Держись от него подальше

Глава 34

Кострову звонят, и он уходит выполнять срочную работу, едва мы переступаем порог его квартиры. Меня он отправляет в ванную комнату с баллоном пантенола. Хотя на самом деле на бедрах даже нет покраснений. Все прошло еще в машине; кажется, я больше испугалась. Так что раздеваюсь до белья и просто сажусь на теплый пол с телефоном и прислоняюсь к стене – жду, пока впитается пена.

Не успеваю прочитать переписку «курятника» до середины – там какая-то прорва сообщений после месяца тишины, как оживает контакт Колчина.

Фу.

Просто кидаю телефон экраном вниз, перед этим отключив уведомления. Убираю баллон в аптечку. После рассматриваю остальное содержимое шкафчика: запасы шампуня, геля для душа, капсул для стирки. Все стоит ровненькими рядами. Кондиционер для белья с запахом миндаля и яблока. Так вот откуда этот запах! У самой стенки коробка в подарочной упаковке.

– А что за подарок в шкафу?

– От бухгалтерии на двадцать третье! – кричит из комнаты Костров. – Можешь посмотреть. Я не открывал.

А я могу. Разрываю прозрачную упаковку и изучаю подарочный набор. На карточке кокетливые завитушки: «Чтобы наши мальчики стали еще нежнее». И подпись: «Для Тимура Валентиновича».

В наборе четыре дорогущих на вид бомбочки с натуральными маслами, концентрат для ванны «Супер-пена» и набор тканевых масок. Что ж, креативный подход. За такое впору дарить пену для бритья на Восьмое марта.

Но мне на руку «нежные» подарки, так что я не задумываясь выливаю в ванну лавандовый концентрат. Пока набирается «Суперпена», слушаю голосовые от «курочек» и игнорирую всплывающие сообщения от Колчина. Там уже пошли какие-то фотографии, но, честно говоря, это даже не трогает. Пусть хоть весь интернет завалит – кто и чего там не видел в век купальников бикини и «Онлифанс».

Поставив телефон на беззвучный режим, читаю сообщения девочек. Маша пишет, что была рада снова увидеться и очень скучала, а потом опять вздыхает, как хорош Костров. Да уж, знала бы Маша, где и в каком виде я сейчас стою, практически полностью голая, и жду, когда наберется ванна.

Оля просит быть осторожнее и обещает следить за Колчиным в оба. Не хочу о нем. Ни одной мысли больше сегодня не позволю.

Уношу из ванной телефон и ставлю на зарядку. Вячеслав тоскливо наблюдает за моими передвижениями по дому в ожидании прогулки.

– Прости, но это не ко мне. Я отдыхать.

Пес переворачивается на спину, намекая, что самое время чесать его пузо.

– Я в ванную. – Заглядываю в гостиную, где у окна стоит столик Кострова.

Он кивает, на меня не смотрит.

– Ты еще долго?

– Закончу, погуляю с Вячеславом, и свободен. Это быстро.

– Ты не смотришь на меня. Почему?

Он не отрывается от монитора, но пальцы как зависли над клавиатурой, так и не шевелятся.

– Потому что если посмотрю, то брошу работать, а это деструктивно.

Логично. Мне нравится, что он увлеченный. Любит свою работу. Я не центр его мира, он не центр моего. А ему нравится это же во мне, я точно знаю. Но, когда мы вместе, все крутится только вокруг нас. Это имеет особенную ценность, пожалуй.

«Суперпена» поднимается над водой огромной шапкой. Я спешно закрываю кран, чтобы ее остановить, и наконец ложусь в лавандовую ванну. И если мой ботаник прямо сейчас не бросит работу и не пойдет меня искать, пусть пеняет на себя. Я просто накупаюсь и усну.

Хлопает дверь, в квартире воцаряется абсолютная тишина, я остаюсь наедине с собой. Это все чаще доставляет мне удовольствие – вечера в гараже, за машинкой, книгой, домашними заданиями. Я начинаю себя любить.

Открываю глаза и улыбаюсь. Я себя люблю.

Когда меньше всего жду, вдруг меняется освещение – вместо яркого дневного белого загорается красно-лиловое, безумно красивое.

– Костров, ты романтик? – Смеюсь и слышу из-за двери его голос.

– Я однозначно романтик.

Он улыбается, я это слышу и бью под водой ногами от восторга. Даже сажусь на дно в нетерпении: расслабиться уже не могу.

Костров заходит в ванную, снимает футболку. Внутри меня все ликует, внизу живота теплеет от одного этого вида. Похоже, я заполучила самого красивого парня в мире, от которого подкашиваются коленки.

Он садится рядом с ванной, упирается в бортик подбородком и смотрит на меня.

– Что? Ты не ко мне?

– Места мало, – улыбается Тимур.

Эта подсветка делает его космически красивым, аж дух захватывает. Я протягиваю руку и, кажется, впервые без опасений, что он отстранится, свободно глажу его лицо.

Довольно скоро мне становится мало одной руки, и я достаю из воды вторую. Массирую Кострову виски, голову. Разглаживаю морщинки на лбу, напряженную переносицу. Он закрывает глаза, затаив дыхание, и просто ждет, когда я сделаю следующий шаг, без всякой спешки, будто у нас еще очень-очень много времени.

– Эй! – зову я его.

Губы зудят от фантомного ощущения прикосновения. Мне очень сильно хочется целоваться с ним так, чтобы челюсть болела.

– Ты все выбросила из головы?

– Да.

– Значит, я могу приступать к практическим занятиям? – Он шепчет это где-то у моего уха, и его дыхание колышет волосы. Тимур касается их кончиком носа.

– Значит, теория изучена? – Я почти не дышу.

– Да, усвоил некоторое количество информации.

– По методичкам?

– Само собой. В библиотеке. Там все есть, я же говорил.

Он не целует меня, но очень к этому близок, сердце рвется из груди, перекрывая доступ кислорода в легкие, и кажется, что бьется уже где-то в горле.

– Ты присоединишься или как? – нетерпеливо спрашиваю я.

Он толкает меня и заставляет лечь в ванну.

– Или как. Не мешай, – менторским голосом произносит Костров и грозит пальцем.

Он смотрит мне в глаза, и это завораживает настолько, что я не замечаю его рук, а они уже касаются моего тела. Проходят по ребрам, к бедрам и ныряют под коленки. Он раздвигает мои ноги так, как удобно ему, нависает над ванной и коротко, нежно целует, в то время как пальцы описывают совершенно непростительный круг по клитору.

Теорию он выучил однозначно на пятерку.

– Иди ко мне! – Я отрываю пальцы от бортика ванной буквально через силу и тянусь, чтобы затащить Тимура к себе, а он смеется и качает головой.

– Нет, нет, нет, – шепчет он где-то у виска, оставляет там поцелуй, потом крадется к губам и целует мучительно медленно.

У меня голова кружится и все тело сладко ноет – поет, пока на нем играет Костров.

Тимур целует снова и снова. Не понимаю, за что такие пытки, если можно просто раздеться и залезть в ванну! Но в этом что-то есть.

– Я… не… понимаю. – Ловлю губами воздух и всякий раз получаю поцелуй от довольного собой отличника.

– Убью… тебя… Костров…

Я выгибаюсь, хватаю ртом воздух и вцепляюсь в его руку, сжав при этом бедра. Это еще не конец, но очень возможно, что он не за горами. Никогда не пробовала так, даже наедине с собой. Думала, это невозможно, и на лекции Ливанова лукавила, что могу кончить. На деле я сама не знаю.

– Черт! – бормочет Костров и поднимается.

Что-то происходит вокруг меня, но я ничего не вижу. Тимур оказывается за моей спиной, прижимает к себе, целует плечи, шею. Его бедра касаются моих, его ступни не дают моим соскользнуть. Его свободная рука сжимает мою грудь, а я не успеваю даже понять, что из происходящего мне нравится больше.

– Н… н… – Это я говорю?

– М? – Он вопросительно мычит.

Я трясу головой – то ли отрицая, то ли соглашаясь.

Костров мучает мое тело так, будто оно ему что-то должно. Чувствую его поцелуи на шее, за ухом. Его руки, его дыхание в волосах. Он становится единственным существующим веществом на свете, которое строит вокруг меня и небо, и землю, и воздух, – это потрясно.

Проглотив воздух, я откидываю голову на плечо Кострова, а тело делает все само – бедра сжимаются сильнее, неторопливые пальцы двигаются внутри все медленнее, но глубже. Я выгибаюсь, и – да. Это то, чего я ждала. Болезненно пульсирующее по всему телу ощущение – вспышки на одной пылающей огнем точке.

– Да не может быть, чтобы этому… в библиотеке…

– Я тебе говорил, студенты не используют и тридцати процентов возможностей вуза.

Лежу, откинувшись Кострову на грудь, и пытаюсь считать мерцающие перед глазами звезды.

– Ну, как практическое занятие?

– Подожди, это не все, что мне интересно.

– Я живая отсюда выйду?

– Почти уверен, что да. На всякий случай можем надеть тебе на руку пульсометр. Так, ну что, в сознании? Выходим?

– Сейчас? А…

– Куча дел, Ася, давай шевелись!

И он резко встает, заливая пол водой, стекающей со штанов. Снимает их и бросает в раковину. Туда же летят трусы. Я любуюсь им и улыбаюсь. Костров будто не понимает, что только что сделал, – это очаровывает не меньше, чем только что полученный оргазм.

– Тебя что, на руках нести?

– Пожалуй. – Улыбаюсь ему, а он просто подхватывает меня под мышки и вытаскивает из воды. Тело тут же покрывается мурашками.

– Холодно! – визжу я и обхватываю Тимура ногами. Он обнимает крепче и открывает дверь ванной, но становится еще хуже. – Эй, тут же окно панорамное!

– Кроме тебя, я никому не нужен. – Он смеется, уносит меня в спальню, бросает на кровать и нависает сверху. – Готова?

– К чему?

– Вторая глава методички. Лискина, у меня очень много работы, говорил же! Я намерен изучить вопрос со всех сторон!

* * *

– У меня сомнения, – говорю я серьезно.

Костров отстраняется. Между бровей тут же возникает морщинка, видимо запускается мыслительный процесс.

– Ты правда все по книжкам? – спрашиваю.

– Переживаешь, что ты у меня не первая? – Он смеется.

Я вижу облегчение на его лице. Он когда-нибудь поверит, что это все? Что я пропала?

– Ты просто очень старательный и… ответственный.

– Это плохо?

– Это потрясающе!

– Тогда в чем вопрос?

– Не верится.

– Ну давай, пока ты там будешь думать «верить – не верить», я займусь делом. Окей?

– Каким?

– Мы договорились, что ты не болтаешь. – Он мягко целует мои приоткрытые губы. – Вот и не болтай. – И целует в шею. – Просто позволь мне попрактиковаться. – Проходит по груди вниз, к животу. – И не мешай. – Покрывает поцелуями бедра. – Потом, если захочешь, можешь делать со мной что угодно.

О, а я захочу!

– Давать комментарии, жалобы, предложения. Все приветствуется.

Костров спускается еще ниже, снова тянет под коленки, и я наконец понимаю, в чем там собрался практиковаться мой ботаник. Я до последнего не верила, но да, я сейчас узнаю кое-что про оральные ласки. Точнее, стану подопытной в очередном эксперименте.

Ему и правда интересно, он будто рад, что дорвался до меня, а я волнуюсь, потому что слабо представляю, как правильно. Я ничего про это не знаю. Мое убеждение: куннилингус – это событие. Важное. Нужно морально готовиться. Это что-то нерядовое, особенное, скорее всего из порно.

Просто все вокруг говорили, что это круто. А мне казалось, что я чего-то не понимаю. Ну так я поняла. Просто не нужно было суеты.

Костров, видимо, действительно изучил вопрос, и, очевидно, информация не засекречена. Могу себе представить, что это для него просто, как математическое уравнение.

– Как ты… догадался? – На последнем слове я взвизгиваю.

Чувствуется, что это у него впервые, но именно поэтому он и не кажется самоуверенным: прислушивается к приглушенным вздохам и не боится ошибок. Несколько раз отрывается от меня, изучает реакцию – это сбивает, но не критично. Эти паузы, напротив, как-то по-особенному волнуют, будто я чувствую, что мои ощущения во время процесса важнее для него, чем конечная цель.

Костров не боится быть ниже: между ног. Мне кажется, его даже не интересует мой оргазм. Возможно, он начал еще в ванной, чтобы я уже получила свое, – на случай, если ничего не выйдет.

Никогда еще я не чувствовала себя настолько за-любленной. Одно это дает Кострову плюс сто очков. По коже мурашки.

Мои руки сами собой тянутся к волосам. Его пальцы крепко держат мои бедра, потом скользят по животу к груди, и я чувствую, что я вся – от макушки до пяток – принадлежу этому голодному до моих стонов существу.

– Не могу больше!

Я хочу его слишком сильно. Приподнимаю бедра, он за мной, – это напоминает борьбу за удовольствие. Пальцы Кострова присоединяются к языку, чтобы высекать из меня все новые искры. Это хорошо, очень хорошо, но мне мало. Хочу больше.

Мне кайфово, но прямо сейчас я думаю о том, что, если кончу во второй раз, отключусь. Мне может потребоваться много времени, чтобы прийти в себя. Не хочу его терять.

– Пожалуйста, Костров. Можешь…

Он в последний раз проводит языком, садится и нависает надо мной с совершенно довольной пьяной улыбкой.

– Что?

– Хочу тебя. Можно?

– Разве я не твой?

Это не романтическое признание. Он не понимает смысла моих слов, а у меня от этой фразы так сильно екает сердце, что я всерьез опасаюсь, переживет ли оно, бедное, эту ночь. Меня охватывает буря протеста.

– Да что ж ты такой милый, Костров!

– Я милый?

Мы оба садимся, оказываемся лицом к лицу и не сговариваясь тянемся друг к другу: Костров гладит мои волосы, я – его скулы.

Я веду по напряженной шее, по груди вниз. Смотрю ему в глаза и ловлю в них настороженность и подозрение. Забираюсь на его колени и крепко обнимаю.

Он – мой, и это так остро ощущается особенно сейчас, когда крепко прижимаю его к себе, ерошу торчащие во все стороны волосы. Он – моя исполнившаяся мечта о жизни в гармонии, о любви как в самом красивом кино. Космический Костров.

– Что… мне делать? – Он щурится.

Я приближаюсь и мягко, медленно его целую.

Тимур сам тянется к моим бедрам. Мне нужно лишь опуститься.

Взрыв.

Это оказывается очень глубоко и неожиданно хорошо. Костров откидывает назад голову. Вырывается стон, я жадно его хватаю. Его руки сжимают мои ягодицы, притягивают ближе снова и снова. Мне даже не нужно ничего делать, и это удивительное сочетание: быть сверху и быть под чьим-то управлением.

Кайфую. И рассыпаюсь.

Очень быстро, за несколько движений, рассыпаюсь, а потом, повиснув на плече Тимура, чувствую, как мы оба падаем-падаем-падаем. Мне нужно отдышаться, а он дает мне эти блаженные секунды, покрывая попутно поцелуями мои раскрасневшиеся щеки.

Костров валится на спину, переворачивается, подминает меня под себя. Челка падает на лоб, придавая ему такой небрежный, усталый вид. Мы несколько раз ловим дыхание друг друга, несколько раз друг в друга погружаемся. Несколько раз целуемся, а потом все заканчивается, и остается только лежать и обниматься. Долго-долго-долго.

Костров гладит мои плечи и спину, прижимает к себе. Я думаю, что он улыбается, просто обязан улыбаться. Но, когда приподнимаюсь, чтобы посмотреть на него в последний раз за эту ночь, оказывается, что он спит. Пальцы уже почти замерли на моих плечах.

Он кажется беззащитным и настолько моим, что я не могу сдержаться и сжимаю его так крепко, как могу. Чтобы знал, насколько сильно он мне нужен.

– Ребра сломаешь, – бормочет он мне в волосы.

– Заслужил.

– Чем?

– Нельзя быть таким хорошим.

– Я хороший? – Он так сонно и тихо шепчет, что я еле слышу. – Или милый…

Я решаю не отвечать. Слушаю сердцебиение, поглядываю на его фитнес-браслет: пульс замедляется, замедляется. Костров все-таки засыпает. А потом переворачивается на бок и крепко обнимает меня, словно мягкую игрушку.