмутся к нагретому солнцем камню. Редкие туристы разложили карты-путеводители на ступенях.

Лоренцо с усилием распахнул высокую дверь. Я постараюсь быстро – скрылся за неприметной низкой створкой в нише.

Миры и вселенные! Задохнулась синим в золоте! Киноварью бешеной.

Она прошла под высоким, стрельчатым сводом в эхе своих шагов. Села на скамью напротив алтаря, сползла, уперев затылок в деревянную спинку.

Рассеянный свет витражей, столпы и струи. Орган, первым аккордом – глухим, плотным, поднимающим… Для неё одной… обхватил, распял, промыл, наполнил…

Здесь отрекались Галилей и граф Калиостро… Здесь Версаче вдохновился синим с золотом… Доминиканцы…

Молчи, Лоренцо.

Я ведь недолго?

Молю тебя, Лоренцо – помолчи.