Цветины луга

7

Туча был деятельным человеком, имел дар организатора, общественника. Куда бы его ни направили, он оказывался в самой гуще жизни, как магнит, притягивал к себе людей. Таков уж был человек, что притягивал, а отталкивать не мог. От его грубоватой, не очень крупной фигуры, сурового лица, наполовину спрятанного под густой гривой волос, веяло откровенностью и простодушием. Вот почему ему доверяли больше, чем кому-либо. Не права начальника, а взаимное доверие решало все. Чтобы выполнить стоящую перед ним ответственную задачу, Туча обратился за помощью к орешчанам, которые разбрелись по разным городам. И они один по одному откликнулись на его зов. Ехали и днем, и ночью, поднимали его с постели, отрывали от дел, доверительно сообщая:

— Как только увидали подпись «Туча», враз порешили: «Ежели там наш человек, нечего тут сидеть! Оно, конечно, везде есть хорошие люди, но свой человек — особая статья. Шепнешь ему на ушко: «Отпусти на денек к жене», — и будет сделано!».

И таких оказалось немало. Из шахт Рудозема, с «Марицы-Востока», с Бойчиновского комбината — отовсюду стекались орешчане строить завод на своей земле, со своим начальником. Туча дал им возможность выбрать себе бараки, помог устроиться. Выполнял все их просьбы, содействовал, чем мог и как мог. Вокруг него забурлил новый, свой водоворот, — так в больших реках встречаются места, где вода, словно наперекор главному течению, образует завихрения и омуты, которые живут своей жизнью, подвластны своим капризам.

Туча стал знаменем орешчан. Когда прибыл Солнышко и увидел его в окружении односельчан, довольная улыбка засветилась на его лице, отразившись на лицах окружающих. Он был на верху счастья, словно солнце в зените.

— Партия знает, кого куда поставить. А вы все «охаете» да «ахаете». Я этих «охов» и «ахов» наслушался в селах, а ведь вы народ ничего, черт вас побери! Некоторые мне говорят: «Брось ты эту деревенщину. Не выдержат, кишка тонка. Пока построят социализм, все разбегутся». А я им отвечаю: «Нет, товарищи, у каждого из нас в роду есть мужик, деревенщина, так вот мы теперь хотим посадить этого мужика на трактор да на автомобиль. В этом суть дела, товарищи. Понятно? Болгария аграрная должна стать индустриальной, и это сделает не кто-нибудь, а сами крестьяне!» Такие, как ты, последняя Туча рассеянной бури, и твоя верная дружина!

Солнышко еще пошутил, позубоскалил и ушел, прихватив с собой Тучу.

— Вот видишь: захотел и сделал, так нет ведь — упирался. Без палки не можете, черт бы вас подрал, мужицкие ваши души! Извини, но я не раз тебе твердил: какая тут может быть добровольность! И нечего строить иллюзии. Ни социализм, ни коммунизм не упадут с неба. Без руководства нельзя, а раз есть руководство, значит, можно и поднажать, и припугнуть. Революция без руководства невозможна, перехода из одного состояния в другое без революционного натиска тоже не бывает. Взять хоть и тебя: как нажали, так и людей привел.

Туча посмеивался, потому что он-то ведь никого не приводил. Люди приехали сами: здесь и к дому ближе, и платят лучше, да и за счет продуктов, которые приносят из дому, тоже можно сэкономить лев-другой. Никого он не приводил. Одного бай Дафина, которого с тысячей оговорок устроил будочником, и все.

— А теперь выслушай новое задание! Ты же знаешь, что нельзя останавливаться на достигнутом! Мы штурмуем высоты коммунизма и пока его не построим, о покое не может быть и речи! Преодолев один рубеж, атакуем следующий! Теперь ты должен атаковать сады села Орешец. Там будем строить машинный парк.

— Какой еще парк? — похолодел Туча. — Сначала завод надо построить.

— Вот, понимаешь, опять ты рассуждаешь по-крестьянски! Сначала завод, а потом парк? А куда мы будем девать машины?

Туча понуро молчал.

— Так вот, нужно в ближайшее время место расчистить.

Туча зажмурился, словно ожидая удара.

— Чтоб было сделано! Инженеры объяснят, что и как.

Солнышко и не заметил, что Туча просто почернел с горя. И если бы ему об этом сказали, то он бы удивился. Туча, подождав, пока начальство удалится, вышел, еле волоча ноги. Не успел оправиться от одного удара, как подоспел второй. После того как его чуть не стерли в порошок свои же и ему удалось отделаться так легко, он не допустит, чтобы любовь и уважение односельчан обернулись ненавистью. Он дал себе слово. Собрав на стройку разбросанных по всей стране орешчан, перетянув их ближе к дому, он, казалось, восстановил пошатнувшееся доверие. Ему были благодарны, а больше всех жены и дети. Теперь все это пойдет насмарку.

Солнышко обошел стройку, облазил все уголки и снова заглянул к Туче.

— Чего раздумываешь? Поднимай бригаду и кончайте с этими садами раз и навсегда.

Сказал и пропал, а с ним угасли последние лучи надежды. Черная ночь надвинулась на Тучу.

Землю между рекой и лесом он превратил в кооперативный сад. В этом году деревца дали первые плоды. А выше, на склонах, точно непокорные бунтари, стояли ореховые деревья, с которых орешчане каждый год снимали по несколько грузовиков орехов. Как же может его рука подняться на все это? И кому это нужно? В душе он был зол на своих за то, что считают его изменником. Думал, что рано или поздно откроет им глаза, а при случае и кольнет — слегка, незлобиво. Но сейчас, услышав, что задумало начальство, он готов был реветь от боли.

«Нет, этому не бывать, — сказал себе Туча и решил пойти на хитрость. — Уеду! Сбегу! Буду проситься в командировку, чтоб и глаза мои не видели этого безобразия».

Солнышко «закатилось» (так шутя говорили рабочие, когда секретарь уезжал), и Туча, не теряя времени, договорился с инженером и уехал на три дня в город за материалами.

— Если какая-либо заминка выйдет, возможно, задержусь.

— Хорошо! Ты побыстрее давай материалы, остальное потом оформим, — устало махнул рукой инженер. — Одно есть, другого нет. А завод чтобы был в срок, даже досрочно!

Туча уехал, и словно гора с плеч. Дней десять пропадал, вернулся, поглядел вокруг и обмер: ничего без него не было сделано! Ореховые деревья стояли на своих местах, к саду никто и не притронулся. Ждали его. Видно не избежать ему участи палача!

Солнышко, узнав, что Туча уехал в командировку, метал на инженера гром и молнии: «Зачем ты его отпустил? Это саботаж! Я отвечаю за объект перед партией! Немедленно выделить другого человека и начать работу!» Но инженер, занятый по горло, не стал искать другого, дождался возвращения Тучи.

— Ступай, действуй… а то обоих съест с потрохами!

— Да, но я что-то простыл… Плохо себя чувствую. Пойду лечиться.

— Ну, ну, только без этого, — почувствовал подвох инженер.

— А ты что, хочешь, чтобы я прямым сообщением на тот свет отправился?

— Закончим работу, дадим отпуск.

— До тех пор можно и концы отдать!

— Не хитри, Туча. Тебе не идет!

Туча вышел, как в воду опущенный. Видно, все-таки судьба стать экзекутором. Таков уж закон претворения земли в заводские трубы.

На следующий день он привел в сад большую группу рабочих — чужих, не орешчан: перед своими он не смел и заикнуться — и сказал одеревеневшими, словно не своими губами:

— Вот вам план. Действуйте.

Это прозвучало как «Вот вам приговор. Убивайте!»

А сам подался в лес, чтобы не глядеть на то, что будет дальше. Пусть лучше увидит уже голое поле с лежащими вповалку деревьями. Услышав рев бульдозеров, не выдержал — оглянулся. Пасти машин вгрызались в землю, подрывали корни, деревья сопротивлялись, — раз, два, три, — но они были всего-навсего дети земли, а машины родились от огня. И одно за другим деревья падали, и от этого становилось страшно, волосы вставали дыбом. Всюду зияли глубокие ямы, над которыми топорщились искромсанные жилы корней. Земля стонала, но слушать ее было некому…

Сад истребляли другие машины, полегче. Он садил эти деревья, подбирал их одно к одному в лучших питомниках. Окапывал и поливал, удобрял и опрыскивал в ожидании, пока они станут давать плоды. Этой осенью кооператоры ели первые яблоки, груши, сливы, черешни, персики из своего сада, — приговаривая: «Прав был Туча! Долгих лет ему жизни за то, что настоял на своем и заставил нас посадить сад. Не верилось, что будут у нас свои орехи и яблоки, а вот пришла пора — дождались!»

Что такое рожь и кукуруза? Много труда — мало денег! А что такое сады да виноградники? Хоть и труда немало, зато много денег!

Да к тому же запах, упоительный запах цветов и спелых фруктов.

Даже после того, как сняли урожай и на деревьях остались одни листья, в саду еще держался этот удивительный аромат…

А сейчас машины истребляли этот запах, распространяя по долине тяжелый дух машинного масла.

Туча то кружил по лесу, словно дикий зверь, то пробирался к опушке и высовывал голову из кустов, как дятел из дупла.

Вдруг крики толпы заглушили рев моторов. Это шли в атаку орешчане. И вел их новый председатель.

— Стой! — кричал председатель, размахивая руками.

Машины продолжали реветь.

— Стой! — крикнула Игна Сыботинова, но весело гудевший трактор презрительно фыркнул, затарахтел, словно дав пулеметную очередь. Эх, кабы можно было голыми руками остановить поход этих железных громадин!

— Стой или нас дави! — и Игна встала перед трактором, загородив собой дерево, посаженное ее руками. Тракторист должен был либо переехать ее, либо остановить машину. Рядом с ней очутились другие женщины. Перед каждым деревцем стояли женщина, девушка или парень, стояли, словно привязанные, готовые к расстрелу. Люди стеной встали на пути машин, и подъехать к деревьям можно было только через их трупы. Нечто подобное Туче приходилось наблюдать, когда обобщали землю. Но теперь люди бросались под бульдозеры не из-за своего клочка земли, они защищали общее добро. Это взволновало его больше всего. Туча только сейчас увидел, как выросли его односельчане за эти годы. В тот день, когда они набросились на инженера на Цветиных лугах, он был среди них, в самой гуще толпы, и потому не мог осязательно ощутить всю силу людской стихии. Теперь же он наблюдал со стороны, как вчерашние частники сражались за общее, и глаза ему жгли слезы. Туча с самого начала верил, что такая глубокая и бесповоротная перемена рано или поздно наступит, но за работой и не заметил, что час этот уже настал. Он видел эту грозную силу воочию, и гордость распирала ему грудь.

«А я сбежал. Спрятался, как самый подлый трус!» Это показалось ему недостойным, низким предательством. И словно сильный толчок выбросил его из кустов.

— Где Туча? — доносились до него крики людей.

А Туча несся к инженеру. К тому самому инженеру, которого орешчане закидали комьями земли в тот день, когда первые лопаты вонзились по его указанию в их землю. Когда он привел инженера на место происшествия, там уже были все орешчане, работающие на стройке.

— Если не перестанете, мы бросим завод, — кричали они, встав впереди своих жен с инструментами в руках.

— Назад, или мы вам покажем от ворот поворот! — первым направился к машинам Сыботин.

— Папа! — услышал он голос Янички и стал тверже скалы.

Дети, которые вместе с учителями работали поблизости на опытном участке, встали стеной позади своих отцов и матерей.

— Остановитесь! — махнул рукой инженер, увидев полные тревоги глаза учительницы Мары. Ему показалось, что она, защищавшая его от расправы на Цветиных лугах, теперь молит о помощи. — Бросайте работу! — еще громче крикнул он бульдозеристам.

— Как так бросать! Почему? — спрашивали они.

— Да есть ли у вас сердце?! — выкрикнула Игна. — Люди вы или машины?

— Мы коммунисты!

— Коммунисты — самые лучшие люди, в груди у них человеческое сердце, а не железо! — сыпала Игна словами, аж в ушах звенело, и бульдозеристы вынуждены были отступить.

Машины развернулись и запылили к заводу.

Через два дня пришла телеграмма из центра: прекратить корчевку деревьев и подыскать под машинный парк другое место. Но половина сада была уже уничтожена, а ореховые деревья все до одного лежали мертвые. Какая участь ожидала село, которое хотели лишить последней половинки легкого? Туча, который спас эту половинку, вернул себе любовь родного села. Кто другой мог заступиться за их Орешец? Кто может защитить его, спасти? В этой битве село, принесенное в жертву индустриализации, обречено на медленное умирание!