Цветины луга

41

Яничка уже училась в техникуме. Рассматривая в зеркале свою новую форму, она чувствовала себя совсем взрослой. Все ограничения сельской жизни отпадали сами собой. По ее мнению, самостоятельность, за которую она боролась раньше, теперь завоевана. Она обставила свою маленькую комнатку по своему вкусу. Теперь она может сказать подружкам, а, главнее, Ицко: «Посмотрите, как я убрала свою комнату». Разве не для этого Яничка носила на своих хрупких плечиках узлы и тюки сначала от дома до машины, а потом от машины до новой квартиры на четвертый этаж.

Вместе с пробудившейся первой любовью в ней зрело желание свить свое собственное гнездышко, иметь свой уголок, предназначенный не только для нее, но и для кого-то другого, и этим другим мог быть только Ицко. Это желание заставляло ее переставлять рамки и рамочки с картинками до тех пор, пока, наконец, не было найдено место для каждой. Яничке хотелось как можно скорее увидеть Ицко и рассказать ему, как она жила без него, как верила, что он не виноват, и как боролась за его освобождение. Но Ицко, хотя и был на свободе, не появлялся. В свободное время она нарочно ходила на завод. В бригаде отца его не было, значит, он работал в другом месте, но ей было неудобно расспрашивать о нем отца или других рабочих. Каждый мог спросить: «А зачем он тебе?», мог посмеяться над ней. Один раз она уже испытала унижение и не хотела, чтобы это повторилось.

Как красиво стало теперь здесь! Ждали только станков. Около цехов все было расчищено и прибрано. Рабочие так украсили завод, что залюбуешься.

Самое трудное, над чем они трудились днем и ночью, было сделано — огромный железобетонный корпус был построен. Остались сущие пустяки — работа, которую можно сделать играючи, одной рукой.

На территории завода уже не валялись, как раньше, балки, трубы, доски, бочки для воды. Теперь там зеленели клумбы. Даже деревья посадили. Привезли их прямо с землей, и теперь они радостно шумят свежей листвой.

А Яничка ходила грустная. Она нигде не могла найти Ицко. Все, о чем она мечтала, исполнилось: живет здесь, рядом с ним, учится в техникуме, пользуется свободой, а его нет.

В техникуме так интересно, все новое: новые учителя, новые парты, и ребята не те, что в сельской школе. Яничка начала новую жизнь, она гордилась этим, и ей очень хотелось кому-нибудь рассказать обо всем, что окружало ее сейчас, но рассказать было некому. Отец все время на работе, Ицко нигде нет. Новых друзей на заводе она еще не приобрела, а старые, деревенские не знали, что она начала новую жизнь, да с ними ей и не хотелось делиться.

Однажды, возвращаясь домой из техникума, неожиданно на дороге, ведущей к заводу, она увидела какого-то парня. Ей показалось, что это Ицко, и она пошла следом. Паренек был в потрепанном и грязном комбинезоне. Яничка была уверена, что это Ицко, потому что только он ставит ноги так, словно подражает легкой птичьей походке, только он так поводит плечами и высоко держит голову.

Сгорая от любопытства, с трепетным волнением она продолжала идти за ним. Шла, не спуская глаз с его фигуры. Ждала, что он обернется, но он шел и не оборачивался. В ее голове лихорадочно проносились разные мысли, мучившие ее в последние дни. Так он, оказывается, уже давно на свободе. Почему же он не приходит. Может, уже разлюбил ее? Может, ему больше нравится какая-нибудь другая девушка? Интересно, кто она… Яничке очень хотелось его окликнуть, но кругом были люди. И она шла молча, боясь потерять его из виду. «А если он работает в другом месте и сейчас свернет в сторону? Все кончено!»

— Ицко! — крикнула она, наконец, но парень не обернулся.

«Это не он, — подумала Яничка. — Какая я нахалка. Гоняюсь за незнакомым мужчиной».

Но она продолжала идти следом, а потом не выдержала и снова позвала:

— Ице!

Люди, проходившие мимо, смотрели на нее удивленно, с легкой насмешкой.

На этот раз парень обернулся на ее крик, и Яничка от радости даже всплеснула руками — это был Ицко.

— А-а-а! — произнес он и засмеялся.

— Ты почему убегаешь от меня?

— Я? Да я тебя и не видел. И вообще не в моем характере бегать от кого-нибудь.

Он не задержал ее руку в своей и не начал сразу же болтать, как это было раньше. Смотрел на нее довольно холодно, как на случайную знакомую, которая не вовремя напомнила о себе. Его глаза не мерцали, как прежде, радостным блеском, точно маленькие озерца. Раньше он смеялся по всякому поводу и без повода и его звонкий голос, как эхо, разносился вокруг, раскатывался волнами, пока не затихал где-то вдали. Такими же волнами вились у него и волосы. И только Яничка подумала о его волосах, как заметила, что сейчас он был острижен наголо. До этого она видела только его глаза, только его посеревшее лицо. Такой, с остриженной головой, он казался ей совсем другим человеком. Казалось, что вместе с кудрями он утратил и самое лучшее, что имел в себе. Как будто потерял самого себя. Она смотрела на него и ей все время казалось, что это не ее Ицко. Как много, оказывается, значат для человека волосы! Казалось, вместе с волосами он потерял всю свою привлекательность, все свое обаяние. Ицко был так похож на дерево с опавшими листьями, что Яничка невольно спросила его:

— Зачем ты остригся?

Она произнесла это сердито, со скрытой болью. Он грустно рассмеялся.

— Это меня там остригли, чтоб волосы лучше росли… и чтоб ума прибавилось!

У Янички все перевернулось.

— Звери! Стригут людей, как Гитлер!

Она вся дрожала от злости и возмущения. Ее воображение рисовало Ицко с вновь отросшими буйными кудрями, улыбающегося, с трепетно мерцающими глазами. Она снова слышала его заливистый смех.

— Волосы — это не страшно! — вздохнул Ицко, глядя в землю. — А вот другое… Волосы отрастут за месяц, как трава, а вот это… — и он постучал рукой по сердцу.

— Что с тобой было? Давай пройдемся, и ты мне все расскажешь.

Она сунула сумку под мышку и пошла рядом с ним. Дорога вела прямо к бывшему кладбищу, где торчали обуглившиеся стены сгоревшего склада. Яничка шла, не замечая никого, кроме Ицко. Ее мог видеть и отец, но она об этом не думала. Шла рядом и ждала, когда он начнет рассказывать.

— Тебя били?

— Не-ет!

Раньше он обязательно сказал бы: «Кого? Меня? Да кто посмеет меня тронуть? Да я его…» А сейчас Ицко, стиснув зубы, молчал.

— Тебя обижали?

— Нет, — уныло ответил он, а раньше ответил бы. «Меня? Такой еще не родился! Он мне слово скажет, а я — десять… Не рад будет, что связался со мной».

— Я сам себя обидел и сам себя наказал!

Когда они подошли к деревьям, которые росли возле построенного на скорую руку заводского склада, Яничка посмотрела на новое здание и тяжело вздохнула. Ицко тоже смотрел на склад, но видел не склад, а пожар. Он вспомнил, как однажды ясным солнечным днем, насвистывая какую-то песенку, шел по этой дороге на завод и все время повторял про себя:«Я-нич-ка, Я-нич-ка». В этот момент кто-то крикнул: «Эй ты, техник!» И из-за ограды показалось лицо сторожа дяди Косты: «Посмотри, милок, почему это у нас тока нет. На заводе есть, а у нас нет». Ицко, продолжая насвистывать, ловко перемахнул через ограду и, считая себя мастером на все руки, кое-как соединил оборвавшиеся концы провода, все время повторяя про себя «Яничка, Яничка». Он и до сих пор не может понять, как это случилось. Он же знал, как надо соединять провода. Яничка, что ли, замутила ему голову и он не обратил внимания, что он делает и как делает. Потом вспыхнул пожар… и дядя Коста сгорел.

Ицко стоял и не мог оторвать взгляд от нового склада. Ему казалось, что он и сейчас слышит крик старого сторожа и видит себя по-дурацки беззаботным, любующимся пожаром. Он вспомнил и то, что на следующее утро, встретив Яничку, на седьмом небе от счастья, сфотографировался с ней на фоне дымящегося пепелища.

— Не смогу я себе простить этого! Из тюрьмы меня выпустили, а я все равно всю жизнь мучиться буду. Ты понимаешь, Яничка, человек погиб. Ведь это я его убил!

Теперь только до Янички дошло, какое неудачное место они выбрали для встречи. Они ведь подошли к бывшему сельскому кладбищу, к месту гибели бедного сторожа!

— Я очень благодарен всем товарищам за то, что меня освободили. И главному инженеру, и Туче, и твоему отцу, и остальным, и…

Он не сказал «и тебе», но Яничка сама мысленно произнесла эти слова и приняла их, как поцелуй благодарности. Наверное, Ицко не знал того, что она со слезами на глазах, сгорая от стыда, умоляла учительницу Мару помочь ей, что она бегала ко всем, расспрашивая о нем; Ицко не знал, сколько дней и ночей она не спала из-за него. Яничке очень хотелось, чтобы он все это знал, но она не могла рассказать ему об этом. Хорошо, что он сам многое понял и что включил ее в свое «всем товарищам». Ведь она — самый близкий, самый преданный его друг…

— Как видишь, Яничка, теперь я на свободе. Никто ни о чем меня не расспрашивает. Работаю, но уже не так, как раньше. Что-то во мне надломилось…

Ицко впервые назвал ее по имени… Та встряска, которую ему пришлось испытать, страдания, обрушившиеся на него, как-то отодвинули Яничку на задний план, заставили забыть нежность и привычку нашептывать ее имя. Даже лицо его стало другим — на нем появились морщины, он как-то сразу постарел. Это были царапины, полученные на работе, следы сажи, но Яничке они показались морщинами, которые прорезала на его лбу жестокая, неумолимая жизнь.

— Вот и пришел конец моей беззаботности!

Яничке хотелось плакать. Ей казалось, что и Ицко жаль своей беззаботности. А она любила в нем именно легкомыслие, веселость и чудачества. Как же теперь быть, если самое лучшее в нем исчезло?

Яничка дернула Ицко за рукав.

— Уйдем отсюда! И как мы сюда попали?

Ицко равнодушно пожал плечами.

— Ты думаешь я стал такой, увидев склад? Мне этот кошмар нигде покоя не дает.

— Прошу тебя, Ицко, уйдем отсюда. Я тоже не могу смотреть на это проклятое место.

Он неохотно пошел за ней. Теперь не он ее вел, а она. Шли долго. Прошли редкие заросли кустарника и спустились к реке. Яничка ждала, что Ицко наконец-то притянет ее к себе и поцелует. Ей так хотелось этого, что она даже думала намекнуть ему об этом, но не знала как и только время от времени останавливалась и умоляюще смотрела ему в глаза.

Но Ицко, занятый своими мыслями и своим горем, ничего не замечал. Еще немного, и они выйдут из лесочка. Оттуда будет виден завод и железная дорога. Начнутся людные места. Прохожие будут смотреть на них, и они так и не смогут поцеловаться. Яничка остановилась. Сердце у нее замерло. Она повернулась и, приблизив к нему лицо с задрожавшими губами, умоляюще посмотрела на Ицко. Но он и тут не почувствовал томительного ожидания девочки.

— Что же мы теперь будем делать? — прошептала Яничка, глядя на него из-под полуопущенных ресниц. Она ждала — вот сейчас он наклонится к ней и их губы сольются. Но Ицко было не до поцелуев.

— Что будем делать? — задумавшись, произнес он и впервые посмотрел ей в лицо. — Ты будешь учиться, а я… Мне не так просто… Мне нужно серьезно изменить свою жизнь, найти свое место в ней и как человеку, и как рабочему!

Ему показалось, что Яничка его не слушает или не понимает.

— Не так легко, Яничка, из сорвиголовы сделаться человеком. Что я знал раньше? Только хиханьки да хаханьки! Поэтому все так и получилось.

Яничка, расчувствовавшись, вдруг положила руку ему на грудь, как-то неуклюже погладила его куртку.

— А мы уже переехали. У меня своя комната. Хочешь, пойдем к нам. Папка на работе, и ты мне по порядку все расскажешь.

— Да я тебе и так уже все рассказал. Больше говорить нечего.

Девочка сняла руку с его груди и испуганно посмотрела на него.

— Что? — спросила она.

— Ты, Яничка, будешь учиться, у тебя своя жизнь, а у меня — своя.

Яничка вздрогнула, и слезы градом полились из глаз.

— Я тебя так ждала, так плакала, а ты…

— Не плачь, Яничка. Так будет лучше и для тебя и для меня.

— Нет! — Яничка обняла Ицко и прильнула к нему. — Я тебя не отпущу. Я жить без тебя не могу.

Ицко погладил ее головку, лежавшую на его груди.

— Ты еще совсем ребенок, Яничка. И в жизни еще ничего не понимаешь. Зачем же я тебе ее портить буду?

— Я без тебя умру! — всхлипывала Яничка. — Лучше смерть, чем жить без тебя.

— Ну, вот! Как ты, Яничка, не можешь понять? Я уже одну глупость сделал. Хватит! Хочешь, чтобы сделал и вторую? Я и так себя казню за то, что тогда поцеловал тебя. Ведь по глупости, пошутил я. Откуда мне было знать, что так получится.

Он опять ласково погладил ее по голове, а она продолжала рыдать у него на груди.

— Это тоже было мальчишество, Яничка! Зачем тебе думать плохо о людях? Лучше вовсе забыть обо всем и поставить точку.

— Нет, нет, не хочу! — вздрагивая всем телом, плакала Яничка и еще крепче прижималась к Ицко.

Он наклонился и поцеловал ее в голову. Она вырвалась из его объятий и лихорадочно стала целовать его в губы, лоб, щеки. Ицко растерялся и осторожно, боясь спугнуть, вывел ее из лесочка. Внизу лежал завод, железная дорога, змейкой извивалась река Выртешница. Яничке в туфлях трудно было спускаться с холма, и Ицко ей помогал, поддерживая под руку. На миг она почувствовала себя счастливой, но только на миг.

— Ты еще совсем дитя. Я не могу лишать тебя счастья. Кто я сейчас? Никто! Нет, Яничка, ты иди своей дорогой, а я пойду своей. Так будет лучше.

— И мы никогда больше не встретимся? — Яничка заплакала в голос и, закрыв рукой мокрое от слез лицо, побежала прочь.

Ицко остался один. Яничка спустилась в долину и скрылась из глаз, пропала вместе со своим горем.