Держись от него подальше

Глава 25

Я хочу все рассказать Тимуру. Мне почему-то страшно. Хотя и уговариваю себя, что Колчин ничего никому не сделает. Кишка тонка. Наверное. Возможно. Не знаю.

Хочу лично увидеть Кострова и, глядя в глаза, рассказать про то, что удалила сообщения. Попросить, чтобы был осторожнее. Объяснить, что, как бы я ни любила Егора, это в прошлом.

Свет в окнах Кострова не горит, но я на что-то рассчитываю. Прохожу мимо припаркованной машины, за рулем которой не сидела неделю и успела соскучиться. Забегаю в подъезд вслед за дедулей, который вышел выгулять смешного бульдога и любезно придерживает для меня дверь. Я могла бы позвонить по телефону или в домофон, но чувствую, что должна прийти лично.

В лифте трясусь, живот крутит от нервов.

– Будь дома, – шепчу я, прежде чем створки лифта открываются. Но, когда жму на кнопку звонка, в ответ получаю тишину, даже собака не лает.

Я тянусь к телефону и гипнотизирую контакт «Мой ботан». Звонить? Сейчас?

Почему-то перед глазами возникает странная картина откуда-то из подсознания – места, где томятся предчувствия и экстрасенсорные способности. Представляю, что прямо сейчас Колчин зажал в углу Кострова, и тут звонит телефон – мое имя, милая фотка на весь экран, и все. Конец. После немой паузы.

Я сижу у двери минуты три, нервно снимаю с телефона блокировку и снова блокирую. Потом спускаюсь и падаю на лавочку.

Боже, Ася, просто позвони ему, это же так легко! Ради всего святого, не тупи!

Но меня уже не остановить. Я обливаюсь холодным потом от выдуманных картинок. Чем дольше сижу, чем сильнее замерзаю, тем страшнее становится.

– Где ты?..

Кручу в руках телефон. Встаю и снова сажусь. Когда слышу шорох лап по тротуару, подскакиваю в надежде увидеть Вячеслава.

Сердце сжимается при виде знакомой морды и опускается вниз. Пес один. Поводок с холдером волочится позади, пакеты разматываются и лежат в траве, как шуршащая новогодняя мишура.

– Вячеслав, где Тимур? – Сажусь на колени, и пес начинает лизать мне лицо – радуется. – Пошли искать. Давай!

Не мог Вячеслав без причины убежать.

Снимаю холдер, собираю пакеты, прежде чем выкинуть их в ведро, и беру в руки поводок. Бегу по двору мимо однотипных девятиэтажек, потом сворачиваю на тротуар. Обхожу район, петляю по тропинкам между домов, вокруг детских и спортивных площадок с погнутыми кольцами для баскетбола. Не знаю, что ищу. Тело Кострова, скрюченное под кустами? Слава послушный, не стал бы просто так сбегать. Разве что заигрался с теми пакетами. Они его, кажется, сводили с ума.

Мне вроде смешно от собственной паранойи, но Соня же зачем-то притащилась? Она же чего-то от меня хотела? Но, с другой стороны, Егор не из тех, кто машет кулаками. Кажется.

Кто в двадцать первом веке ходит драться? Так не бывает.

Дохожу до нашего двора насмерть перепуганная – уже раз десять меня захлестнуло волной истерии. Останавливаюсь перед погребами и смотрю на окна Кострова. Как же хочется, чтобы сейчас в них загорелся свет! Я будто даю ему последний шанс, как в фильмах, где герой появляется на перроне за три секунды до того, как уезжает поезд с его любимой. На всякий случай решаю пройти еще раз мимо подъезда Кострова и замираю в двух шагах.

На лавочке, где полчаса назад была я, сидит сгорбленная фигура. Расслабленно повисшие кисти, опущенная лохматая голова. Прежде чем новый приступ волнения сковывает тело, из живота по всему телу разлетаются хищные кусачие бабочки. Нереально так скучать. Хочу просто Кострова обнимать, даже не целовать. Это однозначно важнее. Зарыться в него, спрятаться, не выпускать из дома.

– Тимур?

Голос сипит, словно связки от долгого молчания задубели, сердце больно сжимается. Я хватаю ртом воздух. Вячеслав рвется с поводка.

– Тимур? – А это уже похоже на вопль.

Сорвавшись с места, я бросаюсь к нему и осторожно опускаюсь на колени. Это он, Костров, просто потухший, как сгоревшая лампочка. Костяшки в крови, бровь и скула припухли, взъерошенный и помятый.

– Эй! – Я касаюсь его коленей, пальцев, лба. Поднимаю голову, чтобы заглянуть в глаза.

Но он не шевелится, просто хрипит и тихо шепчет:

– Погоди.

Жестами просит мечущегося Вячеслава успокоиться. Тот, кажется, что-то понимает и послушно садится рядом.

– Прости меня, блин, прости, пожалуйста! Эй…

– За что? – У него очень-очень тихий голос. Как-то неестественно, будто передо мной не Костров.

Я поднимаю его голову, придерживая за подбородок. Стараюсь выровнять, чтобы смотрел на меня и не заваливался, ищу взгляд. Привычный, прямой. Такой, что пронизывает до самых косточек. Но Костров все такой же «никакой», только брови, как обычно, сведены к переносице.

– Пошли скорее домой.

Он странно смотрит, так что внутри у меня холодеет, но я все равно тащу к подъезду неуправляемое, слишком расслабленное тело. Ключи гремят у него в кармане, я достаю их сама, не слушая возражений.

В лифте он заваливается спиной на стенку и стоит, опустив голову, будто напряженно о чем-то думает. Слава бьет хвостом по кабине, ждет, когда разрешат радоваться. Костров плетется за мной в квартиру. Молчание давит, убивая нервные клетки.

– Тимур, что… Скажи что-нибудь.

Я скидываю в прихожей обувь, без спросу помогаю расшнуроваться Тимуру и не слушаю его протестов. Волоку в ванную буквально силой, усаживаю на край, тянусь, чтобы снять с Кострова куртку, и наконец получаю обратную связь.

– Уходи. Пожалуйста. – Он смотрит прямо в глаза, снова живой.

Брови все так же сведены, губы напряжены, во взгляде такой холод, что я не могу выдержать и отворачиваюсь.

– Нет, я помогу.

– Ты не понимаешь? – Он говорит слишком горячо, будто впервые по-настоящему вспылил. – Для тебя это шутки? Ты залезла в мой телефон, да?

– Тимур…

– Ты отправила Колчина в ЧС?

– Я хотела…

– Ты влезла в мою жизнь. Установила порядки. Пробралась так глубоко в голову, что… – Он замолкает, качает головой, отрицает собственные слова, будто сказал лишнего. – Я не верю тебе и хочу, чтобы ты ушла.

– Это же он сделал, да?

Внутри, словно пламя, разгораются страх и злость, руки сами двигаются. Я снимаю с Кострова куртку, потом футболку. Он не сопротивляется, но и не одобряет. Не отбивается, и это еще страшнее.

– Уходи. Что мне сказать, чтобы ты ушла? Убирайся давай! Этот детский сад меня достал! Можно вы продолжите без меня, а?

– Да почему?!

Мой крик в ответ его не устраивает, Тимур вскакивает и берет меня за плечи. Несильно, но ощутимо толкает к выходу.

– Хватит за мной ходить! Хватит таскаться, рядом сидеть, вмешиваться в мою жизнь, хватит!

– Ты сам… – Обида горячей волной проходит по всему телу, ощущаясь на физическом уровне. – Ты же сам…

– С собой я сам разберусь. Зачем я тебе, а? Мы разные. Несовместимые. На практике это не работает. Ты нас только угробишь. Между нами ничего нет! Просто мы так непохожи, что сейчас тебя это подстегивает, но, если твоя настоящая любовь – отморозок Колчин, нам явно не по пути. Если ты можешь залезть в чужой телефон, значит, это уже не то, что мне нужно. Если ты просто увлеклась экспериментом со странным ботаником, чтобы поставить зарубку, – уволь. Я жил без чувств и прочей херни всю жизнь и дальше проживу. Да ты, пока встречалась с ним, всю жизнь перекроила! Это насколько же глубоко он в тебе сидит, что ты себя до сих пор где-то там ищешь, вытаскиваешь, сшиваешь? Будь честной. Придурок бывший – это не порок, с кем не бывает. Люди меняются, вырастают и перерастают. Но бывший-преследователь и ты, которая до сих пор ищет на задницу приключений, скрывает что-то, – это уже неправильно. Я быть пушечным мясом не хочу.

– Не надо так…

– Хватит.

Он перехватывает мою руку с зажатым в ней полотенцем и не дает вытереть грязь с лица.

– Это ты хватит, – тихо бурчу я в ответ, высвобождаюсь и упрямо тянусь к ушибам.

– Ася! – Он уже не сопротивляется, но морщится. – Почему ты не понимаешь меня?

– Логики не вижу. Ты мне нравишься, и ты мне нужен.

– Тебе так кажется. Так проще и безопасней. Я безопасный. И безобидный. Сердце не заберу и соответственно не разобью. Но скоро тебя отпустит, а я останусь. – Он хватает меня за руки, смотрит в глаза будто в поисках правды. – И я не о себе и своих чувствах переживаю. Я не хочу, чтобы ты себя обманывала. И втягивала в это других. Я случайный человек, который оказался между вами и…

– Замолчи.

Он не случайный.

Он не побит в мясо, но помят. Кровоподтеки, синяки, пара ссадин. Все несерьезное – заживет как на собаке. Но сейчас я хочу заботиться о нем и одеяло подтыкать во сне, если нужно. Пусть делает что хочет, а я остаюсь.

Слезы катятся из глаз, заливаются в губы, и их солоноватый привкус кажется слишком горьким. Я судорожно всхлипываю, но держусь, чтобы не заплакать навзрыд.

Костров сидит на краю ванны и внимательно наблюдает за тем, как я молча вытираю ему лицо и руки. Как достаю хлоргексидин и промокаю каждую ссадину. Иногда хрипит, иногда еле слышно стонет, но ни слова больше не говорит.

– Я не хотела…

– Когда человек не хочет, он не делает.

– Я НЕ ХОТЕЛА! – Мне приходится прикрикнуть на него, строго глядя в глаза, но это не работает. – Правда. Я увидела эти сообщения и решила, что должна тебя оградить. Ты ни в чем не виноват и их не заслужил.

Он кивает:

– Защитница, значит?

– Я не знала, что станет только хуже.

– Как ты со своей больной логикой до двадцати с хвостиком дожила, а? ЧС – это, конечно, современный способ решения проблемы, но игнорирование – это не выход. Никогда. Это просто слабая попытка закрыть глаза на происходящее.

– А как же… Быть мудрее?

– Быть мудрее – не читать и не провоцировать. Предупреждать катастрофу по мере необходимости. Но закрыться – это потерять контроль. Пока я читал эти смешные угрозы, я знал, что происходит по ту сторону. Ты правда не понимаешь?

– Я больше не бу…

– Больше не надо, – выдыхает он. – Влезть в телефон – это уже слишком! Нет. Это не тот уровень доверия, который я…

– Прости, я хотела как лучше!

– Нет.

– Тимур!

Я делаю к нему шаг. Замерев между коленей, кладу на них руки, чтобы хоть как-то касаться. Это должно стать проводником моего тепла к нему – он кажется замерзшим.

Костров задерживает дыхание, как только я вторгаюсь в его личное пространство. Не качает головой, не говорит ничего, но каменеет. Я, кажется, слышу его бешено бьющееся сердце, и это придает сил.

– Я не хотела плохого…

– Мы явно из разного теста. И нам явно не по пути, понимаешь?

– Да что вы все заладили? Откуда вы вообще знаете, из какого я теста? Ты мне нравишься. – Это звучит так тихо и вопросительно, словно я обращаюсь к самой себе, а потом подтверждаю: – Нравишься.

– А ты мне нет.

– Врешь же!

Мне так важно знать, что врет.

– Откуда знаешь? Я из-за тебя только встреваю куда-то. По своей воле я…

– Гардероб в институте был по твоей воле, – шепчу я уже так тихо, что ему остается только читать по губам. – И ты сказал, у тебя тоже пираньи тут, – прижимаю руку к его животу.

Костров напрягается, пытаясь отстраниться.

– А-а-ася, – тянет он. – Ася, прекрати!

– Почему?

– Это для тебя просто очередной романтический фильм. Ты, блин… Ты играла так долго с Колчиным. Все было ярко, кинематографично. Со мной ничего такого не будет. Я другой человек. Эмоции, драмы, ревность – все туда. За этими энергетиками не ко мне. Адреналин – тоже не мое. Скажи, это спортивный интерес?

– Нет.

Я пожимаю плечами, делаю микрошаг и мечтаю, чтобы Тимур посидел вот так смирно еще немного. Он такой теплый, такой обнаженный и телом, и чем-то похожим на душу. Беззащитный – бери и рассматривай под лупой.

– Нет, – шепчет он уже совсем севшим голосом. – Я не верю тебе. И не верю, что я тебе нужен.

– Нужен.

– Зачем?

– Ты…

Я прижимаюсь лбом к его лбу, ловлю его дыхание. Внутри все содрогается, когда Костров делает глубокий вдох, ощущая мой запах. Хмурится и кривит губы.

– Ты не понимаешь, – хрипит он. – Для тебя это…

– Нет.

– Да.

– Нет. Правда. Я просто глупая. Это не злой умысел, правда.

– Глупая, – смеется он. – А я вот боюсь, что очень-очень умная.

Он цепляется за мои плечи, будто прямо сейчас оттолкнет.

– Не делай этого, – шепчу я ему. – Пожалуйста. Не отталкивай…

– Почему? Что я могу тебе дать?

– Пожалуйста! – А я могу себе представить, что он может. Я даже очень хорошо могу.

Я вижу все его «эксперименты» как нечто прекрасное и новое для меня. Я хочу, чтобы он изучил «нас», как делал это в гардеробе и на лекции. Хочу видеть, как в его глазах загорается чертов маниакальный интерес к «знаниям», а я главный их источник. Хочу слышать его смех. Хочу его шокирующих шуток, неожиданной помощи. Его пинков под зад, способных заставить меня саму пойти меняться, а не под чьим-то умелым руководством. Хочу его молчаливой поддержки и неловких комплиментов. И внимательных взглядов. И умных глаз.

Я. Хочу. Его.

И это желание стремительно застилает глаза, будто я уже уверена, что он мой. Костров все никак не дойдет своим огромным мозгом до такой простой истины.

У меня от него все – и искры из глаз, и сердце в пятки. И я уверена, что у него от меня тоже. Я впервые чего-то так хочу. Как сумасшедшая, для себя. Он же такой крутой, почему он не может быть моим? Я не понимаю.

– Я не обещаю тебе ничего, – шепчу я ему прямо в губы, подойдя так близко к нему, что от каждого вдоха наши животы соприкасаются.

Даже сидя на краю высокой ванны, он все равно выше. Если расслаблюсь, то уткнусь в кадык, по которому стекает капелька воды.

– Я сама не знаю, что со мной. Но мне так нужно…

– Замолчи.

– Мне нужно. Я не шучу. Не играю. Не использую тебя. Просто… – Он зол, становится все злее, а я все равно целую уголок его губ. – Просто, пожалуйста… Я так испугалась! Мне страшно, что ты выставишь меня до того, как поцелуешь. Ты уже неделю меня не целовал, о каких энергетиках речь?

Он сжимает мои плечи еще сильнее – возможно, останутся синяки. Смотрит в глаза, сглатывает слюну. Задерживает дыхание, избегая моих рывков к нему. Рычит на меня.

– Я ничего не обещаю. Но я знаю, что ты врешь мне, когда говоришь, что я тебе безразлична.

– Я такого не говорил, – хрипит он.

Сердце проваливается в черную бездонную яму, и, пока оно лежит, я не в силах сделать вдох, а кровь леденеет и останавливается в венах.

– Я сказал, что ты мне не нравишься. Но не говорил, что безразлична.

И чтобы это ни значило, но в итоге я получаю охренительный поцелуй.