Я в тебя влюблен.
Помешательство чистой воды.
Лискина, голая, в одной только моей майке, сидит на моей столешнице и целует меня. Сама, первая, в который раз за последние сутки.
Я могу ее трогать, целовать, прижимать к себе до хруста костей. Не выпускать из постели – это отдельная тема для разговора.
Лискина прижимается ко мне, не дает дышать, а мне и не хочется.
Лискина Ася – та самая. С розовыми волосами и стрелками на веках. В странной одежде, с дьявольской улыбкой. Та, что наваливается грудью на руль, следя за светофорами, и водит, как Доминик Торетто. И прекрасно разбирается в кино. И у нее самый красивый в мире голос. И ее ничто не остановит в попытке заполучить желаемое.
– Чего ты хочешь? – спрашиваю я ее, прерывая тысячный поцелуй.
Поцелуи с Лискиной – это странное явление. Я еще не сжился с мыслью о том, что между нами происходит нечто подобное, а уже зашел так далеко.
– Тебя.
Придерживаю ее за подбородок, но поддаюсь попыткам поцеловать, и в итоге она раз за разом касается моих губ, потом переходит на щеки и нос.
Пальцы зудят от желания сжать ее плечи и талию. Она как пластилин – делает все, что я захочу, стоит только придать направление. И это приятнее, чем идеально работающая программа, – отсутствие багов после долгих часов работы, предсказуемый алгоритм решения проблемы. Человек не машина, но я ничего не могу поделать. Она будто читает мои мысли, подходит мне, как «родная» комплектующая, и я этим слишком сильно наслаждаюсь.
– А Колчин?
Она отстраняется:
– А его побаиваюсь. Слушай… Встань.
Она пихает меня в плечо и заставляет встать между ее ног напротив стола. Руки как-то сами ложатся на ее бедра, скользят под колени и притягивают ближе. Ася чуть заваливается вперед и обнимает меня за шею, уткнувшись в нее носом.
– Слушай…
– Слушаю. Долго готовишься.
– Я… я хочу с тобой… всего этого. И ты прав, это проблемы. Но мы же можем просто… не афишировать? Егор отстанет. Он не будет преследовать тебя вечно. Месяц, и он уже найдет себе другую. Я могу игнорировать тебя, отсесть за другую парту. Хотя мне нравится сидеть рядом и списывать у самого умного парня института, это весело.
Мне тоже нравится. Ты скрашиваешь будни и бесполезные пары.
– Я не хочу заканчивать, – продолжает она.
– А мы начи…
– Хватит, – перебивает. – Мы занимались сексом всю ночь. Конечно, начинали.
– Значит, ты хочешь делать это и дальше?
– Хочу. Сказала же. Вот ты душнила!
Я улыбаюсь. Она слишком поражает меня резкими словами. Но каждое из них внутри что-то задевает, и уверенность в собственных убеждениях стремительно исчезает. Кажется, я сделал все, что было в моих силах, чтобы вразумить эту сумасшедшую.
Я был уверен, что между нами какие-то глупости. Что она не зайдет дальше прогулок. Не зайдет дальше поездок. Не зайдет дальше поцелуя. Не зайдет дальше двух поцелуев. Дальше одного секса? Долгого, вероятно достаточно долгого, раз мы оторвались друг от друга к утру и потом не могли разжать объятия во время сна.
Но в какой-то момент она же должна остановиться? Это все несерьезно?
– Вот именно. Я душнила. – Кивнув, я пожимаю плечами.
Ася исследует мои губы, обводит их своими, целует медленно, осторожно.
– Тебе надоест, – говорю я, а глаза сами собой закрываются, будто веки налились свинцом. Голова идет кругом. – Очень быстро надоест, поверь. И ты скажешь… – Я прерываюсь из-за очередного нападения со стороны Лискиной. – Скажешь, чтобы я шел к черту.
– Вот и посмотрим, – бормочет она, – кто кого пошлет к черту.
– Значит, хочешь встречаться для…
– Встречаться. Я хочу с тобой встречаться.
Она отстраняется и сцепляет лодыжки у меня за спиной. Слишком заманчивая и удобная поза.
– Но тайно.
– Да. Пока не успокоится Колчин. Не хочу подвергать тебя опасности. Совсем не хочу… Тебе нужно время подумать? – Она улыбается так, будто на что-то намекает.
Я смеюсь. Хочу схватить ее, впиться пальцами в затылок и притянуть к себе. Целовать так, чтобы рычала, как вчера.
Это какое-то испытание силы – смотреть на нее и терпеть. Но она совсем не понимает, что творит.
– Нет. Мы попробуем. Если ты правда этого хочешь. И… никаких тайн. Никаких удаленных переписок. Никакого Колчина.
– Никакого. – Она подцепляет большими пальцами резинку моих штанов и тянет их вниз.
Красноречивый намек, на который тело реагирует без моего участия. Это же так просто – расслабиться. Наблюдать за тем, как меняется выражение ее лица в первую секунду после проникновения, как она хрипло стонет, откинув голову, тянется, чтобы укусить за плечо. Прижимается крепче и позволяет целовать так, что кружится голова.
* * *
Ася уходит растрепанная, сытая и какая-то воздушная. Я слежу за тем, как она пересекает двор, обходит погреба, прыгает через старые, почти высохшие лужи.
Всюду в квартире ее запах, она будто фея, рассыпавшая свою пыльцу. Я брожу по комнатам и ловлю себя на том, что улыбаюсь. В ванной долго стою под душем, пока не осознаю, что наблюдаю за тем, как запотевает зеркало над той самой столешницей, где вчера сидела Ася. Вспоминаю отражение ее спины и волос. Внутри все переворачивается, так что даже прикладываю руку к груди: на миг кажется, что могу почувствовать это физически.
Потом долго изучаю ссадины и синяки – впервые в жизни вижу себя таким.
Колчин вчера и правда поймал меня за домом Маши. Он целенаправленно искал встречи. Был пьян, говорил связно, но заторможенно, будто долго репетировал, готовился, а потом сдали нервы. Он подошел и толкнул меня в грудь:
– Кажется, наш ботан нашел у себя член? – И захохотал как безумный. – Почему Ася? М-м? Почему не любая другая? Вокруг полно серых скучных мышей – тебе такие в самый раз. Ты ее не потянешь, понял? Она сведет тебя с ума… Она же… особенная. – Колчин говорил, как настоящий влюбленный безумец, пока я сгорал от совершенно нового, собственнического чувства.
Ревность – это когда другой говорит о девушке, в которую ты влюблен, и становится больно? Значит, я Асю ревную.
– Она вынесет тебе мозг своими проблемами, комплексами, психами. Ты знаешь, как долго я это терпел? Знаешь, сколько сил на нее потратил? А теперь ее подбираешь ты. Приходишь на все готовенькое. Не приближайся!
Он нетвердо отступил, и я уже было решил, что это конец сцены, но следом получил первый удар по лицу.
– Держись. От нее. Подальше!
И еще один удар. Посерьезнее того, что был в квартире Аси. С травы вставать не стал – к чему это, только больнее будет падать. Их трое, я один. Сел, привалился к тополю и вытянул ноги.
– Она не из твоей лиги. Твой уровень тут. – Он прижал руку к земле. – Ее – тут. – И указал на свою ширинку.
Его дружки захохотали.
Плевать, это все слова, и только.
– Вы двое меня хорошенько разозлили. – Колчин сел на корточки напротив. – Вы меня игнорировали, кинули в ЧС. Это нехорошо.
Я молчал, ожидая продолжения. Колчин явно хотел выговориться, не стоило ему мешать. Он полез в карман, достал телефон и ткнул перепиской в лицо.
– Смотри, не отвечает, дрянь. А раньше знаешь что писала? Показать? «Ой, любимый, бенз кончился, стою на трассе», «Ой, милый, чуть не разбилась, прикинь», «Ой, родной, скучаю по тебе. Блин, ты скоро? Скоро? Скоро?». Как же она меня достала! Одно плохо – ноль инициативы. Асечка умеет только ждать. Только просить.
Теперь эти слова кажутся смешными. Вспоминаю ее другую: решительную. Она совершенно не то, что Колчин о ней думает.
– Ты где? Ты с кем? На ком? В ком? – Его голос разнесся по дворам, будто проник в каждый квадрат девятиэтажки. – Да уж. Весело кувыркаться, да? Весело? Есть что сказать?
– Тогда зачем она тебе, если так тебя доставала? – не смог я удержаться, а он захохотал.
– А сам не знаю, – ответил с маниакальным блеском в глазах.
Он одержим и болен.
Колчин наклонился и дважды ткнул меня в плечо. Я приложил все усилия, чтобы не отреагировать, и он отстал сразу же.
– Посмотрим, посмотрим… А вот ты, друг, что же в ЧС кинул?
Тогда я понял, что кто-то сунул нос не в свое дело.
– Переписку нашу не читаешь. – Он помахал телефоном перед лицом, там несколько незнакомых сообщений и красный значок блока. – Струсил… м-м… девственник?
Я совершенно спокойно на него смотрел и ждал, что дальше. Я уже не сомневался, что Колчин точно психически нездоров, а таких нужно по крайней мере сторониться. Но раз уж не вышло, то лучше всего, пожалуй, выяснить цель столкновения.
– Чего ты от меня хочешь?
– Смотрите-ка, голос прорезался, – тихо ухмыльнулся Колчин. – Асю в покое оставишь?
– Я ее не преследую.
– Ты слова не понимаешь, да?
Дальше последовал новый удар, после которого я не стал терпеть. Драка была недолгой, все ушли довольными, а прежде чем попрощаться, Колчин сказал, что это первое предупреждение.
Первое предупреждение.
Я протираю запотевшее зеркало и снова смотрю на себя. И все-таки это глупо. Лискина и я – какой-то сюрреалистичный сюжет. Она в моей постели, в моих руках, на моей кухне. Она целует, обнимает, хочет «встречаться». Она защищает, приходит сама, ищет. Напрашивается на поцелуи, соблазняет, с полуслова понимает. Ее так много, что я захлебываюсь, потому что раньше не мог даже представить, как держу ее за руку.
Только при одной мысли о том, что произошло, я начинаю смеяться.
Болван, какой же болван!
Но счастливый.