Цветины луга

8

Кооперативному хозяйству села Орешец прислали машины. Вместе с ними прибыл и сам товарищ Солнышко. На хозяйственном дворе кооператива было людно, и, как всегда, преобладали женщины. Солнышко хотел задобрить их. Он ожидал, что все обрадуются машинам. Еще бы! Ведь другим селам, где тоже не хватало рабочих рук, государство не могло оказать такую помощь. Он видел, как постепенно светлеют лица людей, обступивших машины. Вертелся в толпе, заговаривал с крестьянами:

— Как видите, мы тоже свое дело знаем. Не дадим вас в обиду. Узнали, что нуждаетесь в помощи, и вот вам, пожалуйста, — фуражемешалка, трактор ДТ-54.

— Какой же фураж молоть, когда его нет?

— Нет, так будет! Вырастите!

— А где его растить, когда вы землю забрали? Фураж-то ведь на земле растет, а не с неба падает!

— Хорошие машины! Только что будем пахать? Камни?

— А почему бы вам не разбить террасы на склонах холмов?

— В жизни не слыхал а, чтобы кто выращивал фураж на террасах.

— Сады, виноградники посадите там.

— Чтобы вы их у нас отобрали?

— Все, товарищи! Кончено! Успокойтесь! Что было, то прошло! Ваш вопрос рассмотрело правительство, и теперь мы оставляем в покое ваши сады. Можете работать спокойно.

— Да, теперь можем работать! А когда мы их не отдавали, вы будто с цепи сорвались!

Трибуна была украшена цветами. Солнышко должен был с нее держать речь, но люди осаждали его со всех сторон, и он никак не мог пробиться к трибуне.

— Товарищи, довольно. Потом будете задавать вопросы! — старался перекрыть шум Дянко Георгиев. — Дайте дорогу товарищу секретарю, пропустите его к трибуне.

Но все новые люди преграждали дорогу Солнышку, он нырял в толпе, как в облаках, то выплывая, то снова пропадая из виду. А тем временем народ запрудил весь двор и собрание началось. Впервые оратор не смог подняться на трибуну, чтобы оттуда, свысока, читать нотации и критиковать. Его держал в плену взбудораженный народ, который задавал ему вопросы и тут же требовал ответа.

— Скажи, как, по-вашему, мы должны жить? — спрашивали его.

— А кто ты такая? — спросил Солнышко с издевкой.

— Ну женщина, болгарка! — ответила Игна.

— Я вижу, что женщина, но какая?

— Обыкновенная! — отрезала Игна. — Или я должна быть какой-нибудь особенной, чтобы ты мне ответил? Орденов не имею. Мои ордена — ребенок и руки! — показала она свои когда-то красивые, но огрубевшие от тяжелой работы руки. — Смотри, вот я вся!..

Солнышко смотрел на ее руки, но где ему было увидеть, что они похожи на вспаханное поле, все изрезанное бороздами, что эти натруженные руки вобрали в себя весь мир. Линии, перекрещивающиеся на ладонях, напоминали опустевшие сельские дороги, мозоли — голые холмы. Ему и в голову не пришло, что руки Игны — та же земля, и что, отобрав у села землю, его лишили рук. Солнышко только возмутила ее дерзость.

— Кто она такая? — спросил он нового председателя.

— Ее муж работает на заводе.

— А, так это жена того двурушника, Тучи? — вскипел Солнышко и, больше не слушая председателя, набросился на Игну. — Теперь мне ясно, кто ты такая! Твой муж бунтует на заводе рабочих, а ты здесь — женщин?

— Нет! Ее муж — тихий человек, Сыботином его зовут. Ты что-то путаешь!

— Все равно! — уже не мог остановиться Солнышко. — Так какие у тебя заслуги?

— Вот! — Игна протянула руки ладонями вверх. — Перед землей. Разве это не заслуги?

— Ты член партии?

— Нет! — отрезала Игна. — И не желаю быть в такой партии, которая отнимает у людей кусок хлеба!

— Слушай! — набросился на нее Солнышко. — Да как ты смеешь оскорблять партию, которая ведет, которая руководит…

— Я не оскорбляю партию. Это вы ее оскорбляете. Вы сами не знаете, что делаете!

— Так ты нас еще и дураками выставляешь?

— А что? Разве ж можно назвать вас умными за то, что вы натворили? Да хоть бы нас спросили, а то раз-два и готово! А теперь «Вот он — ваш сад»! Да на кой прах нам этот сад, коль деревьев-то столько погублено? Кто нам заплатит за убытки? Ежели есть правда на свете, так надо бы тебя заставить отдуваться за все!

— Хватит! Прекрати! — кричал на нее Дянко Георгиев.

Но Игна не прекращала.

— Почему — хватит? Пусть говорит! Говори, Игна! Пора им понять, что мы не позволим над собой измываться!

— Товарищи! — кричал Солнышко, а сам все посматривал на трибуну. — Успокойтесь! Я вам отвечу. Дайте мне возможность ответить!

— Нет, ты отсюда говори! Отсюда, с земли! Хоть раз в жизни поговори с народом, глядя ему прямо в глаза. Там, наверху, твои речи улетучиваются и не доходят до нас. Там ты говоришь, что в голову взбредет, чему и сам не веришь. А здесь, на земле, тебя будет бросать то в жар, то в холод!

— Игна говорит правду! Земля, она делает людей правильнее. Муть из головы вышибает. Давайте потолкуем, как люди, товарищ Слынчев[5], а не как высокое начальство и пешки.

Зажатый со всех сторон толпой, словно солнце громадами туч, партийный руководитель начал свою речь:

— Как только построят завод, ваше село станет поселком городского типа и вы будете иметь все привилегии. Будет у вас и канализация, и хорошая питьевая вода…

— Ты сначала накорми нас, а уж потом говори о воде, — не унималась Игна.

— Построим асфальтовые дороги…

— Мы в поле и по немощеным можем ездить, было бы что возить!

— Через село проведем линию высокого напряжения, это позволит осуществить полную механизацию!

— И без высокого напряжения жить можно!

— Ваше село превратится в красивый, благоустроенный уголок отдыха.

— Ну и загнул! Значит, будем только лежать да есть. «Не будешь, милая, работать, а будешь рядышком сидеть!» — запела насмешливо Игна, и все прыснули со смеху.

А Солнышко упорно гнул свое. В последнее время с ним часто случались такие осечки, но это не сбивало его с толку, он к ним привык.

— Построим пекарню!.. Для выпечки хлеба!..

— Пока построите, мы откинем копыта!

Люди смеялись. Он пустил в ход более сильное оружие.

— Не забывайте, что без заводов нам не построить коммунизм! Наши первые заводы войдут в новую эпоху как штурмовые отряды, которые в бою всегда впереди.

— А мы пехота, — отозвалась Гека Мишанкина. — Мой Ристо пехотинец. Мы будем ждать у дверей, так что ли?

— А о трудармии и говорить нечего… — поддержала ее Игна. — Для таких, как мы, эти золотые двери вовек не откроются! Так выходит, товарищ начальник?..

— Да нет же! Вы меня неправильно поняли!

— Нечего отнекиваться! Так оно и будет, как ты сказал. Такие, как ты, и тогда будут жить припеваючи, а мы как были ничто, так и останемся на задворках.

— Прошу без провокаций, гражданка! — заорал Солнышко на Игну.

— Слов этих твоих мудреных не понимаю, только… хорошо, что ты здесь, на земле, вот и выложил все как есть, а был бы там, на трибуне, — вряд ли твой язык развязался.

— Я ничего такого не сказал, что давало бы право меня обвинять!

— Ты уж нас совсем за дурачков считаешь! Нам достаточно и одного слова! Да и без слов все ясно.

— А почему вы план не выполнили? Ведь не выполнили, а, председатель?

— Ты председателя в это дело не втравливай! Он еще как молодая невестка в доме свекра, не знает, как и двери открываются.

— Как станете планы выполнять, так все и будет. Нечего лодырничать!

— Ого, слышите, он уже и лодырями нас обзывает!

— Ишь, ловкачи! Больше вам не удастся обманывать государство.

— Слыхали? Это мы-то обманщики! Того не видит, что в селе людей не осталось, а требует перевыполнения планов! Ему-то хоть бы что!

— Что ты там бормочешь, гражданка? Ты выйди и всем скажи!

— И скажу! — крикнула Игна прямо ему в лицо. — Вылазите из машин только когда речи надо говорить и опять поскорее на мягкие сиденья плюхаетесь! Один вон приехал в соседнее село на машине, так из машины даже не вылез. Прямо оттуда речь держал, как из кабинета. И это еще что! Приказал после, чтобы его вынесли на дорогу вместе с машиной. Вот это я и хотела сказать!

— Ты здесь демагогию не разводи! Платок вон какой нацепила! И платье! — он дернул за концы платка, платок развязался, густые волосы Игны растрепались, открылось лицо — чистое, простое лицо крестьянки, не знающее кремов и румян, обласканное ветрами, не раз умытое утренней росой, темневшее от зноя летом и белевшее зимой. — У каждой из вас небось по три-четыре шелковых платья. Шкафов понакупили, дома свои набили всякой всячиной. Чего вам еще надо?

— Мужиков! — Игна плюнула в сторону и повернулась к нему спиной.

Все рассмеялись. А она подобрала с земли платок и, размахивая им, как флагом, стала проталкиваться сквозь толпу.

— А что! Раз добром не хочет понять, так еще и не то скажу.

Солнышко что-то взволнованно говорил новому председателю. Дянко замахал рукой и закричал:

— Подожди, Игна! Товарищ Слынчев хочет тебя о чем-то спросить.

Игна, уже почти выбравшаяся из толпы, повернулась и, повязывая голову платком, сказала:

— Что там спрашивать! И так все ясно. Не хотим машин, мужиков нам отдайте! И его жена небось не может без мужа! Вот и все!

Снова по толпе прокатилась волна смеха. И теперь уже людей невозможно было утихомирить. Народ стал расходиться сам по себе, как и собрался. Руководитель масс остался посреди двора один.

— Скажи мне, что за фрукт эта женщина? Наверное, бывшая кулачка?

— Нет! Раньше была середнячкой.

— А теперь?.. — Солнышко чуть не сказал «враг», но осекся…

— Теперь… одна из лучших работниц.

— Что значит — одна из лучших?

Дянко Георгиев усмехнулся.

— Когда говорим о работниках — «самый лучший», «самая лучшая», то судим не по тому только, как они работают руками, но и как у них голова варит, — нравоучительно сказал Солнышко.

— В том-то и дело, что у нее и голова неплохо работает.

— Да, но кому от этого польза?

— Хозяйству, — виновато улыбнулся председатель, продолжая защищать Игну. — Она член правления и пользуется большим доверием у женщин. А у нас, как вы знаете, бабье царство!

— Немедленно убрать ее из правления! Раз она осмелилась такое говорить мне в лицо, то представляю себе, как она нас за глаза костит!

— В том-то и дело, что за глаза она не станет говорить. Она всех женщин ведет за собой!

— Не нужны нам такие вожаки. Она на нас волком глядит. Убрать ее, и точка!

— Я с вами не согласен, но раз вы настаиваете… поставлю вопрос, и если собрание решит…

— Да ты что, Георгиев? Какие еще собрания? Нечего плыть по течению! Где это видано, чтобы собрание решало, а ты исполнял его волю! Ты должен решить, а собрание обязано одобрить. Ты руководитель! Партия никогда не откажется от руководства! Понял?

— Но ведь ее избрало собрание. Я не имею права применять административные меры.

— А я приказываю, и ты должен выполнить мое распоряжение. Мы никому не позволим расшатывать дисциплину. Завтра такие как она здесь могут бунт устроить, и тебя же за это посадить придется. Времена извращений прошли!..

Дянко Георгиев весь сжался под градом упреков. Солнышко припомнил ему прощенные «грехи», мочалил его, пока не уехал.

После отъезда руководителей председатель осмотрел полученные машины. Выделил те, что можно было тут же пустить в дело, и сказал подошедшим кооператорам:

— Не будем терять времени! Вот этими плугами вспашем Иманский холм под виноградники и сады! За дело, товарищи!

И машины поползли к холму. Всю неделю ревели, не умолкая ни днем, ни ночью, вызывая нарекания и ругань. И распахали-таки холм, на котором раньше росли только чертополох да перекати-поле, подготовили землю к весне.