Держись от него подальше

Глава 24

«Придешь сегодня на игру?»

Женя пишет в личку, видимо понимая, что предыдущее воскресенье выдалось непростым. Я не обижена на пренебрежение Ани, которая так и не дала вставить ни слова, если не считать пары вопросов про сериалы. Мне оказалось неприятно осознать печальную правду – ломать легче, чем строить.

Костров по дороге домой спросил, зачем мне все это. Я пожала плечами. Его задели мои слова про Егора, а поняла я это, только приехав домой и прокрутив разговор в голове еще раз. Ну конечно, задели! Только это была правда. Я любила его достаточно сильно, чтобы от всего отказаться. И сейчас я достаточно свободна, чтобы попытаться все исправить.

Только вот уже неделю Костров пропадает, и я не могу избавиться от мысли, что все из-за меня. У него работа, суперважные проекты – дела. Он предложил провожать меня утром и после пар, но я махнула рукой.

Егор стал так редко приходить на занятия, что я не успевала устать от внимания, ставшего каким-то вялым. Колчина вообще ничего не нервировало, когда Тимура не было рядом. Он мог пройти мимо и не заметить меня, а мог даже сесть поблизости, но у меня ничего не вспыхивало, кроме разве что злости. Его дружки перестали освистывать в коридорах, им надоело. Я будто обесцветилась и слилась со стенами. Со мной стала здороваться староста Света. Стал иногда подходить Женя. Яна спросила, как дела.

«Быть может, в следующий раз?»

Ответ мне самой не нравится. Стоило бы пойти, но я хочу все решить вне игры. Быть может, так будет проще? Подойти к Лене и Ане, попросить прощения. Но не сегодня. Сегодня у меня откат по части социализации.

Крашу плинтус в белый и смотрю «Дикого ангела» с испанскими субтитрами, понимая одну треть, не больше. Зато уши не вянут от плохой озвучки – тормозящей звуковой дорожки и странных голосов некоторых персонажей. Оказывается, это весьма приятная опция, когда ты вроде как будущий переводчик.

Всю неделю без Кострова я откровенно сачкую и пропускаю три лекции из пяти.

Я втянулась в ремонт! Квартира меняется на глазах, и мне все больше нравится жить в ней. За неделю я покупаю подержанный, но чистый диван, вписывающийся в мой скромный бюджет, и докрашиваю стены. Обновляю черной краской дверцы шкафов, добавляя мрачности и без того темной кухне. Безжалостно сдираю со столешницы пленку: она так затвердела от старости, что сама собой отщелкивается.

На свалку уезжает огромная гора хлама. Я прощаюсь с ней и захожу в квартиру с легким сердцем. Определенно приятно возвращаться туда, где все сделал своими руками.

У меня теперь нет шкафа. Нет постельного белья, кроме единственного приличного комплекта из бордового поплина. Нет стопки древних полотенец, которыми никто уже года три не вытирался. Нет кухонного стола и странного мягкого углового дивана, заляпанного чем-то неотстирывающимся. Я ем, сидя на полу, и кажется, что кухня без мебели стала огромной. Из коробок для переезда я еще в самом начале жизни в этой квартире сделала шкаф, просто поставив торцами их одну на другую и прислонив конструкцию к стене. Сейчас моя картонная мебель имеет более усовершенствованный вид: я склеиваю коробки скотчем и добавляю пару новых рядов.

Избавившись от семидесяти процентов старой одежды, я размещаю весь свой гардероб – с полотенцами, постельным и нижним бельем – в двенадцати коробках. Я безжалостно выбрасываю шторы и пыльные занавески. Две сковородки, набор кастрюль с погнутыми стенками и чайник, который небезопасно включать.

Когда-то я была уверена, что зачахну в квартире от тоски. Теперь стою посреди полупустой гостиной и понимаю, что вообще никуда не хочу переезжать ближайшие пару лет.

Я дышу полной грудью. Без страха испачкать шорты сажусь на пол и, скрестив ноги по-турецки, прикрываю глаза. За эту неделю, что я, как муравьишка, приводила в порядок свой дом, у меня было достаточно времени подумать обо всем, что случилось. Без Колчина, который постоянно пишет глупости. Без Кострова, который кружит голову. Без надоедливых знакомых, которые не дают остыть. Без мыслей, что дружбы с Аней я больше недостойна.

Ни разу с девятнадцати лет я не оставалась совершенно свободной и совершенно одной так долго. Я заблокировала Колчина сразу после того, как позвонила ему, увидев те гадкие сообщения, и с чистой совестью жила, наслаждалась собой.

Есть все это время мне было практически нечего, и в ход шли старые запасы: какие-то консервы вроде соленых огурцов, залежи картошки, половина из которой отправилась в мусорное ведро, крупы и остатки спагетти из разных пачек, которых вполне хватило на одну порцию. А на третий день на пороге объявился Костров. Он сказал, что спешит, и молча поставил пакет продуктов у двери. Потом развернулся и ушел.

– Что это было? – Я перезвонила ему, как только увидела, что он вышел из подъезда.

– Сухпаек для сотрудников, – проворчал он. – Правда спешу. Не скучай. – И отключился. Запрыгнул в машину Димаса и исчез из виду.

Это было мило. Его «не скучай». И продукты тоже мило.

В пакете лежали куриное мясо, овощи, фрукты и даже пара шоколадок. Это определенно войдет в топ самого очаровательного, что для меня делали. А я ведь даже не знаю, кто мы друг для друга – это не обсуждалось. Это все круто, волнующе и до дрожи желанно. Как кола в дополнение к бургеру. То, без чего чувствуешь некую пустоту и недосказанность, а потом долго в голове вертится, что упустила возможность и не сделала то, что хотела.

Я скучаю по нему. И живу на автопилоте, но стараюсь наслаждаться одиночеством, очень стараюсь. И мне почти не нужны посредники моего одиночества: Персик и Старушка. Почти. Я учусь вести диалог с собой, а не с воображаемыми друзьями, но пока не всегда получается…

Я сижу на полу в кухне, пью чай с шоколадкой и делаю домашнюю работу. Чувствую себя какой-то чистой, что ли. Я дома. Я не совершаю ошибок. Я готовлюсь к новому учебному дню. Я не тороплюсь.

Звонок в дверь отвлекает и заставляет сердце тревожно замереть, и почему-то даже мысли не возникает спросить, кто пришел.

– Кажется, мой ботаник все-таки соскучился, – бормочу я Персику, который окончательно переехал на кухню, чтобы украсить черную мебель своей белой мордой, распахиваю дверь и сталкиваюсь взглядом с темно-карими злыми глазами.

– Привет, сучка. – Соня улыбается и проходит в квартиру, не спрашивая разрешения.

«Сучка» для нее – это не угроза и даже практически не оскорбление.

– Я не приглашала, но допустим.

– А сесть тут некуда? – Она оглядывается по сторонам.

Я пожимаю плечами и предлагаю одну из двух подушек, которые заменяют диван на кухне.

– Нет, спасибо. – Она брезгливо морщит нос, закатывает глаза, даже тяжело вздыхает. – Ужасненько… А ты сменила стиль.

Она окидывает меня взглядом с ног до головы. Мои волосы не завиты, убраны в небрежный пучок. Я весь вечер закалывала рассыпающиеся пряди невидимками, а теперь на голове полный бардак. Одета в домашнее, макияжа нет: лицо блестит и красное от только что снятой маски.

– Что, с «курицами» своими больше не якшаешься? Вернулась к истокам? Ты странная, – говорит будто сама с собой. Видимо, «курятник» она уже поворошила.

– Что тебе надо?

– Поговорить.

– О чем?

– Ну, скажем так… Ты совершила большую ошибку.

– Да что ты! Какую? От обиженного мальчика ушла?

– Нет. Костров.

– Что Костров?

– Костров – твоя большая… большая ошибка. – Соня ухмыляется, садится на подоконник и достает сигареты, даже не спросив разрешения.

– На балкон! – велю я ей достаточно уверенно, чтобы она закатила глаза и пошла вслед за мной к гостиной.

Соня усаживается в старое офисное кресло, которое я превратила в отличный трон для вечернего просмотра сериалов, и закидывает ногу на ногу.

– Ты Егора разозлила, – задумчиво произносит Соня, постукивая пальцами по подбородку. – Я его таким еще не видела. Он просто бредит Костровым.

– Пусть пригласит его на свидание.

– Не ерничай. – Соня стряхивает пепел прямо на пол, и я морщусь, вспомнив, сколько часов убила на чистку линолеума. – Послушай, я помочь хочу.

– Зачем?

– Потому что я не хочу, чтобы у Егора были проблемы.

– А будут?

– Будут. – Она становится серьезной, затягивается и пару секунд собирается с мыслями. – Он настроен так решительно, что, боюсь, слетит с катушек.

– Егор? – Я смеюсь, а самой тошно. – Да он мухи не обидит…

И мысленно «щелк» воспоминанием о пощечине и драке с Тимуром. А потом еще «щелк» – гнал по улице, не сбавляя скорости. «Щелк» – караулит у подъезда.

– Ты просто никогда его достаточно сильно не злила. – Голос Сони как будто дрожит. – Он и папа – одного поля ягоды, и я могу рассказать тебе пару историй, как мама в ужасе пряталась в детской за кроватями. Хотя тебя это ничему не научит. Костров забрал то, что принадлежит Егору.

– Какая-то чушь…

– Держись от Кострова подальше. Если не хочешь для него проблем.

– Я не верю, что Егор…

– Не веришь? Ася, ты какая-то овца, честное слово. Ну не верь дальше. Скажи, зачем твой Костров за тобой таскался всю неделю после расставания с Егором?

– Потому что… Я хотела, чтобы ко мне никто не приставал. Ну, знакомые, друзья Егора. А что?

– А катаешься с ним зачем?

– Он на работу меня взял.

– Как мило! Принц-ботаник и нищенка. – Она выбрасывает с балкона окурок и впивается пальцами в подлокотники. – Если цель была кое-кого позлить, ты позлила. Можешь расслабиться. А если Костров тебе и правда стал интересен, что странно… У тебя не биполярка, не? Егор и Костров – небо и земля… Так вот, если он тебе интересен – отвали и оставь мальчишку в покое.

– Я не пойму, вы мне угрожаете? – Догадка медленно приходит в голову. Уж не послал ли мне живую эсэмэску Колчин?

– «Мы» – нет, Егор – возможно. А я помочь хочу, уже объяснила. Ты правда думаешь, что нужна Кострову?

– И ты туда же! Вы с ума сошли с этим…

– Я не о том, не приплетай глупую идеологию Егора ко мне. Я сама не святая и в его вселенной просто шваль. Самое прекрасное – я вне этой самой вселенной. Так вот. Не об этом. Костров – и ты? Разве он не скучный ботаник? Ты казалась мне совсем другой. Я думала, найдешь себе грязного байкера или нового мажора. А тут… Чистый непорочный мальчик с голубыми глазками. Ты же этого ребенка испортишь. – Она говорит лениво и мечтательно.

А я вспоминаю, как «ребенок» ставил со мной эксперименты в гардеробе.

– Ты недооцениваешь…

– О чем тебе с ним говорить? Он умный, при бабках. Сам заработал, не то что Егор. Кострову бы серую мышку отличницу, чтобы сопли вытирала и супы диетические варила, а ты же не такая! – Она присматривается, словно прямо сейчас может рассказать, какая я, но, видимо, слишком плохо знает. – Так что? Что он в тебе нашел и что ты в нем нашла?

– Я не пойму, за кем из нас ты хочешь приударить, – ворчу на Соню и приближаюсь к ней, сложив руки на груди. – Поешь так, будто не презираешь нас, а совсем наоборот.

Соня закатывает глаза и вздыхает:

– Рука помощи нам, значит, не нужна. – Ее полные красивые губы изгибаются в улыбке. – Ладно, черт с вами. Мое дело – предупредить. И советую Кострову все-таки отвечать на сообщения, а то вспышку пропустит.

– Вспышку?

Я хочу уточнить, но Соня уже встает и идет к двери. Смотрит на мой шкаф из коробок и фатиновую юбку на диване. На журнальном столике швейная машинка, вокруг которой валяется куча обрезков персикового габардина – новые подушки для кухни. Колчина качает головой, закатывая глаза уже в сотый раз за полчаса.

– И ты тут живешь? Кошмар какой! И стоило уходить из теплого гнездышка Егора ради… этого? Он тебя на руках носил. И носил бы следующие лет пятьдесят, пока бы не сдох от очередной болячки.

– У тебя какие-то приоритеты неправильные.

– Да уж, куда уж мне.

Она больше не произносит ни слова, уверенно идет к выходу, не прощается, даже не смотрит на меня. После нее в квартире остается приторный запах духов и табака, а на душе гадкий осадок, как будто что-то не так. Как будто хочется позвонить Кострову и спросить, все ли в порядке. Как будто хочется удалить Егора из ЧС, просто чтобы знать, если он что-то задумает.

Я на автомате одеваюсь и нахожу себя уже полностью собранной, стоящей на пороге с ключами в руках.

Куда? К Кострову или к Колчину на разборки?

Прижимаюсь лбом к двери и считаю до пяти, продумывая маршрут.