Я трачу уйму времени на сборы: завиваю локоны, крашусь, потом все стираю и оставляю только подводку и тушь. Достаю из ящиков старое красивое платье с цветочным принтом и, застегнув браслеты, натягиваю ботинки. Стою напротив зеркала с глуповатой довольной улыбкой и любуюсь, какая же я хорошенькая.
Неужели это так важно – быть хорошенькой для человека, который уже видел тебя голой?
Голой.
Вспоминаю, и щеки заливает краска. А потом резко отрезвляют его слова: «Ты. Мне. Не нравишься!»
Я не верю ему, совершенно точно не верю. Но что-то его слова значат. Если сегодня я не получу новый кусок информации, то засохну, как все мои цветы, что я когда-либо заводила. Мне слишком нравится искать опровержение его слов в его поступках. Человек, относящийся к кому-то с неприязнью, так его не целует.
Утром мы переглядываемся через окна. Он закатывает глаза и уходит первым, как обычно, но салютует мне стаканом воды. А я хочу к нему до того сильно, что кажется, будто в ботинках рассыпаны раскаленные угли.
Я выбегаю из подъезда и тут же оказываюсь дома: в объятиях Кострова, который придерживает меня за плечи и смотрит в глаза. Эта сопливая мысль заставляет отпрянуть от него. Я была ночью одна. Я еле держала себя в руках, чтобы не строчить сообщения и пожелания хорошего сна. Я всего лишь сутки была с ним на расстоянии, а уже готова выть и носиться под окнами. Но вот он рядом, и в это слишком трудно поверить.
От прохладного осеннего воздуха у него покраснел кончик носа, на лице потемнели синяки, волосы растрепаны и торчат. А черное пальто, как всегда, делает из него настоящего темного принца.
– Да почему тебя никто до меня не совратил? Я не понимаю, – шепчу я Кострову.
Тот улыбается. Переводит взгляд на мои губы. Остаться бы сейчас дома.
– Почему ты выбрала меня, я не понимаю, – слышу шепот в ответ.
Мое сердце уходит в пятки, а потом возвращается, и со всей силы ударяет в голову кровь. Даже в глазах темнеет.
– Я так скучала…
– Мы не виделись всего сутки. – Он нервно сглатывает слюну, смотрит куда-то в сторону над моей головой и крепче сжимает пальцы на плечах. – Я тоже скучал, – невзначай добавляет он и снова опускает взгляд. Еще более теплый, чем был до этого.
– Я сейчас затащу тебя в квартиру, и мы никуда не пойдем, – говорю себе под нос.
– Не переоценивай свои возможности. – Он улыбается, будто мы флиртуем.
– Стоять тут небезопасно, – бормочу я, за секунду остыв, и невольно оглядываюсь вокруг. – Пошли?
– Пошли.
Мы идем до машины, а затем я сажусь за руль и с наслаждением завожу мотор.
– Ты водила мотоцикл раньше? Или машину?
– Я… я иногда водила машину Егора. Иногда мотоцикл. Когда был сезон. Потом я его разбила.
– Авария?
Киваю и по инерции тру плечо.
– Типа того.
– Ты пострадала?
– Я легко отделалась, но да. Конечно, пострадала.
– Легко – это…
– Осталась жива, и ладно.
– Кто был виноват?
– Я.
– Значит, осталась без мотоцикла?
– С ним. Починили, стоит в бабулином гараже. Покатать?
– Мне кажется… – Он задумывается, а у меня перехватывает дыхание от этой лукавой улыбочки. – Да. Это интересно.
Только я не уверена, что даже с Костровым выкачу Старушку за ворота.
– Как-нибудь непременно.
Он хмурится на мою натянутую улыбку:
– Ты не хочешь помириться с подругами?
Из-за резкой смены темы теряюсь и не сразу понимаю, что ответить.
– Я не… – шепчу, но не знаю, что хочу сказать. – Я не знаю как.
– Что там между вами?
Молчу пару секунд, потом начинаю. Делаю вдох и осознаю, что это уж точно будет не быстрый разговор. Сворачиваю с дороги и решаю сделать круг по району, пока позволяет время.
– Все так серьезно? – усмехается Костров. Он взволнован.
Полагаю, я прилично его напугала, сказав, что слишком сильно любила Егора, но это же правда. Я могу сколько угодно говорить, какой он плохой и как своими поступками разбил мне сердце. Ничего не изменит того факта, что когда-то уж точно была любовь, и она была достаточно большой, чтобы я отказалась от себя прежней.
– Аня и Оля, одна из девочек в компании Егора, – сестры. Родные, – начинаю, набравшись смелости.
Тимур хмурится, видимо вспоминая, кто такая Оля.
– Аня на год младше, но в школу и институт их отдали одновременно. Они настолько разные, что, если бы не была знакома с их матерью, в жизни не поверила бы, что она у них одна. В общем, я дружила с Аней еще класса с восьмого, мы жили по соседству, потом поступили в один институт. Все, что я знала про ее сестру, сводилось к образу демоницы с крашеными волосами. Оля – худшая девчонка на свете и вселенское расфуфыренное зло. Она рано начала краситься и встречаться с парнями. В то время как Аня отличница, умница. Мы все время осуждали Олю, Аня без конца на нее жаловалась: часами могла плакать в трубку, какая она гадина. Стали старше – начали смеяться над такими, как она. Глупые красотки и все такое. Ну знаешь, мы в кино ходили, Бергмана обсуждали. Слушали Эминема, чтобы познать глубину его текстов, а Оля – чтобы он играл где-то на фоне. Их родители часто уезжали из дома, и всякий раз там были тусовки. Оля собирала свою. Аня свою. После первого семестра на зимних каникулах Оля впервые привела в дом Егора и его компанию. Мы сидели в комнате Ани, ели крабовый салат из чипсов и кукурузы, пока в соседней комнате рекой лилось пиво и велись совсем не детские разговоры.
– И Егор тебя заметил.
– И Егор меня заметил. Когда мы начали встречаться, Аня закатила скандал, что я предам их дружбу, связавшись с новой компанией.
– А потом так и вышло?
– Честно, я этого не хотела. – В горле першит, я кашляю, торможу на парковке магазина, вдалеке от института, и глушу двигатель. – Я влюбилась. И разумеется, хотела проводить с ним время. Прости, что рассказываю тебе это, но я хочу расставить точки над «i». Понимаешь, я не стану говорить, что между нами все было несерьезно. Это было бы предательством того хорошего, что я еще помню. Но это вовсе… совсем… никоим образом не значит, что сейчас мое сердце принадлежит Егору, так что не хмурься. Это просто история, которую, наверное, тебе нужно знать.
Тимур кивает и как будто немного расслабляется.
– Итак, я влюбилась. Хотела быть с Егором, а у Егора были друзья. Очень быстро выяснилось, что это компания, которая проводит много времени вместе. Не пару дней в неделю, не от случая к случаю, а чуть ли не постоянно: изо дня в день. Они сдружились еще до учебы, были одноклассниками, родственниками. Я стала узнавать их и, разумеется, общаться с девчонками, которые с ними тусовались. После первого же упоминания Олей меня в соцсетях Аня сказала, что терпеть такого не будет. Они с Олей не просто ссорились. Они были буквально несовместимы. Оля – все, что Аня всей душой презирала: от характера до стиля в одежде. Когда «курочки» приходили к Оле в гости, Аня демонстративно уходила из дома.
– «Курочки»?
– У девочек из компании был «куриный» чат. Соответственно мы были «курочками».
Тимур кивает, но подозрительно смотрит на меня.
– В общем, со временем я сменила стиль, на квизы стала ходить реже. Когда проводишь много времени с кем-то, невольно им проникаешься. «Курочки» были забавными, они слушали меня так, будто я была самой умной. Им нравилось помогать мне одеваться и краситься, я была для них большим проектом. Они не казались мне плохими, как описывала это Аня, понимаешь? Я не лезу в их отношения и не знаю правды. Они не делали мне ничего плохого, и я ими увлеклась. Даже пару раз сводила их в кино на любимые фильмы, и они притворились, что им понравилось. Помогала с учебой, если могла. Они тратили на меня уйму времени, утешая после ссор с Егором.
– А Аня не верила, что они хорошие? Или ревновала?
– Я думаю, что все вместе. Я понимаю, как это выглядело с ее стороны. Аня не хотела ничего слушать. Мы постоянно ругались. Если она слышала хоть что-то про Олю – итогом был скандал. Она говорила, что Оля притворяется нормальной, что ей что-то от меня надо. Что она не может быть милой. Что это все только из-за Егора. Что я сама без него другая и эти изменения мне не на пользу. В общем, обида была сильнее дружбы. Как и моя любовь была сильнее дружбы. И неприязнь Ани к моему внешнему виду. Ну и то, что я перестала ходить на квизы. И смотреть в таких количествах кино: Егор не очень-то это любил.
– А тебе самой-то это нравилось?
– Да. – Я отвечаю совершенно честно, и с души падает камень. – Я любила, когда Егор делал мне комплименты. Любила быть красивой рядом с ним и не выделяться на фоне «курочек». Мне не хватало свободы, пожалуй. Нечем было вечерами занять руки. А если я что-то шила, то некуда было это носить, потому что так не принято. Но это было тоже здорово. Ты не понимаешь?
– Нет, – смеется Тимур.
– «Курочки» тоже мои друзья. И мне нравилось быть их частью. Но без Егора мне среди них и правда места нет. С ним нужно было проживать другую жизнь. Не тягостную, вообще нет, просто другую. Это как быть попаданкой. Знаешь такие книги? В них девушка попадает в какой-нибудь восемнадцатый век и вынуждена наряжаться в платья с кринолинами и все такое. Это же офигительно интересно. Прям очень! Она может даже привыкнуть и остаться там жить навсегда, стать своей… Но это не естественная среда обитания. Вот что я чувствовала и чувствую до сих пор. Мне приятно вспоминать про «курочек». Но все-таки моими друзьями, которых я выбрала сама, а не воля случая и Егор, были «А я говорила». И Аня.
– Помиришься с ними?
– Надеюсь.
– Тебе они все еще нужны?
– Я хочу проверить… Не понимаю. Чувствую, что да. Я скучаю по Ане, она для меня всегда много значила, и… Я, наверное, надеюсь, что эти два года забудутся. Я в это верю. Катя Татаринова десять лет ждала Саню, и ничего!
– Сложно все у вас, у людей.
– Так я и знала, что ты из космоса!