Дети черного озера

ГЛАВА 11 НАБОЖА

Набожа и Арк стояли на коленях среди прочих жителей деревни, собравшихся на прогалине. Над ними возвышался друид. Несмотря на традиционное одеяние и длинную желтовато-белую бороду, выглядел он не лучшим образом: усохшее, утомленное бешеной скачкой лицо покрыто пылью, борода — в корке засохшей слюны, а балахон заляпан грязью.

— Воды, — приказал он голосом, сухим как трут.

Старый Кузнец кивнул супруге — та встала и направилась к хижине. Затем он кивнул Молодому Кузнецу, знавшему, что нужно взять под уздцы лошадь. Тот повел коня к овечьему корыту на задах хижины Пастуха, а Набожа подумала, что у Молодого Кузнеца отцовская выдержка, хотя друид еще не объявил, зачем он здесь.

Мать Молодого Кузнеца вернулась с серебряным кубком. Друид жадно осушил его, утер бороду.

— Время дорого, — сказал он, — так что не буду тратить слов. Я говорю не для того, чтобы нагнать страху, но для того, чтобы мы могли действовать быстро и решительно. — Он прочистил горло. — Тридцать тысяч римских солдат встали лагерем в том месте, где пролив, отделяющий наш остров от Галлии, наиболее узок. Береговая линия забита кораблями, их не меньше трех сотен. Римляне хотят завоевать наш остров и заявить на него права Римской империи, точно так же, как случилось с Галлией.

Лица слушателей оставались непроницаемыми. Болотники были наслышаны о римских воинах, которые, по описаниям, казались сверкающими созданиями из другого мира: солдаты, двигающиеся в унисон, напоминали скорее стаю скворцов, нежели обычных людей. Все это были толки, слухи, которые принес из Городища на Черное озеро Старый Кузнец. Сам он таким разговорам не особо верил и, рассказывая, пренебрежительно взмахивал рукой. «Слишком долго шляются по лесам в одиночестве, — отозвался он о купцах, разглагольствовавших про дальние земли у лотков со снедью. — Воображение у них что ветер на равнине, а языки треплются почище огня на поленьях».

Болотникам было известно о Юлии Цезаре и его армии, вторгшейся в земли острова около сотни лет назад: сонмища римских солдат и сотни судов. Солдаты двигались в глубь страны, и друиды, посовещавшись, отправились в священные рощи по всему острову, чтобы призвать племена к закланию животных на алтарях. Благодаря принесенным жертвам разыгралась буря, которая погубила большую часть кораблей. Однако воины Цезаря вторично направились в глубь Британии. Друиды приказали принести больше жертв — на этот раз не животных, а человеческих. Римляне ушли с острова, и с тех пор племена продолжали жить своей жизнью, без вмешательства захватчиков.

«Что за Римская империя? — недоумевала Набожа, слушая друида. — Где этот пролив? Какая такая Галлия?»

Жрец поднял ладонь, словно призывая селян подождать, и начал объяснять. Он говорил и говорил, покуда до них не дошло, что Римская империя занимает огромную часть известного им непостижимо великого мира. Она включает в себя Галлию и другие покоренные земли, простирающиеся к югу и востоку отсюда. Пролив — узкая полоска моря, и лишь она отделяет Галлию — самую дальнюю западную территорию империи — от огромного острова, на котором живут племена.

— Мы должны быть готовы к битве с римлянами, — сказал друид, — даже если они сойдут на берег.

Вестники и прежде являлись на Черное озеро с призывом Вождя поднять людей на месть соседскому племени за мелкие обиды — запретную рыбалку, уведенный скот. В другой раз друид приносил сообщение о возможности совершить удачный набег: захватить стадо овец, прибившееся к владениям вождя, оставленные без пригляда бурты свежеубранной дикой моркови или лука. Набожа знала три случая, когда родичи последовали за Вождем и его людьми, наточив оружие, в предвкушении мести, славы или поживы.

В этот раз все было иначе. Тридцать тысяч — такого числа не знала ни она, ни любой другой житель деревни. Явно больше тысячи. Она предположила, что тридцать раз по тысяче человек — это и есть тридцать тысяч. Но даже если сосчитать каждого мужа, жену и ребенка, проживающих на территории Вождя, такого непостижимого количества не наберется. Более того: если верна хотя бы крупица того, что говорил Старый Кузнец о римлянах, даже тридцать тысяч соплеменников Вождя не заставят римлян отступить.

Старый Кузнец поднял склоненную голову, и друид кивком разрешил ему говорить.

— Корабли из Галлии выходили? — спросил Старый Кузнец.

Нет.

Похоже, Старому Кузнецу нужно было доказательство намерений римлян пересечь пролив и вторгнуться в Британию, но друиду не понравилось упорство ремесленника, и он отвернулся.

Голову поднял Молодой Кузнец. О, до чего он был храбр, когда твердо смотрел на друида, ожидая разрешения заговорить! Жрец кивнул, и Молодой Кузнец спросил:

— Как нам узнать, что они затевают?

— Ты сомневаешься в намерениях римлян вторгнуться на наш остров? — Голос друида оставался ровным, но раздувшиеся ноздри выдавали ярость.

— Я не подвергаю сомнению слова друида.

Тот выпрямился:

— Тем из вас, кто сомневается, я вот что скажу: римляне в лагере целыми днями упражняются в погружении на корабли, высадке и переправе вброд к берегу.

Набожа опасливо глянула вбок. На лице Арка она читала несогласие с тем, что нужно поднимать всех мужей именно сейчас, когда в полях зеленеет пшеница. Работники останутся, как это бывало всегда, и придут на смену мастерам. А те отправятся мародерствовать, оставив жен без мужской силы, нужной для того, чтобы таскать воду, колоть дрова, чинить соломенную крышу. На лице Молодого Кузнеца Набожа видела работу мысли — зарождающиеся вопросы, замешательство, вызванное непонятным приказом. Набожа взглянула на старшего брата Молодого Кузнеца и увидела лицо, горящее предвкушением предстоящей забавы. Она тронула губы и землю, не сразу отняв от нее пальцы. Затем снова положила руку на колено и сжала складку платья.

— В то время, когда я говорю с вами, — продолжал друид, мои собратья-жрецы ходят из деревни в деревню по всему острову. Мы, племена, — один народ. Я имею в виду все племена, живут ли они на территории нашего Вождя или на какой-либо иной. Мы все братья, соединенные общим языком, укладом, нашими богами и нашим островом. Мы должны вместе подняться против общего врага — римлян.

Тогда она поняла: друид не имел в виду, что племя Вождя должно схватиться с римлянами один на один. Он хотел сказать, что люди всего острова должны объединиться, а не продолжать существовать, как прежде, в виде пятнадцати враждующих народов. Он говорил с такой уверенностью, словно долинное племя на юге считало болотников братьями, словно высокогорное племя на севере не было заклятым врагом племени Вождя. Стало быть, им предстояло забыть историю, которую они знали с детства: как во время охоты двух племянников деда Вождя схватили горцы и племянники эти не вернулись, невзирая на выкуп из пятидесяти голов скота. Болотники тогда последовали за Вождем и его войском, но из похода вернулись не все. Ни одна новость на Черном озере не была встречена столь радостно, как сообщение о том, что головы горцев торчат на кольях у ворот Городища.

И вновь Молодой Кузнец обратился к друиду:

— Ты просишь нас принять горцев и долинные племена как братьев?

— Это римляне нам чужие, они хотят отнять то, что принадлежит нам по праву.

Набожа видела: Молодой Кузнец хотел возразить, что издавна воюющим племенам будет нелегко забыть старые распри, но друид отвел взгляд.

Он припугнул болотников грабежами, убийствами и всяческими бесчинствами, если они не дадут отпор римлянам. Он говорил о хлебах, сожженных на корню, о кроснах и кадушках для воды, обращенных в пепел, о разбитых сосудах, о священных традициях, изгнанных из их жизни. Он описал уклад, при котором один человек владеет другим, обреченным на вечное рабство, — подобно тому, как Старый Охотник владеет псом. Если им нужны доказательства, сказал он, пусть посмотрят на Галлию, где все перечисленное уже существует с тех самых пор, как ее покорили захватчики.

Друид сощурился, губы его искривила усмешка — Не забудьте, что могущественный римлянин Юлий Цезарь проиграл в таком же походе сто лет назад.

Пальцы Набожи по-прежнему мяли складки ткани.

Друид воздел руки над головой, воззрился в небеса:

— Да защитит нас Повелитель войны! Милость бога — неотъемлемое условие победы на поле брани — полагалось испрашивать перед тем, как родичи отправятся в поход, как это бывало и прежде, когда Вождь собирал людей для набегов. Болотники шли в Священную рощу, ступали под сень древнего дуба, неся кур и куропаток, ведя овец. Птицу или животное прижимали к камню алтаря — обточенной плите из холодного песчаника, — набрасывали на шею плетеный шнур, завязывали петлю и стягивали на шее жертвы, вращая палку, просунутую между петлей и шеей. Набожа прикрывала глаза, чтобы не видеть дергающиеся ноги и лапы, все еще трепещущие сердца. Но другие, положив руки на алтарь, кричали: «Внемлите Повелителю войны! Чутко внемлите!» А те, кто объедался белены, — и эти в особенности — пускались в дикий пляс и взывали к божеству, которое, как они считали, и дает им ощущение парения над землей. Все Кузнецы ели белену — все, кроме Молодого Кузнеца. И Охотники тоже ели: они всегда плясали до упаду. Потом они с гордостью похвалялись, что очнулись только глубокой ночью: руки-ноги что бревна, а рты будто набиты мякиной.

Друид сложил руки на груди и помолчал, чтобы болотники прониклись серьезностью его слов.

— Те из вас, кто выбирает свободу, а не рабство, пусть примкнут к грозному отряду объединенных племен, уже собравшихся на юго-востоке. — И он окинул коленопреклоненных селян взглядом свирепым, как у бога.