Держись от него подальше

Глава 13

«Скучаю страшно!»

«Разреши приехать?»

«Мы просто поговорим».

«Ась? Реально, просто поговорим».

«Нам нужно закрыть гештальт».

«Я привезу твой любимый торт».

Это чертова пропасть сообщений от Егора. И они не заканчиваются – он шлет и шлет новые. Затишье, которое я приняла за хороший знак, – временная передышка. Авария остудила пыл Егора ненадолго. Он отдохнул и полон сил доставать меня.

Сначала слал сообщения и фото из больничной палаты, а потом уже из моего двора.

«Тебя что, выписали?»

Мое первое сообщение выглядит странно. Почти полсотни от него и одно от меня, но оно тотчас становится моей спиной, подставленной под удар. Егор цепляется за мой ответ – ловко плетет кружево. Уже через пять минут я снова отвечаю.

«Что ты делаешь во дворе?»

«Решил кое-что занести, ты забыла».

«Оставь себе или передай на парах».

«Нет, это очень личное».

«Если я про это не вспомнила, значит, не особо важно. Оставь себе».

«Поверь, ты захочешь это вернуть».

«Колчин, ближе к делу».

«Впусти – тогда скажу. И не ругайся, ты же девочка».

Я скриплю зубами на его «ты же девочка». Он все время так мне говорил, когда хотел пристыдить. Пристыдить за мат, за пиво, за слишком большую порцию стрипсов, за неопрятный вид, за растянутые домашние треники.

«Колчин. Ты ко мне больше не приблизишься».

«Ну как знаешь».

А дальше мне на телефон приходит смазанная фотография с чьими-то голыми ногами. Сердце будто сжимают пальцами и впиваются в тонкую оболочку ногтями. Это фото не имеет ко мне отношения, я точно знаю. Не узнаю себя: у меня коленки острее, я – кожа и кости, а тут красивая фигура… Моя прежняя. Твою мать!

Я кусаю ногти и стекаю по стенке на пол. Это очень-очень плохо. Конечно, у человека, с которым я жила два года, должно быть три тонны контента на любой вкус. У меня тоже полно. Вот Егор мило уснул лицом в подушке с голой задницей, вот он сидит в ванной напротив меня с шапкой пены на голове, вот утром разлегся на подоконнике.

«Зачем?»

«Ну тогда это казалось мне романтичным. Я мог смотреть на тебя, когда тебя не было рядом».

«Казалось?»

«Теперь кажется очень полезным».

«Делай что хочешь, плевать».

Но мне не плевать. Я очень сильно боюсь – ужас стучит в висках. Мне хочется выбежать из дома и умолять его удалить. Но смысла нет, потому что мы живем в двадцать первом веке – все удаленное с одного устройства останется на другом. Это фото уже есть в моем телефоне, а может, есть на компьютере Колчина, и обязательно затерялось где-то в папках галереи. Оно везде, даже если Егор никому его не отсылал.

Пытаюсь сохранить холодную голову: уже давно не удивить никого такими фото. Все это глупая провокация, и, скорее всего, утром я так и подумаю.

Пожалуйста, Егор, ты же хороший. Егор, ты выше этого, ты любишь меня или по крайней мере любил. Ты не сделаешь мне на самом деле больно, – мысленно прошу его.

Все эти фото, что мы высылали друг другу всякий раз, когда оказывались в разлуке, были очень трогательной и милой частью отношений. Все это было очень личным, тем, на что не позарится даже обиженный Колчин.

«Чего ты хочешь?»

«Впусти – скажу».

«Я тебе не доверяю».

«Клянусь, я только поговорить».

«Не верю».

«Зря. Я тебя никогда не обманывал».

«Ты пьян?»

Это приходит в голову как-то само собой, и я уже знаю ответ. Он не сделал бы такого трезвым – совершенно не его стиль.

«Это проблема?»

Он мне противен настолько, что в горле застревает ком и не дает дышать. А потом раздается стук в дверь, и тошнота усиливается. Меня мутит, и хочется пойти умыться. Никогда не думала, что я из тех, кого тошнит от страха. Руки мелко дрожат. Я не слабачка. Я Колчина совершенно не боюсь, но ненавижу пьяных людей – до жути просто. С самого детства они вызывают у меня страх и отвращение. Я не ханжа и не трезвенница, но есть грань между стаканом пива в компании и пьяным мужиком, заваливающимся к тебе домой.

– Эй, открывай, я быстро!

Я медленно подхожу к двери и прижимаюсь лбом. Прекрасно понимаю, что не смогу всю жизнь от него прятаться, но видеть Егора пьяным – уничтожить последнее хорошее, что нас связывало.

Только Колчину плевать на мои желания. Замок щелкает, и сердце замирает. Я несусь в ванную, и меня тошнит. Видимо, давление окончательно упало от перенапряжения, потому что меня выворачивает снова и снова; закашливаюсь и чувствую острую боль в животе.

Ну конечно, у него есть ключи. Конечно, его пьяный мозг решил, что можно вторгнуться в мое личное пространство вот так запросто! Придурок, какой же он придурок! Завтра ведь пожалеет об этом, ему самому будет больно, когда вспомнит. Он не такой.

– Что с тобой?

Егор подходит ко мне со спины, заботливо собирает волосы, открывает кран и вытирает мой лоб. Помогает подняться, обнимает. Он делает столько всего и сразу, что это душит. Он всегда умел быть заботливым, даже слишком. Мне никогда не было нужды о чем-то просить – он знал обо мне все.

Отсутствие выбора – почти удобно до тех пор, пока не осознаешь, насколько это чертовски неправильно.

– Отравилась? Похмелье? Беременна? – На последнем вопросе он самодовольно ухмыляется.

– Не твое дело.

– А вдруг мое? – Он смотрит на меня серьезно, пронзительно. Меняется в лице, будто испытывает сильнейшую боль, и хмурится. – Ась, пожалуйста… – начинает он почти жалобно.

Но я качаю головой:

– Ты только что скинул мне…

– Что? Я же просто поделился воспоминаниями. – Его язык заплетается, он тяжело валится на дверной косяк и тянет ко мне руки.

Я полощу рот водой и злобно плюю в раковину.

– Значит, это был не шантаж?

– Нет, я же не больной. Хочешь, сейчас же удалю?

– Хочу.

Он достает из кармана телефон и спокойно удаляет целую папку. Потом находит недавно удаленные и чистит корзину тоже. Егор заходит в мессенджер и убирает эту мерзость из истории сообщений.

– Все, больше нет.

– Но ты скинул мне…

– Чтобы ты ответила. Мы правда только поговорим.

– Не о чем, – огрызаюсь я.

– Что у тебя с Костровым? – наплевав на возражения, продолжает напирать Егор.

– Ничего. Я с ним работаю.

Колчин вскидывает брови, а я вопреки внутреннему протесту объясняю:

– Он нанял меня водителем.

– Зачем?

– Его спроси.

Егор ухмыляется:

– Ты же знаешь, что мне это не нравится?

– И что?

– Не чужие люди.

– Чужие.

– Как у Женечки дела? Проезжал тут мимо вашего бара, там игра. Ты не с ними?

– Нет.

– Не приняли свою королеву обратно? – Самодовольство и яд сочатся в каждом слове.

Егор подходит ближе и заглядывает в глаза так, будто мы все еще вместе, – с нежностью. Он поднимает руки, тянется пальцами к моему лицу, но останавливается, сжимает кулаки и качает головой. Актерище! Это была сцена под названием: «Я так хочу тебя коснуться, но нельзя!»

Я закатываю глаза и отворачиваюсь. Пихаю Колчина, чтобы пропустил меня, и иду в темную кухню, где все заставлено банками с водоэмульсионкой. Не хочу оставаться с ним в замкнутом пространстве крошечной ванной и очень быстро понимаю почему – окно. Это мизерный шанс на спасение в случае опасности.

Мои глаза сами собой находят окно Кострова. Я вижу, что он как раз встает с места и за ним бежит великан Вячеслав. Пес прыгает, несется куда-то, потом закрываются жалюзи. Костров редко это делает, и меня иногда гложет любопытство: страшно интересно, что происходит за закрытыми окнами?

К счастью, Тимур и Вячеслав теперь мелькают в кухонном окне.

– Чего, блин? – тихо тянет Колчин за моей спиной.

Обернувшись, я стираю с лица глуповатую улыбку, потому что взгляд Егора прикован к окнам напротив. Он видит Тимура в окне.

– Так, получается, у нас Тимурчик в соседях? – Егор гневно сверлит новостройку взглядом. – И часто ты за ним наблюдаешь? Давно вы «дружите»?

– Ч-что? – Я даже заикаюсь. – А не пошел бы ты вон? Я свободна и могу делать все, что…

– Ни хера ты не свободна!

Лицо Егора уже совсем не выглядит дружелюбным, он в ярости.

– Пошел вон! Моя жизнь тебя больше не касается! – По необъяснимой причине только сейчас Егор меня действительно разозлил, а не испугал. Не хочу больше перед ним отчитываться. – Не смей говорить со мной в таком тоне и заявляться ко мне в таком виде! С фотографиями можешь делать что вздумается! Плевать! Это унижает только тебя. Ты жалкий, обиженный…

Бам!

Резкий точный удар по лицу.

Егор никогда не бил меня, но он любил шутить на эту тему. И вот шутки больше не кажутся смешными. Я всегда знала, что отец Колчина мог ударить его мать, это было болезненной правдой, про которую не можешь не думать, глядя на милую улыбчивую женщину. Она живет с монстром. Она улыбается тут, а потом идет домой, и ей, должно быть, страшно. Но Егор никогда пальцем меня не трогал – до этого момента.

Моя голова дергается с такой силой, что я хватаю воздух ртом, а из глаз тут же брызжут слезы. Упираюсь руками в подоконник и отдергиваю штору в надежде, что Костров знает, где мои окна. Должен знать, я на это очень надеюсь. Желание, чтобы эта шпионская связь не была односторонней, перекрикивает голос разума.

– Рассчитываешь, что ты нужна своему ботанику? – Гневный крик оглушает.

Колчин прижимается к моей спине, пряжка его ремня впивается в копчик через футболку. Я чувствую себя беспомощной. Мне плохо видно, что происходит в квартире Кострова, – окно на его кухне маленькое и завешено плотным тюлем.

– Ты правда думаешь, что такая, как ты, нужна ему? Бледная, серая мышь. После меня ты никому не нужна! – Он сгребает мои волосы и тянет за них. Прижимает руку к животу, щиплет пальцами кожу.

– Ты же стала ни о чем! – Егор выделяет каждый слог. – Тощая, бледная, забитая мышь. Ты ни-ко-му не нужна! У вас уже что-то было? И как? Отзыв будет? Может, эссе или доклад? А сравнительную таблицу составишь? Я просто очень жду! Мне прямо интересно, не стошнило ли его от мысли, что кто-то все это уже…

– Блин, отпусти! – Мне слишком трудно дышать, меня снова тошнит. Я чувствую горечь во рту.

Егор всегда гордился тем, что был у меня первым, это было для него очень важно. Он просто воспевал меня и мою девственность как великий дар и с огромным пренебрежением относился ко всем, у кого было больше одного партнера. А для девятнадцатилетней меня это было вообще естественной мыслью. Главные героини в книгах почти всегда невинны, всегда ждут и в итоге встречают того самого, единственного. Он же может поиметь половину города, только наберет очков уважения и опыта.

– А знаешь, иди, все равно ведь вернешься. – Он хохочет, но не отпускает. Прижимает к подоконнику животом, крепче хватает за волосы.

Я чувствую лбом холод стекла и с облегчением выдыхаю, маскируя это под всхлип: Костров быстро идет к моему дому. Решительным шагом он пересекает свой двор, ныряет под ограждение и, минуя парковку, скрывается за углом. Следом за ним плетется и собака на поводке, который держит наша пухленькая преподавательница английского Мария Игоревна.

– Мы же оба знаем, да? Порченый товар никому не нужен – это раз. – Колчин упирается бедрами в мою задницу, и подоконник больно давит на солнечное сплетение. – Я все равно лучше твоего сладкого ботаника – это два.

Он опять делает это – наваливается сзади, и я бьюсь лбом о стекло.

– Пусти! – Я безумно надеюсь, что мой визг привлечет внимание Кострова. Что он уже попал в подъезд и успел подняться. Не понимаю, как бежит время: мне кажется, вечность прошла, а на деле, скорее всего, пара секунд.

– И я все равно тебя верну – это три.

– Пусти! – только громче визжу я в ответ. – Пусти! Пусти-пусти-пусти!

Щелчок открывающейся двери заставляет мое сердце радостно дернуться.

– Помоги! – воплю я, пытаясь выпутаться из рук Егора, но тот не отпускает. Он медленно поворачивает голову к вошедшему – я вижу это в отражении на мутном стекле. – Тимур, помоги…

Костров стоит посреди комнаты, сжав пальцы в кулаки, и внимательно смотрит на нас. Вздыхает. Он спокоен, всегда спокоен. Рядом с ним я тоже успокаиваюсь.

– Отойдешь сам? – подает голос Костров.

Егор поднимает руки, отступает с милой улыбкой, а я выдыхаю и тотчас опускаюсь на пол.

– Чего пришел? Морду бить будешь? – Колчин улыбается так широко, как только может.

У него идеально ровные зубы, и теперь это кажется чем-то зловещим.

– Нет, я морд не бью.

– А что так? – Егор делает шаг к Кострову и тычет пальцем ему в плечо. – Трусишь? Силенок маловато?

– Нет, просто драки – это незаконно. И нерационально.

– Значит, если я дам тебе по морде, ты не ответишь? Проверим?

И Кострову без предупреждения прилетает удар в челюсть. Раздается противный хруст, который звучит у меня в ушах снова и снова, пока наблюдаю за тем, как Тимур ощупывает место удара.

– Егор! Хватит! Колчин, блин, прекрати!

Егор стряхивает руку и улыбается, а Костров оседает на пол, обхватывает согнутые колени руками и внимательно смотрит на Колчина снизу вверх. Но ощущение, будто на самом деле стоит намного выше. Снова невозмутимо вздыхает.

– Как жаль, что тебя не наделили разумом, чтобы решать вопросы словами, а не кулаками. – Он массирует переносицу. – Беседы, как я понимаю, не будет…

Костров не спеша встает, протягивает мне руку, и я в ужасе наблюдаю за тем, как наши с ним пальцы переплетаются. Он тянет меня на себя, бегло осматривает и заводит за спину.

В груди тревожно сжимается сердце. Оно разрывается от ужаса, перекрывает доступ кислорода. Мне радостно, что кто-то пришел и защитил меня. Трогательно, что Костров подал руку помощи. И страшно, что Егор теперь что-то натворит.

Костров поворачивается ко мне и коротко просит:

– Выйди.

– Чего?

– Пожалуйста.

Я киваю через несколько секунд и, глядя на Егора, выхожу. Запираюсь в ванной и тру ледяными пальцами лицо, а потом и вовсе уношу из квартиры ноги. Во дворе даже дышится легче. Я замечаю, что на лавочке под деревом сидит Мария Игоревна с ретривером у ног.

– Что там? – спрашивает она.

– Н-не знаю точно… Тимур попросил уйти.

Мария Игоревна закатывает глаза, достает пачку сигарет и предлагает мне, но я качаю головой.

– Что у вас происходит? – улыбается она.

– С кем из?..

– С Костровым.

– Ничего. Я водитель, он фиктивный друг. Надеюсь. – Последнее думаю про себя.

Мария Игоревна смеется и выпускает дым носом. Она забавная и милая. Молодая и дружелюбная. Преподавала у нас на первом курсе.

– А вы с Костровым дружите? – спрашиваю ее.

– Да, есть такое. Он мой брат. Хороший парень, хоть и со странностями. Боишься? – Она смотрит на окна квартиры, я киваю в ответ. – Не бойся. Тимурик красавчик, он ни во что не влезет, не зная своих возможностей.

– Но Колчин…

– Слабак твой Колчин, вот увидишь. Тимурик гений, конечно. Полон сюрпризов. – Она снова смеется, а ее спокойствие вселяет в меня надежду.

Я сажусь на корточки, глажу ретривера, который с довольным видом подставляет мне голову. Так проходит десять минут. Пятнадцать. Двадцать.

Наконец из подъезда вылетает помятый Колчин и, не взглянув на меня, садится в разбитую тачку. Следом выходит Тимур со следами мордобоя, но без критичных повреждений. Костров приближается к нам, берет поводок ретривера и сверлит меня взглядом. Я почему-то думаю, что хочу повиснуть у него на шее, хотя совершенно не имею на это права. Мы чужие друг другу. Состояние пограничное настолько, что сердце и разум вступают в схватку.

Мне кажется, что что-то изменилось. Я ловлю каждый жест Тимура, ищу в нем намек, расположение. Если он сделает ко мне хоть шаг – я сорвусь. Это логично, что я теперь могу его обнять. Да?

Он хмурится и разворачивается в сторону своего дома – я ничего не понимаю.

– Стой, Тимур! Что произошло?

– Ничего. Сегодня твой друг точно уже не вернется. Заблокируй его контакт. Не делай из себя жертву своими же руками. Я тебе в защитники не набивался и с твоими бандитами разбираться не собираюсь. В следующий раз, когда пустишь его в квартиру, будешь справляться с ним сама, – заявляет он и уходит.

Он что, зол на меня? Ну конечно же, зол! Но ведь пришел же?

– Врет как дышит, – тихо смеется Мария Игоревна за моей спиной.

Я улыбаюсь и надеюсь, что утром мы встретимся у его машины. Пока этого будет достаточно.