Глава 15

Вот уже неделю я вожу Кострова, следуя правилам: никакой болтовни о личном – мы не переходим грань, мы не друзья.

Порой мне кажется, что Тимур хочет что-то спросить, но не решается или не находит повода. Я всегда в эти минуты напрягаюсь и жду, но увы. В итоге он просто выходит из машины, даже не попрощавшись. Эта недосказанность сводит с ума. Хочу, чтобы он уже со мной поговорил. Или что ему там от меня нужно? Поэтому, когда слышу его вопрос, не сразу понимаю: действительно со мной заговорили или это игры разума.

– Как твоя борьба с монстрами? – Мы подъезжаем к офисному зданию, когда Костров нарушает тишину.

Час ехали по пробкам до его работы в абсолютном молчании. Я уже думала, что это будет очередная скучная поездка.

– Ты про…

– Ну, неделя прошла. Егор не достает?

Костров не отрывается от ноутбука, который стоит у него на коленях. Даже по дороге он весь в работе.

– Его опять не было на учебе, телефон молчит. Может, он что-то понял и больше не полезет? А может, опять загремел в больничку. Понятия не имею.

Гипнотизирую взглядом поворот к «Голду», задумываюсь, не проехать ли мимо, чтобы продлить беседу. Я неделю ждала, что мой космический напарник заговорит. Я что, не заслужила лишних пяти минут? Вот сейчас бы перестроиться, чтобы свернуть. Давай. Последний шанс. Ой.

– Куда ты едешь?

– Проморгала поворот. Можешь оштрафовать.

– Да ничего страшного, подъезжай к зданию с другой стороны.

Я улыбаюсь, Костров это замечает и тяжело вздыхает:

– Ты это специально?

– Да, – честно отвечаю ему и, как только притормаживаю на светофоре, поворачиваюсь, чтобы понять, зол мой начальник или нет.

Он не зол. Он в недоумении.

– Зачем?

– Ты со мной заговорил, а мне нравится говорить. Использую шанс на полную.

– Мы договаривались…

– Ты сам нарушил правило. А еще всю неделю на меня пялился, будто что-то хочешь сказать, а рта так и не раскрыл. Что на это скажешь?

– Я не обязан оправдываться.

А я не обязана скрывать, что он пялил-ся. Я не одна такая сталкерша! Даже на душе теплеет.

Костров за мной исподтишка наблюдал последние дни, а может, и дольше – просто не замечала. На парах поглядывал в мою сторону и по вечерам в библиотеке. В кафе уже три дня покупает нам обед и даже желает приятного аппетита. И в одну секунду, когда кажется, что во время перерыва на сэндвич и кофе будет беседа, уходит в себя, в свой телефон, ноутбук, планшет или книгу. Чтоб его!

Если не услышу голос Кострова, приду к нему этим же вечером и заставлю декламировать стихи. Мне его голос до чертиков нравится. Он у него потрясающий. Вещи он говорит потрясающие. А когда не говорит, потрясающе интригует, так что я ни о чем другом не думаю. Этот тип хорошенько потрепал мне нервы за эту неделю.

Костров явно не знает, как можно дружить, не переходя границы, или не понимает, как сделать ко мне шаг. Да я понятия не имею, что в его космической голове. Это мое маленькое расследование: зачем за мной наблюдает Костров? Что ему от меня нужно? Когда его оборона треснет и я смогу пойти в наступление?

– Поговори со мной. Я соскучилась.

От моих последних слов Тимур меняется в лице. Я не могу понять, о чем он думает, но это что-то новенькое. Он смотрит на часы, кажется намекая, что опаздывает, только какой-то странный намек. Тимур не отрывает от экрана глаз гораздо дольше, чем могло бы потребоваться, чтобы уточнить время. Его щеки стремительно розовеют, он наконец отводит взгляд от часов и шарит глазами по потоку машин. Я снова проезжаю поворот.

– Привези меня уже на работу, или не оплачу рабочий день.

– Костров, я устала неделю ждать. Можешь ты мне что-нибудь сказать?

– Что ты хочешь услышать?

– Ну, вот сегодня, например, мы встретились, как обычно, у машины, а ты пару секунд ждал, прежде чем отдать ключи. Что хотел сказать?

Эта интрига сводит меня с ума.

– Я… – Он подбирает слова, которых, видимо, в голове умного мальчика не хватает.

Ой, как жаль, что кто-то гений только в пределах своего ноутбука, а как окажется рядом живой человек, так «мы не будем дружить, болтать о личном, переходить границы». Если бы я не чувствовала недосказанности, слова бы не сказала. Но Костров пялится на меня, а я пялюсь на него: уже выучила все жесты, повадки и все оттенки радужки его глаз. Если долго поддерживать с Тимуром зрительный контакт, он краснеет, закашливается, роняет все, что держит в руках. Почему?

– Ну… давай скажи.

– Ты выспалась сегодня.

– Что? – Не могу не рассмеяться.

– Ну. Лицо. Свежее. – Он говорит это с такими паузами, что я снова пропускаю поворот, пока жду окончания неловкой фразы. – Да ты заедешь на парковку или нет?

– Ой, прости, я такая рассеянная. Мне тут, знаешь ли, комплимент сделали. Ну-ну, и что там с моим лицом?

– Ася! – Строгий голос Кострова никак не сочетается с моим мягким именем.

Вот теперь краснею я. И улыбаюсь от уха до уха. Мне нравится, как звучит мое имя, нравится, как его произносит Костров. С упреком и еле заметной теплотой.

Продолжай, космический мальчик. Слишком редко общаемся, и всякий раз таю от любой формы, будь то прикосновение, слово или неловкий жест в мою сторону. В среду я ему на прощание руку пожала. Костров смотрел на наши переплетенные пальцы, словно от них исходил магический свет. С тех пор моя цель – прикоснуться к его руке снова, это на него плохо (хорошо) влияет.

– Если не признаешься, что хотел сказать утром, я буду кружить по району, пока не кончится бензин, а у нас полный бак.

– Я тебя уволю. – Он вздыхает.

Мне не страшно, потому что эта неделя была идеальной. Я выполняла работу: виртуозно объезжала пробки, вовремя приходила, не нарушала правила.

– Я не стану говорить, что ты красивая, – вдруг произносит он.

Я едва не сбиваю пешехода. Резко торможу. Костров едва успевает захлопнуть ноутбук, чтобы от сближения с приборной панелью у того не отломилась крышка.

– Ну вот. Так и знал, что не стоит.

У меня колотится сердце и подрагивают кончики губ. Он не станет говорить, что я красивая, но он имеет это в виду? Но он бы этого хотел? Я совершенно сегодня не старалась – волосы в хвост, серый флисовый костюм и черная дутая жилетка. Но он пялился, прежде чем отдать ключи. Он не станет говорить, что я красивая. Даже в таком виде я красивая?

– Ты жива? Я тебя сломал?

Заворачиваю к бизнес-центру и торможу у входа.

– Ты вроде поговорить хотела.

– Ага…

Я красивая. Даже не старалась. Просто удобно оделась и выспалась.

И когда это не говорит Костров, у меня словно пираньи вгрызаются в солнечное сплетение. Оттуда по телу разливается свет. Сижу, представляю себе, как это могло бы выглядеть и что вообще такое это солнечное сплетение.

– Ладно, ты тут переваривай информацию, а я пошел. – Он выпрыгивает из машины, оглядывается пару раз, а потом останавливается у входа в «Голд» и смотрит на меня несколько долгих прекрасных секунд.

Да мой ты хороший! Меня разбирает смех, и его тоже, как будто мы каким-то образом связаны.

Костров закатывает глаза, машет мне, чтобы освободила место подъезжающим и припарковалась уже.

Ну вот, завела разговор на свою голову. Теперь не могу перестать об этом думать. Нахожу место для парковки и начинаю скучать. Книга не читается, сериал не смотрится, хотя я подготовилась к долгому ожиданию и скачала целый сезон. Тимур мог бы провести меня в свой кабинет в любой другой день, чтобы я там ждала, сидя на диванчике, но сегодня у него презентация.

Отвлекаю себя листанием ленты в соцсетях, потом плавно перехожу в альбом с фотографиями. Я красивая. Это он меня еще раньше не видел!

Пролистав галерею на три года назад, зачем-то бережу рану и любуюсь тем, какой была до Егора. Дерзкое каре. Разные оттенки розового каждую неделю. Яркий неидеальный макияж, вечные отпечатки туши для ресниц под глазами как дополнительный слой подводки, сережка в языке. Кожаная юбка и кроп-топ. Цветастые платья в пол. Во всем этом я ходила на квизы и теперь могу по фотоотчетам проследить, как превращалась в девчонку Колчина, имени которой не знает половина группы и пятая часть параллели.

Вот я смыла розовый цвет. Вот перестала ярко краситься. Вот впервые пришла на игру в джинсах и белой рубашке. Вот впервые надела каблуки. Вот волосы уже до плеч, на мне приличный бежевый костюм, и я даже не улыбаюсь на фото; со стороны кажется, что мне неуютно в компании друзей. Последнее фото полтора года назад. Я пришла на игру, хотя, точно помню, Егор был против. Он встретил меня из бара и ехал домой какой-то невероятно долгой незнакомой дорогой часа полтора. Все полтора часа он кричал и психовал. Одна из тех крупных ссор, что казалась концом не только отношений, но и целого света.

Ну вот, теперь хочу выйти из машины и проветриться как следует.

Я красивая?

Нет, я считала себя красивой тогда, когда менялся образ каждую неделю. Устраивала безумие на голове и в одежде, привносила хаос в свой мир с помощью пигмента для волос. Колчин мог делать мне комплименты, когда была идеальной. Костров – когда сижу рядом в спортивках и с хвостом на голове. А я себе делала комплименты только тогда, когда не узнавала собственное отражение утром в зеркале, потому что вечером пришло в голову покраситься в черный.

«А ты надолго?»

«Еще часа четыре. Задерживаюсь. Оплата у тебя почасовая, иди поешь. Отвечать не смогу».

После этого сообщения я вылезаю на улицу и полной грудью вдыхаю осенний воздух. Хорошо, тепло и прянично-сладко. Пахнет кофе – по району, как веснушки по лицу, рассыпались кафешки: некоторые так и не убрали уличные столики в надежде на бабье лето.

Я бреду по тротуару и поглядываю на вывески, выбирая, где остановиться, когда на телефон падает перевод от Кострова «на кофе».

– Ни фига! – Глядя на сумму, я присвистываю.

Костров умеет кофеек попить, если думает, что он столько стоит. Только потом я понимаю, что это, должно быть, та самая почасовая оплата за сегодня плюс за прошедшую неделю.

Мы отлично сработались, но пока не говорили о деньгах. Мне нравилось возить его на пары, с пар, в бизнес-центры, в пункты доставок. Он и правда много бы тратил на такси со своими передвижениями по городу. Вечером в среду он попросил отвезти его в большой продуктовый, где все товары продаются упаковками, и закупился на месяц вперед, объяснив мне, что это очень выгодно и не так энергозатратно. Я только присвистнула, рассматривая упаковки йогурта, коробки сока и бутыли с водой. Сама купила только пачку макарон и два кило недорогих сосисок. На прощание пожала ему руку.

Непременно сделаю это снова!

Тоскливо разглядывая итоговую сумму на балансе, я представляю, как бы сейчас сходила на эти деньги, например, в салон: освежила цвет. Купила пару крутых шмоток и почувствовала себя прежней.

Сердце екает, когда на экране мелькает чат «А я говорила», где начинают обсуждать воскресный квиз. По очереди отписываются Женя, Яна, Аня и Лена. Все идут.

Насмотревшись фотоотчетов, сохраненных в галерее, на секунду думаю: вот бы сейчас ответить. Открыть чат, написать: «Я в деле». Нарядиться, накраситься, обсыпать щеки блестками. Хочется вспомнить, каково это – чувствовать, что ты в чем-то хороша, и узнать, хороша ли спустя столько времени. Каково это – быть среди старых друзей. Каково это – прийти к ним и услышать: «Тебя не узнать».

Я думаю, думаю, глядя на собственное отражение в витрине, а потом быстро, в одну секунду решившись, пишу: «Я приду». Даже без этого мерзкого «можно». Ну не удалили же они меня из чата, значит, будут рады видеть. Прячу телефон в карман и глубоко вдыхаю, до боли заполняя легкие воздухом.

Черт возьми, это было сложно. И теперь истерический смешок вырывается из груди: один, второй, третий. Телефон в кармане оживает; почти уверена, что в чате ответили.

Жмурюсь.

Либо они написали, что больше не хотят меня видеть, просто удалить забыли, либо в воскресенье у меня планы на вечер.

Достаю телефон, открываю глаза и чуть не плачу, когда вижу короткое: «Отлично». Это Женя. Я не сомневалась, что ответит именно он. Следом пара смайликов от Яны.

У меня. Планы. На воскресенье. И я хочу быть готовой.

Сомнительно, конечно, что я успею все за четыре часа, да и деньги нужны для другого – коммуналка, продукты, чтобы не есть каждый день картошку с рисом. Но мысли уже не остановить. Я хочу в понедельник рассматривать фотоотчет и радоваться, глядя на себя. Мне так это нужно! Просто еще раз попробовать зайти в реку, чтобы понять, мое ли это, и, если нет, двигаться дальше.

Кусаю губы, верчусь на месте: сейчас или никогда – пафосно, но правдиво! Еще каких-то полчаса, и я точно ничего не успею.

Достаю телефон, роюсь в контактах: мы в центре, раньше тут работала Карина, подруга-колорист. Она давно уже завязала, родила дочь и начала шить трусы, вместо того чтобы делать окрашивание.

– Да-а, – лениво протягивает она в трубку.

Мы не общались месяца три, а то и больше. Дружба сошла на нет, когда «наши мужики» не нашли общего языка, и с тех пор мы созванивались только по делу. Я иногда обновляла у нее блонд, а она просила меня переводить на английский ее посты в соцсетях.

– Привет. Мне нужно вытащить со дна волосы! Выручишь?

– Издеваешься? – спрашивает Карина. – Элька спит – это раз, прям щас ни пигментов, ни оксидов, ни красок нет – это два. – Она молчит какое-то время, пока я выдумываю оправдание, а потом вдруг продолжает: – Ну, так дела не делаются, ну! Ну блин. Ну хочешь, маме наберу, не знаю… Пойдешь? У нее свадьбы закончились, но она там ниче особенного не сделает – затонирует, подстрижет.

– Давай, давай!

– Ну иди к ней. Помнишь где? Я ща наберу. Ну ты даешь… Все, давай, фотку скинь потом. – И она отключается.

В груди бешено колотится сердце, будто я только что решилась на серьезную операцию, а не на смену прически. Еще охватывает страх опоздать потом к Тимуру – колени дрожат. Опять.

Я бегу в сторону салона, где мама Карины снимает кабинет. По дороге получаю от нее сообщение, чтобы купила какой-то там пигмент, какой-то там оксид, адрес магазина и артикулы. Пока ищу на карте нужное место, даже руки подрагивают. Я шарю взглядом по улице и чуть не взвизгиваю, увидев вывеску нужного отдела в ТЦ через дорогу. Мчусь на красный, мысленно подсчитывая бюджет. Так ли часто нужен водитель Тимуру? Хватит ли мне зарплаты на моей новой работе, чтобы сейчас все спустить на себя, любимую, и потом не умереть с голоду?

Но стоит залететь в отдел, и мысли эти как-то растворяются. Тут же подходит девушка-консультант с идеальными волосами, бровями, тоном кожи. Я протягиваю ей телефон, и она убегает за списком из сообщения.

– Что-нибудь еще? – Лучезарно улыбается, кажется такой вежливой и милой, а я рядом с ней – серой и пыльной. Ненавижу это чувство.

– Знаете… А сколько там вышло?

Она поворачивает ко мне монитор и улыбается.

– Тут скидочка, там скидочка…

– А мы можем очень быстро кое-что подобрать?

Девушка улыбается почти хищно, и мы бросаем тонировку на кассе. Я знаю, что мне нужно. Иду к знакомым брендам и выбираю не глядя: подводку, помаду, карандаш, блестки. Я никогда сильно не красилась, но любила подчеркивать детали и делала это умело. Во времена Колчина я выглядела иначе – стильно, сдержанно, нюдово. Раньше же я любила совсем другое – теперь мне хочется отвести душу.

– Шампунь и бальзам подберем сразу? – интересуется моя искусительница.

Я медленно киваю. Все равно нужно, чего мелочиться?

В итоге я выхожу из магазина прилично обнищавшая, но такая довольная, будто купила старую жизнь. Да, дело не только во внешнем виде, но выглядеть как раньше лишь для себя – хорошее начало.

Добежав до салона, я врезаюсь в Екатерину Васильевну, маму Карины, которая как раз достает ключи, чтобы открыть дверь.

– Простите, я что-то скорость набрала.

– Ой, брось! Здравствуй, Асенька, мне Каринка как сказала, я ж не поверила даже. Что делать будем?

Я на ходу листаю ленту в телефоне и открываю свое старое фото. Екатерина Васильевна надевает очки, приглядывается и кивает:

– Ну тут… Ага, сделаем, Асюш, ага. И длину прям безжалостно?

– Ага!

– Ну хорошо.

– А по времени как?

– Да часика два.

Екатерина Васильевна хоть и немолода, но знает свое дело не хуже Карины, у которой ценник в два, а то и в три раза выше. Но там соцсети, запись на год вперед, а тут салон и администратор с тетрадочкой.

Пока меня стригут, я не выпускаю телефон из рук, нервничаю. Я и забыла, каково это – быть прежней, спонтанной, ищущей себя. Вдруг старый пиджак мне уже совсем не впору? Вдруг это все уже отжило? Два года прошло. Все кругом определились, кто они, а я застряла в самом начале пути.

Мы оставляем длину чуть ниже плеч – что-то новенькое для меня, раньше я носила совсем короткие. Волосы тут же закручиваются в красивые локоны в умелых руках Екатерины Васильевны, которая щедро брызгает на них из пульверизатора. Голове становится легче. Я трясу «обрубками» и чувствую, как ветер касается шеи.

– Так. Ну, что по цвету? Розовый же?

– Розовый!

Екатерина Васильевна взбивает влажные пряди пальцами и вздыхает:

– Попробуем кое-что?

Я на все готова, это же первое возвращение к «себе». Если не понравится, накоплю и переделаю, теперь можно! Никто слова не скажет.

– Только часа в три если уложимся, идеально будет.

– Ну попробуем, – тянет она и начинает что-то смешивать в мисочках.

Я отворачиваюсь от зеркала и молюсь, чтобы все вышло идеально.

Пока сижу с волосами, залитыми пигментом, достаю новую косметику и кайфую, снимая пленочки с помады, туши, подводки. Я прошу зеркало поменьше и выдыхаю – как же давно я этого не делала! Всегда раньше носила стрелки, не появлялась без них нигде. Считала фирменным стилем, почерком – стрелки и яркие губы.

Губы перестала красить, потому что их было «неприятно целовать», что, в общем-то, справедливо. Стрелки – потому что долго по утрам рисовать, вызывающие и немодные, по мнению «курочек».

Идеальные четкие линии получаются у меня с третьего раза. Я себя не узнаю. Вернее, смутно припоминаю, но пока не могу ручаться, что это тот самый человек. Помада подрагивает в руке.

– Ой, как красиво!..

– Спасибо. – Мой хриплый голос меня саму пугает.

Но дело сделано, и мне смешно из-за того, как же это все почти идеально. Я всегда ненавидела тонны тональника, пудры и прочего. Мечтала об идеально ровной коже, чтобы просто стрелки нарисовать, и вперед. В восемнадцать с этим были проблемы, сейчас будто стало лучше: скулы четче, кожа ровнее и белее. Капля румян и немного хайлайтера, чтобы быть совсем уж красоткой.

– А брови давай сделаем? Я недавно на курсах отучилась. – Екатерина Васильевна улыбается и смотрит на часы. – Как раз успеем, ну?

– Да, давайте и брови!

Спустя три часа и тридцать минут я смотрю на отражение и смеюсь. У корней волосы ярко-малиновые, по длине нежно-розовые, а на концах совсем светлые. И красивые аккуратные брови – не пластиковые, не темные.

– Ой! – смеюсь я.

– Ну как?

– Вы как так быстро успели?

– Ловкость рук и никакого мошенничества!

Она быстренько укладывает мне волосы утюжком и расплывается в улыбке, а я, довольная как слон, расстаюсь с деньгами, с тоской глядя на обедневший счет. Но оно того стоило! Хочу снова чувствовать, что на меня оборачиваются люди: мужчины, женщины. И пусть сейчас уже никого не удивишь такими волосами, но мне плевать.

Теперь серый костюм кажется еще более серым, а жилетка совсем мрачной.

«Ты освободился? Идти за тобой?»

«Еще час – и все, заканчиваем».

Я не поела, от голода голова кружится. На карточке последние деньги, и это уже мизерная сумма. Такую растягиваю хотя бы до пятнадцатого числа, прежде чем начинаю тратить.

Замерев перед ТЦ, где покупала косметику, я смотрю на вывеску магазина. Ее видно через прозрачные двери. Там на манекене висит косуха на скидке, крутые джинсы и кроваво-красный топ – потрясно! Я представляю себя рок-звездой. Нищей, но красивой. И почему-то глаза Тимура, когда он меня увидит.

А потом залетаю в ТЦ, чтобы отдать последнее.

Загрузка...