Держись от него подальше

Глава 37

– Ася…

Он сидит на полу ванной комнаты, прислонившись к кафелю, и улыбается. Волосы мокрые, лицо измученное, серое. Он много курил, судя по запаху. Вероятно, много спал. Его организм всегда реагировал на стресс сном, а я не понимала, как так. На стиральной машинке две порванные пачки таблеток от мигрени. Две упаковки, за сколько он их выпил?

Егор кажется слишком бледным и очень красивым, на лоб падает пара кудрявых прядей. Глаза при виде меня блестят, загораются чем-то живым и теплым. Даже не хочется верить, что этот же человек создает столько проблем своим одержимым поведением.

Я не могу справиться со спазмом в груди. Отвлекаюсь, но он настолько незначительный, что даже не стоит заморачиваться. Просто острый укол в сердце и очередной приступ ностальгии – не более. Я даже пытаюсь представить нас в этой квартире, в этой ванной, в постели, но это кажется искусственным, как старое, заигранное кино. Очень красивое. Однако я уже не маленькая, чтобы верить в происходящее. И это радует почти до приступа смеха, будто после затяжной болезни получила хорошие результаты анализов. Свобода! Самая настоящая.

– Привет.

Я захожу, сажусь напротив. Соня уходит, шумит чайником и курит. Егор ее даже не замечает.

– Сколько суматриптана выпил? – киваю на пачки, потом тянусь и беру обе.

В одной пустой блистер, во второй вскрыта только одна ячейка из двух. Три таблетки – это очень много, обычно одной хватало для очень острого, сильного приступа.

– Ты думаешь, я хотел того… Уж точно не этой гадостью. – Он трет лоб. – Ни черта не помогло. И мерзкий привкус крови во рту. – Он подтягивается на руках за край ванны и сплевывает в нее. Он всегда на это жаловался.

– Егор, сколько таблеток ты выпил?

– Брось. Всего одну. Пачка в ящике лежала пустая, пришлось вскрыть новую, – ворчит он и кивает на открытый шкафчик.

Там ровненький ряд одинаковых коробочек, еще я выстраивала, заранее покупала на случай, если придется искать таблетку среди ночи, а они закончатся.

– Ась… Не волнуйся за меня.

Егор тянется и хочет коснуться моего лица, но я отхожу и качаю головой.

– Ты пришла. – Он кивает – мол, понимаю. Не имею права трогать, а сам продолжает ломать комедию и страдать. – Я тебя люблю. Правда, Ась. Я не понимаю, почему ты не тут. Это же наша квартира.

– Твоя квартира.

– Ась! Ты все тут делала. Мы это зеркало вместе выбирали… и плитку. Помнишь?

– Помню.

Я смотрю на облезлый маникюр и чувствую странное тепло при мысли, что на днях закончила красить стены на кухне. Там теперь всегда закат – я разорилась на вишневый колер.

А при взгляде на черную матовую плитку, которой облицована ванна Колчина, только гора воспоминаний: хороших и плохих. Но однозначно не тех, что хочется вернуть. Все это делалось без нас командой рабочих. Когда я приехала, были куплены даже стильные каменные мыльницы, и мне оставалось только вздохнуть, что я бы лучше не смогла.

Но мне даже уютно и как будто приятно сидеть на полу напротив Егора. Мы с ним словно стали откровеннее после расставания: я не притворяюсь, что мне нравится быть больной им, он не притворяется здоровым.

– Ась…

– Давай к делу.

– Я без тебя не мо-гу…

– Можешь.

– Нет.

– Да. Егор, я тебе не подхожу.

– Подходишь.

– Я себя рядом с тобой не люблю.

– А меня любила? – Он ловит мои руки и пытается прижать их к своей груди.

– Любила, конечно. – Честные слова даже не застревают в горле, но должна продолжить. – Но сейчас – нет. Это прошло. И никто не виноват. Все случилось так, как должно, и ты найдешь ту, кто будет тебя понимать, любить, заслуживать…

Я хочу, чтобы Егор знал: все эти два года проблема была не во мне и не в нем, проблема в нас. В том, что отношения не могут строиться на сексе, ссорах и вспышках отчаянной, удушающей страсти после примирения. Не может на долгую перспективу любовь быть такой.

И он достоин лучшего. Огромного. Излечивающего, а не разрушающего.

– Я тоже тебя убивала…

– М-м-м. – Он трет глаза так, будто собирается их выдавить.

– Егор…

– Что?

– Я не подхожу тебе.

– С чего ты решила?

– Просто давай честно. Ты с чего решил, что ты меня любишь?

– С того, что я жить без тебя не могу.

– А я не могу с тобой. Мы губим друг друга. Ну? Зачем тебе это?

– Прости меня, – шепчет он, хватает за руки, сжимает пальцы. – Прости меня, а? Прости! Я исправлюсь. Хочешь? Хочешь, с додиком своим дружи, а? Я не мешаю, вот! Нисколько. Прости, что думал о вас там… Смешно, да? Ты и он… Смешно. Ну что у тебя может с ним быть, да? После меня какой еще додик? Если я не смог, то он-то куда!

Опять внутри гложет обида. Я молчу.

– Да?

У Егора, кажется, от напряжения лопаются капилляры в глазах. Он смотрит и ждет, что я отвечу: «Да». Я чувствую себя предательницей. Скажу «да» – и не смогу признать, что я и Тимур – это не просто возможно, это более чем реально. Скажу «нет» – и все рухнет, Егор погубит и себя, и нас.

– Да?

Не могу врать – нет сил. Вспоминаю моего ботана, который одновременно такой сильный и такой безобидный. Он не хочет прятаться, не хочет скрываться. Не боится ничего, а я трусиха. Только что говорила, что благодаря Тимуру готова смотреть страху в глаза, а теперь сижу перед моим страхом и трясусь как дурочка.

Но я только что получила моего Кострова. Он только что признался мне в любви. Только что признал, что хочет проводить рядом все ночи напролет. И держать меня за руку в коридорах института. По щекам уже давно льются слезы, как будто мир с Костровым, что я себе уже представила, – это сказка, несбыточная мечта, как письмо из Хогвартса. Я как одиннадцатилетка, которая в день рождения сидит у окна и ждет сову. Час, второй, третий – уже видит себя настоящей волшебницей, а к вечеру понимает, что все это только выдумки.

Я всхлипываю. Егор протягивает руки и сжимает пальцами мои щеки так, что губы вытягиваются в трубочку.

– Да, – шепчу я, чувствуя дрожь во всем теле.

Егор притягивает меня к себе, наши лбы сталкиваются, в нос бьет запах сигарет и алкоголя.

– А че ревешь тогда? – Он отстраняется, дергает подбородком. Голос становится жестким, злым. – Че ревешь?

Все резко меняется. Из умоляющего он превращается в злобного.

– Испугалась тебя.

– Ты? Меня? – Он хохочет. – Ты? Ты же ничего не боишься. Да? Как навалить двести на моцике по трассе – не боишься. Остаться одна не боишься. Бросать меня не боялась. А теперь что?

– Теперь боюсь.

Я должна его успокоить, убедить. Должна успокоить. Должна успокоить.

Но вот проблема – не хочу. Слезы катятся и катятся, ничего не получается.

– Ничего, конечно, – всхлипываю я от своего вранья, оно душу рвет на куски. – Он мой друг и пострадал от тебя. Конечно, я боюсь. – Чувствую, что совершаю прямо сейчас ошибку. – Ты… – Слезы бегут таким потоком, что я больше не могу говорить.

Ощущение, будто только сейчас мне становится ясно, что я пропала совсем. Я страшно, до ужаса люблю Кострова. Я при одной мысли о нем сразу переношусь туда, где чертовски тепло. Представляю, что он сейчас там, сидит где-то на лавочке, ждет меня, скроллит ленту в телефоне, волнуется, смотрит по сторонам и разминает шею.

Колчин тянется ко мне, берет за плечи и крепко обнимает. Гладит по голове так, что больно тянет волосы.

– Тс-с, – шепчет он.

Помимо дыма и алкоголя узнаю запах туалетной воды Егора, это и успокаивает, и заставляет содрогнуться.

– Хочешь, извинюсь перед ним?

Он лжет. Что-то не так.

– Ну, если вы такие хорошие друзья. Хочешь? Завтра же.

Колчин отстраняется, продолжает при этом с силой давить мне на макушку, гладить так, что волосы, кажется, с корнями вырвет.

– Извинюсь. Прилюдно. Я могу, ты же знаешь. Ты только тоже поклянись, что вы друзья. Что сплетни врут. Сможешь?

Он говорит какие-то безумные вещи, как тогда, в машине. И я боюсь, что вторая волна после затишья страшнее предыдущей. И каждая следующая будет все хуже, и хуже, и хуже.

– Егор, что ты несешь? Почему ты просто не оставишь меня в покое?

– Потому что ты ошибаешься. – Он прижимается лбом к моему лбу и даже тянется ко мне губами, которые до сих пор кажутся родными. Он прикасается ко мне совсем невесомо.

Но я успеваю отвернуться.

– Егор, это моя жизнь и мое дело.

– Ты ошибаешься, я знаю. Я не могу тебя потерять. Потом будет поздно, ясно? Я извинюсь. А ты пообещай мне. Поклянись, что будешь держаться от него подальше. Пожалуйста, держись от него подальше. Иначе я не ручаюсь, правда. Только не он.

– Ты же сказал, можно дружить.

– Дружи… Нет. Передумал. Нет…

– Егор!

– Ты ошибаешься. Ты во всем ошибаешься!

– Я приведу Соню, ладно? И она за тобой присмотрит.

– Соня тут?

– Она меня привезла.

– Соня-я-я! – ревет он и, вскочив на ноги, мчится в глубь квартиры, а я за ним.

Он уже схватил сестру за руку и прижал к холодильнику спиной.

– Ты ополоумел? – ворчит она. – Успокойся и не позорься. На, выпей кофе.

Соня совершенно спокойна. Егор ее слушается, тут же затихает и падает за кухонный островок, обняв подрагивающими пальцами кружку с кофе.

– Ты не в себе, псих, – продолжает Колчина. – Ты ее хотел – она тут. Говори что планировал, и мы уедем.

– Ты и она… – выдыхает Егор.

– Закрой рот. Ну? Чего тебе от нее надо?

– Вернуть.

– Ты вернешься? – поворачивается она ко мне.

– Нет.

– Все, – говорит брату Соня. – Вопрос закрыт! Егорушка, возвращают не силой. Она не верит тебе, и она не вернется.

– Но она с…

– Ты веришь сплетням? Даже если она с кем-то снюхалась – это не твое дело, понял? Она не должна ничего тебе обещать.

– Д…

– Не должна.

Он падает лицом в раскрытые ладони, а потом стучится пару раз лбом о столешницу.

– Ненавижу тебя!

– Кого из? – усмехается Соня.

– Ненавижу тебя, Ася. Ненавижу!

– Хорошо. – Я вздыхаю и проверяю ключи и телефон в карманах. – Может, я тогда пойду? Вообще не понимаю, зачем я тут, он даже не был при смерти. Сонь, в следующий раз можно без меня?

Она не успевает ответить.

– Иди! Проваливай! – стонет Егор.

– Окей. И больше не пиши мне, ладно?

– Ладно!

– И не преследуй…

– УБИРАЙСЯ! – кричит он, и кружка с кофе летит в стену и разбивается справа от меня. – Уходи, пошла вон! Не хочу больше тебя видеть! Преследовать ее не надо, писать ей не надо! ДА КОМУ ТЫ НУЖНА?

Это слишком легко слышать, так что я еле сдерживаю улыбку. Смотрю в последний раз на Соню, на лице которой будто на мгновение промелькнул испуг, а потом иду к выходу.

Слышу бормотание Егора за спиной:

– Кем она себя возомнила, а? «Не пиши мне больше, не преследуй…» Да пошла она на хер! Пошла она… Куда хочет!

– Егор, пообещай, что так и есть, что не наделаешь глупостей. – Тон Сони совсем другой – мягкий и ласковый, как у матери, успокаивающей ребенка.

Я смотрю на огромное зеркало во всю стену, в нем отражаются и кухня, и коридор. Там можно рассмотреть Колчиных, вцепившихся друг в друга. Лицо Егора искажено, он, кажется, рыдает, а Соня гладит его по голове и укачивает, как младенца.

Мне тут точно нечего делать.

– Она не пообещала! – ревет Егор. – Не пообещала, что не будет с ним!.. Не пообещала.

– Я знаю, родной, – шепчет Соня, ловит мой взгляд и кивает в сторону выхода, намекая, что мне уже точно пора.

Выйдя на улицу, я иду к парковке магазина, где Соня бросила машину, и останавливаюсь, увидев Тимура, который сидит на лавочке с телефоном в руках и периодически смотрит на часы.

– Тимур…

– Привет, – улыбается он. – Поехали домой?

– Поехали, – отвечаю я и бросаюсь ему на шею.

Он так крепко меня обнимает, что кости трещат. Я опять струсила. Мир опять не крутится вокруг меня, он крутится вокруг моих чертовых страхов.