Держись от него подальше

Глава 27

Оказывается, в его квартире есть спальня. Крошечная, в которой только одна двуспальная кровать и стеклянная дверь в гардероб. Все бело-серое – аскетичное. Однотонное постельное белье пахнет Костровым настолько, что кружится голова. Будто раньше мне доставалась только малая часть этого запаха, а теперь я окунулась в него с головой.

Лежу дышу, уткнувшись носом в волосы Тимура. Копаюсь в них, пропускаю пряди между пальцами, закручиваю в жгутики и тяну. Он обнимает меня за талию, прижимает к себе, и нам становится жарко, но мы ни слова об этом не говорим. Он уставший, расслабленный. На лице воспалилась кожа, рассеченная бровь снова кровоточила, и теперь там запеклась кровь.

Уже светает, а мы до сих пор не вставали с постели. В спальне душно. Тимур открыл окно, но ночь на удивление теплая, или так только кажется. Мы ежимся, жмемся друг к другу, кутаемся под одеялом и переплетаем пальцы снова и снова. Губы устали от поцелуев, а мышцы – от физических нагрузок.

Кажется, это длится вечность, у нас будто безграничный запас сил, хоть это и не так.

Я смотрю на Кострова сверху вниз, а он лениво выводит круги на моем животе, закрыв глаза. Он явно вымотан, но все равно не засыпает и продолжает меня касаться. Я хочу хлопать в ладоши и бить пятками по матрасу, но вместо этого обхватываю его голову двумя руками и крепко обнимаю. Выворачиваюсь, спускаюсь вниз, чтобы укусить в плечо.

– Лискина, ты спать собираешься? Я устал, – смеется он.

– Ты сам меня трогаешь!

– Я так расслабляюсь. – Вздохнув, он утыкается носом в мои волосы, потом ниже, в переносицу, и мягко целует. – Спать, – командует он, но целует еще и еще, а затем и вовсе наваливается сверху, вжимает в подушку и заставляет сердце колотиться так часто и горячо, что болезненно пульсируют артерии.

– Спать, – шепчет в губы. – Спать, спать, – повторяет он, целует в последний раз и устраивается рядом, чтобы снова порывисто поцеловать. – Это было в последний раз, – предупреждает он и закрывает глаза.

Он терзал меня до рассвета, и тело просто поет от перенасыщения Костровым. Голова не хочет отключаться, мне хочется лежать и думать, вспоминать, переваривать эту ночь. Чтобы что-то помнить, нужно чаще прокручивать в голове. Мы помним не событие, а то, как сами себе его рассказали. Я пою про эту ночь, разрисовывая самыми яркими красками то, что со мной сегодня случилось.

Мне не важно, что он там говорит о любви и нелюбви ко мне. В моей памяти он до смерти влюбленный, потому что иначе зачем бы он так обнимал. Не хочу, чтобы он был обманщиком, но подожду, черт с ним. Я же знаю правду.

Костров вырубается, мерно дышит, при этом не отпуская мою талию. Я же перебираю его пальцы, по очереди касаясь подушечки каждого, и улыбаюсь. Точно не усну, тем более что на часах уже пять утра.

– Спи-и, А-а-ася, – шепчет он и окончательно затягивает в объятия. Обхватывает руками, зарывается в мои волосы, зажимает коленями ноги.

Я словно в коконе и борюсь с ним, устраиваясь, пока не нахожу удобное место. Засыпаю, уткнувшись носом в шею Кострова.

Утро наступает непростительно быстро. Я еле продираю глаза и нахожу себя ровно в той же позе, в какой уснула. Костров уже выводит узоры на моих плечах, но на его лице нет улыбки. Я напрягаюсь.

– Доброе утро. – Я прячу лицо на его груди.

– Как спалось? – Его голос звучит невозмутимо.

– Ты очень удобный сосед. – Я смеюсь и понимаю, что, наверное, сейчас предстоит неприятный разговор.

Он молчит с каменным лицом.

– Поговорим?

Тимур садится, разминает шею, но не встает, будто чего-то ждет. Я молча наблюдаю за его спиной. Не хочу говорить, ругаться, выяснять отношения.

У него на ребрах багровый синяк и все еще опухшие костяшки. Без одежды его видеть странно. Вспоминать, что я спала в его руках, – еще страннее. Но я хочу делать так и дальше, а значит, все нужно решить.

– Поговорим, – шепчу в ответ.

Очень хочется придвинуться и поцеловать его спину.

Откинув одеяло, я подползаю к Кострову, обнимаю его за плечи, прижимаюсь грудью к спине и целую выпирающую косточку позвоночника. Потом шею и искусанное плечо.

Тимур молчит, но склоняет голову набок, позволяя целовать и дальше. В животе тут же начинает клубиться вчерашняя тьма, а я смеюсь, встречая ее. Я будто возвращаюсь во времени. Обнимаю Кострова ногами и упираюсь пятками в его бедра. Он ловит мои руки и прижимает к своей груди. Я вижу нас в зеркале гардероба. Костров закрыл глаза, улыбается и держит мои руки.

Улыбается. Закрыв глаза. Он. Со мной.

И выглядит умиротворенным, счастливым. Как ночью.

Если после этого прогонит – я буду против. Потому перевешиваюсь через его плечо, чтобы добраться до губ и отсрочить разговор. Пыл тут же остывает, когда сталкиваюсь со строгим холодным взглядом.

– Поговорить, – напоминает он.

Я киваю и решительно отрываюсь от тела Кострова, хоть мне и кажется, что на секунду он задерживает мои ноги. А потом перебираюсь, сажусь к нему лицом и точно так же обнимаю, но уже сидя верхом на его коленях.

– Ася. – Он качает головой, будто раздосадован моим поведением, а я вжимаюсь в плечи.

– Я хочу говорить так.

– Ты… невыносимая, – вздохнув, произносит он. – Хорошо, но я бы позавтракал. Так пойдем? – И, не дождавшись ответа, встает вместе со мной.

Я висну на его бедрах и хватаюсь за его плечи. Не могу удержаться от смеха, а еще от того, чтобы посмотреть через плечо на наше отражение. Тимур тоже смотрит: он успел одеться, а я полностью обнаженная. Но все равно я чувствую его возбуждение и знаю, что совсем голая могла бы совратить Кострова и избежать разговора.

Только вот он уже несет меня на кухню, и я могу поклясться, что вижу в зеркале его улыбку. В целом этого вполне достаточно.

Он усаживает меня на кухонную столешницу и закатывает глаза, когда я закидываю ногу на ногу и как ни в чем не бывало улыбаюсь.

– Ты такая наглая. – Он упирается ладонями по обе стороны от меня.

– Мне одеться? Тебя это смущает?

– Не знаю. Пока не понял. Не хватает данных для анализа, – сухо рапортует Тимур. – Но это вызывает у меня… определенные эмоции.

– Сексуального характера?

– Не уверен. Возможно. Я бы не хотел, чтобы ты меня так отвлекала. – Он щурится, изучая меня с ног до головы, и по его лицу, как обычно, сложно что-то понять, но я почти уверена, что он доволен. И взволнован.

Хочу еще этих взглядов, поцелуев, укусов. Хочу провоцировать его, побеждать.

Тимур идет к сушке, стоящей в углу, и снимает с нее белую майку, а потом сам натягивает ее на меня и даже выправляет наружу волосы, приглаживая их. Увлекшись этим, он разбирает мои локоны и зачесывает их назад.

– Тимур?

– Прости, отвлекся, – еле слышно шепчет он и начинает готовить.

Я слежу за его руками, длинными пальцами, за тем, как скользит по доске нож.

– Ты собрался кашу варить?

– Да, это самое простое.

У нас разные представления о простом.

За моей спиной стоят большие жестяные банки, видимо с крупами, и Тимур не сдвигает меня в сторону, а просто обнимает, доставая овсянку с полки.

– Итак. Ты залезла в мой телефон.

– Расскажи, что вчера было? – тут же меняю я курс, чтобы не начать оправдываться за свой мерзкий поступок. Мне нравится быть по уши влюбленной, а не виноватой.

– Кофе? – Он дает мне кружку и ставит на столешницу сахар. – М-м… Я шел от дома Маши, она тут рядом живет. Меня позвал Колчин – я проигнорировал. Он позвал снова. Я вынул из холдера пакет и кинул подальше, чтобы Слава не пострадал. Завязалась драка. Закончилось тем, что Колчина и его друга шугнули собачники. Все.

– А он говорил… почему?

– Потому что я игнорировал сообщения, не отстал от тебя. Потому что помешал ему общаться с тобой тем вечером. Что-то в этом духе. Он сказал, что ты ему звонила по поводу меня, защищала «своего додика». – Костров делает себе воду с лимоном и залпом выпивает половину. – Я понял, что-то не так. Оказалось, что Колчин у меня в ЧС. Он был явно не в себе: нес какую-то чушь про то, что якобы меня предупреждал. Итак, вернемся к вопросу: ты залезла в мой телефон?

– Да.

– И подозреваю, что чистила переписку?

– Да, – шепчу я в кружку, чувствуя, как щеки заливает румянец.

– Зачем? Я слушаю.

– Чтобы защитить.

– Разве в каком-либо случае это уместно?

– Я переживала за тебя. Я не отдавала отчета и поступила глупо. А потом, ты был таким милым, что я не решилась все испортить. И да, я из тех, кто может себе такое позволить, видимо. Не знаю. Раньше я так не делала, но, может, не было повода. Прости.

– Ты подорвала мое доверие, – спокойно сообщает Тимур, включая мультиварку.

– А ты мне доверял?

– Я допускал такую вероятность.

Он опирается на столешницу, а потом и вовсе садится на нее рядом со мной.

– Он наговорил тебе разного? – тихо спрашиваю я, касаюсь плеча Тимура, а потом упираюсь в него подбородком. – Дай угадаю. Что я подстилка, вернусь к нему и все такое?

– Меня это не трогает.

– Значит, говорил. Он был пьян?

– Да. Или нет. Не знаю. Явно не в своем уме.

– Я боюсь за тебя.

– Почему?

– Ну… Очевидно, что я не оставлю тебя в покое. А значит, Колчин тоже.

– И почему ты думаешь, что мне это нужно?

Он поворачивает ко мне голову так, что губы оказываются как раз на уровне моих глаз. Я рассматриваю их и бездумно улыбаюсь, а потом тянусь, но Костров останавливает, придерживая меня за подбородок. Наши губы успевают только легко соприкоснуться. Это не поцелуй, но я уже успела снова почувствовать его вкус и теперь хочу большего. Пахнет лимоном и бананом, который он таскал с разделочной доски, пока нарезал.

– Почему ты думаешь, что мне нужны все эти проблемы? Я спокойно жил, никого не трогал. – Он облизывает нижнюю губу, и я как загипнотизированная тянусь к нему снова, но снова не выходит. – И тут ты, и Колчин, и необходимость тебя отбивать. Почему ты выбрала меня? – Он шепчет так тихо, что я не уверена, слышу это или выдумываю.

– Не знаю.

– Почему оно того стоит, по-твоему?

– Разве тебе было плохо?

– Я не гедонист. Я могу прожить без удовольствий, если они мне во вред. Ты явно не на пользу.

– Ты уже так говорил. – Я улыбаюсь и чувствую, что его взгляд прикован к моим губам.

Теперь уж не отвертится – я тянусь к нему в третий раз.

Его губы мягкие, отвечают уверенно и быстро увлекают. Мир вокруг нас охватывает темнота с запахом кофе, лимона и банана.

– А ты не слышишь.

– Не слышу.

– Почему?

– Ты мне нравишься, а я тебе.

– Ты. Мне. Не нравишься.