Дети черного озера

ГЛАВА 12 НАБОЖА

Когда друид ушел и семейство было накормлено, Набожа сказала, что ей надо собрать хвороста для костра, который велел устроить Старый Кузнец. Так было легче, нежели признаться, что она идет на встречу с Арком, когда одно лишь упоминание его имени вызывало удивленную гримасу.

Вся растерянность, все жаркие мысли о Молодом Кузнеце внезапно оборвались в тот вечер, когда они с Арком прижались друг к другу в густом тумане, услыхав шаги ребенка — конечно же, их ребенка. С тех пор минуло две луны, и, по-прежнему думая о Молодом Кузнеце с нежностью, Набожа как никогда стыдилась того, что стояла, замерев, в золотом солнечном свете, позволяя ему глядеть на нее. Она поощряла Молодого Кузнеца, а потом, после того случая на болоте, резко изменила поведение: возвращаясь с полей, далеко обходила кузню, чтобы не столкнуться с ним. Несколько дней спустя она увидела, что он издали приметил ее, и дождалась, пока он сбросит свою кожаную безрукавку и выскочит из кузни. Набожа подумала о пропасти между ними и о том, что ей самой не хватает храбрости, которая подтолкнула Молодого Кузнеца к разговору с ней. Она замедлила шаг, чтобы Хмара и другие попутчицы обогнали ее.

— Молодой Кузнец, — сказала она, когда он приблизился.

— Ты видела картинку, которую мы нарисовали в шахте. — Он нахмурился. — Ты сказала, что хочешь еще раз на нее посмотреть.

Она опустила голову.

— Набожа?

— Прости.

— Я не понимаю. — Он слегка качнул головой. — У нас с Арком давняя дружба, — пробормотала она.

Набожа выбрала работника, сироту, живущего в лачуге, предпочла его Молодому Кузнецу, ремесленнику, младшему сыну первого человека Черного озера. Какое оскорбление! И все же он ничего не сказал в ответ, лишь глянул беспомощно, поникнув, как цветок, тронутый морозом. Затем повернулся и ушел.

Какое-то время Набожа стояла на краю прогалины, ссутулив плечи, но затем вздохнула с облегчением: она исполнила тяжкую обязанность и теперь чувствовала щекотку нарастающего возбуждения, беспечное веселье. Конечно, ей было немного стыдно, что счастье далось ей так легко. Набожа оглянулась, высматривая Арка: он скоро вернется с полей.

У ворот, ведущих с прогалины в лес, Набожа привычно свистнула снегирем: россыпь кратких «чирик-чирик», за которой следует более низкий, протяжный тон. Пройдя с десяток шагов по лесу, она уселась на низкий пень, поджидая Арка. Все это время ее не отпускали слова друида: тридцать тысяч солдат, вторжение, завоевание, сожженный на корню хлеб. Она тронула губы, опустила пальцы в прелую листву лесной подстилки. Когда же подняла голову, перед ней стоял Арк. «Никто не умеет ступать так бесшумно!» — подумала она.

— Я сказала, что иду за растопкой для костра, — сообщила Набожа.

— Тут все уже дочиста собрано.

Они прошли дальше по тропинке. Затем Арк свернул в подлесок и вынырнул оттуда с парой внушительных веток, упавших с дуба:

— Этого хватит?

Она кивнула.

— Та история насчет Юлия Цезаря, когда он повернул назад, — думаешь, это правда?

На самом деле Набожа хотела спросить о другом: правда ли, что друиды действительно приказали принести человеческую жертву? Ни один сородич, даже Старец, проживший долгую жизнь, не видел подобного варварства, и порой она сомневалась в правдивости россказней о «старинных обычаях». Между тем Арк кивнул.

— Вся история?

— Ты ведь знаешь древнюю песнь, которую поет Песельник. Ее все знают. — Он откашлялся и затянул балладу, которую Набожа помнила с малых лет:

По рукам Набожи побежали мурашки.

— Ты дрожишь, — сказал Арк и притянул ее к себе, но дрожь не прекратилась, и он уверенно добавил: — Те старинные обычаи давным-давно забыты, и больше о них никто не вспомнит.

Когда наступила ночь и был разведен костер, на прогалину явились Кузнецы с кувшинами медовухи. Они расселись на лавках, поставленных вокруг огня, а деревенские столпились подальше, в горячем огненном зареве. Арк стоял рядом с Набожей, время от времени постукивая костяшками пальцев по тыльной стороне ее ладони. Кончики их пальцев соприкасались, когда руки передавали кувшин с медом. Хмельной напиток лился в кружки, которые осушались и наполнялись вновь. Мужи из клана Кузнецов спорили, сородичи слушали, а Старый Кузнец думал, на что решиться.

Он сидел, раздвинув ноги, уперев локти в колени, небрежно сжимая в руках кружку с медом и чаще обычного проводя рукой по усам. Набоже показалось, что глава деревни пытается скрыть беспокойство, которое испытывает перед принятием решения. Старый Кузнец поднял руку, и собравшиеся затихли, словно окутанные болотным туманом.

— До племен, поднявшихся на римлян, более дюжины дней ходу, — сказал он.

— По скверным дорогам, — добавил старший дядюшка Молодого Кузнеца. Он был надежным советником Старого Кузнеца во всех делах, будь то день, в который надлежало приступить к севу, или выбор животного для жертвы в Священной роще.

— Или по бездорожью, — кивнул Старый Кузнец.

— Никто не может поручиться, что мы будем там вовремя, — снова поддержал старший дядюшка.

Ббльшая часть молодых ремесленников слушала, скрестив на груди руки. Некоторые из них еще ни разу не сопровождали Вождя в набегах и знали, как это унизительно: сидеть и молчать, в то время как остальные со смехом хлопают себя по ляжкам, вспоминая, как забрасывали факелами соломенные крыши или по три дня отсиживались во рву.

— Да найдем ли мы место сбора вообще? — усомнился двоюродный дядюшка. — Как наставлял нас друид? Идите восемь дней прямо на восток. — Видимо, сейчас он разделял мнение Старого Кузнеца, этот дядюшка, хотя обычно любил поартачиться.

— Мы и не знаем толком, куца идти, как выйдем из Городища, — добавил Старый Кузнец.

Самый старший дядюшка Молодого Кузнеца всплеснул руками:

— А если на пути окажется река такой ширины, какой еще не видывали, нам придется искать, как перейти ее вброд? Что же это за указания такие?

Старейший из братьев Старого Кузнеца щедро отхлебнул медовухи и веско произнес:

— Друид сказал так: когда нам на пути встретится река, а она не может не встретиться, мы должны идти на восток, до того места, где она впадает в море, а потом…

— Он сказал, что мы должны ждать на берегу, покуда вода не спадет, и перейти реку, как только покажется илистое дно. — Старший дядюшка Молодого Кузнеца оторвал взгляд от пламени и посмотрел в глаза старейшему из братьев Старого Кузнеца: — Хотел бы я видеть реку, которая мелеет дважды в день, как утверждает Друид.

— Не смей подвергать сомнению слова друида, — огрызнулся старейший из братьев и махнул рукой, приказывая передать ему кувшин. Наполнив свою кружку, он поставил ее у ног.

Молодой Кузнец, сидя на скамье, распрямил плечи, метнул взгляд в сторону Набожи и торопливо отвел глаза.

— Один купец рассказывал, что вода в море то поднимается, то спадает, — сказал он. — Это называется прилив и отлив.

Для чего Молодой Кузнец вступил в разговор? Не для того ли, чтобы произвести впечатление на нее? Признавшись ему, что выбрала Арка, Набожа стала ограничиваться кивком при случайных встречах у ручья или на тропинке к болоту. А когда Молодой Кузнец смотрел на нее, оторвавшись от наковальни, или провожал глазами, когда она возвращалась с полей, она отводила взгляд.

Старший дядюшка махнул рукой, отметая соображение Молодого Кузнеца о переменчивом уровне воды в море.

Набожа уже видела, к чему идет дело: Старый Кузнец и его неуступчивые братья замкнутся в своем недоверии, а молодежь — родные и двоюродные братья Молодого Кузнеца — начнут колобродить и рваться в бой. Почему бы и нет, если в конце концов все сведется к слову Старого Кузнеца, который все уже про себя решил и ни одному из молодых Кузнецов не придется делом доказывать свою храбрость, которая сейчас так легко дается им на словах.

— А если мы собьемся с пути? — спросил глава деревни, обращаясь к Молодому Кузнецу. Отец, стало быть, заметил, что от слов сына насчет поднятия и спада морской воды отмахнулись.

— Ты знаешь дорогу в Городище, — напомнил Молодой Кузнец. — А дальше мы примкнем к тем, кто пойдет оттуда.

— А ну как остальные уже вышли?

— Можно нанять купца, чтобы повел нас. — И вновь Молодой Кузнец метнул взгляд в сторону Набожи, и ей стало не по себе от мысли, что из-за нее он даже не замечает серьезности принимаемого решения.

Старый Кузнец провел пальцем по ободку кружки.

— Хоть кто-нибудь из вас задумывался о том, что нам предстоит пересечь вражескую территорию?

— Друид обещал, что переход будет безопасным, — отозвался старейший из его братьев. — Вожди дали слово.

— Можно ли верить, что это слово достигло каждого поселения? Разве мы сами не убили бы любого жителя долины, посмевшего сунуться на Черное озеро?

— Я бы его на копье насадил! — воскликнул брат, по Возрасту близкий Молодому Кузнецу, известный бахвал, стремящийся, если верить его отцу, хвастовством возместить неповоротливость в кузне.

Старый Кузнец развел руками, словно говоря: ну вот, видите?

Пылающие поленья потрескивали и шипели. Кузнецы, сидящие вокруг костра, притихли. Набожа щеками ощущала жар огня, рукой — тепло тела Арка. Она подвинулась так, чтобы их руки соприкоснулись; большим пальцем Арк погладил ее запястье, и тело сразу отозвалось. Сладкая боль, которую она впервые ощутила в тот день, когда они копали сальный корень, вернулась в чресла. Но тут снова заговорил Старый Кузнец, и Набожа уставилась на его темные глазницы и освещенные огнем лоб и щеки.

— Говорят, что римские солдаты… — начал он.

— Говорят, что они коротышки, — встрял бахвал.

— Говорят, что они действуют одновременно, словно их боги нашептывают солдатам на ухо, — продолжил Старый Кузнец.

— Наши боги могущественнее их богов, — заявил старейший из его братьев. — Это давно доказано.

Молодые Кузнецы закивали, видимо припомнив отступление Юлия Цезаря; затем и дядья задумчиво и сдержанно качнули головами. Старый Кузнец поддержал родичей медленным наклоном головы.

— Ослушаться друида… — произнес он и понурился.

— … Все равно что рассердить богов, — закончил старший дядюшка.

— Разве мы когда-нибудь покорялись гнусным захватчикам? — воскликнул старейший из братьев.

— Разве мы когда-нибудь складывали оружие перед племенем грабителей? — подхватил бахвал. Он вскочил, рассек воздух воображаемым мечом: — Мы вернемся с дюжиной римских голов!

Чего больше было в его словах: зависти или хвастовства? Над хижиной Охотника висел череп врага, пробитый копьем старейшины семьи во время набега на племя горцев. Клан Кузнецов не мог похвастаться подобным трофеем, свидетельствующим об их отваге.

Затем поднялся старейший из братьев. Он потряс кулаком над головой:

— Мы прибьем их черепа над входом в кузню!

Сейчас там висело бронзовое блюдо — творение рук Молодого Кузнеца. Набожа видела, как Старый Кузнец сам укрепил его во время прошлого костра. Однако сперва изделие передали по кругу, чтобы болотники восхитились выпуклыми завитками и вставками из красного стекла. «Видите, — сказал тогда глава клана, хлопнув по плечу Молодого Кузнеца, — однажды этот парень превзойдет меня в мастерстве!»

Братья начали вставать, один за другим. Последним поднялся Молодой Кузнец.

— Слава будет за нами!

— Всех черепов сосчитать не сможем!

— Хвала Повелителю войны!

Набоже было не по себе среди распетушившихся молодцев. Ее тревожило то, что они как один хотели заменить блюдо, доказательство мастерства клана, на черепа поверженных римлян.

Теперь встал и Старый Кузнец, а за ним поднялись с воздетыми кулаками дядья. Глава деревни вскинул руку, выставив ладонь. Как только гомон стих, он прошел по внутреннему периметру скамей, переводя взгляд с одного лица на другое.

— Кузнецы примкнут к объединившимся племенам, — объявил он. — Что до остальных мастеров, глава каждого клана должен сам решить, как будет лучше для его родни.

При свете следующего дня в Священной роще болотники принесли в жертву Повелителю войны порченую овцу и узнали, что из всего населения Черного озера преследовать римлян отправится только клан Кузнецов. Прогалина бурлила, словно пчелиная борть: женщины Кузнецов расстилали кожи, нагружая одну солониной, другую — сушеной рыбой, третью — вяленой олениной. Они наполняли мехи водой, вытрясали шерстяные одеяла, скатывали их в тугие валики, связывали плетеными шнурами. Мужчины проверяли готовность копий и надежность крепления головки к древку, начищали мечи, затачивали клинки, с воплями размахивали ими в воздухе.

Набожа бродила по просеке в рабочем платье, исполненная душевной смуты в столь смутный день. Надо ли работницам идти в поля? Старый Кузнец, занятый приготовлениями, не отдал приказ в очередной раз очистить дальнее поле от бодяка, желгухи и конского щавеля. Она старалась хоть чем-то помогать: подтыкала выбившийся край свернутого одеяла, выравнивала осевшую груду сушеной рыбы.

Чуть позже из хижины вышел Молодой Кузнец с дюжиной копий в руках. Когда он освободился от ноши, прислонив орудия одно за другим к стене хижины, Набожу поразила мысль: возможно, это утро — последнее, когда он расхаживает по деревне. Она вдруг поняла, что должна поговорить с ним, должна сказать ему что-то, хотя сама толком не знала, что именно. Но ей казалось, что перед уходом он должен почувствовать ее уважение и доброе отношение. Какие слова они говорили друг другу в последний раз? Он сказал: «Погода устоялась», а она ответила: «Пшеница будет славная». Обмен любезностями, которые никак не могут сойти за прощание.

Выжидая удобного момента для разговора с Молодым Кузнецом, Набожа пересыпала для Кузнецов лесные орехи из сосуда в холщовый мешок. Но тут старший брат-бахвал принялся задирать Молодого Охотника. Довольно громко, чтобы кучка деревенских услышала его, бахвал заявил:

— У вас в роду сплошь трусы, поэтому вы и остаетесь, мозгляки бесхребетные. — И сплюнул в сторону черепа, висящего над дверьми Охотников.

Раздался грозный окрик Старого Кузнеца. Он подозвал сыновей и, сурово хмурясь, велел всем держать свое недовольство при себе.

— Недостойно! — проревел он, не обращая внимания на Набожу, работницу, стоявшую рядом. — Не приличествует Кузнецам! И глупо к тому же, когда наши женщины и дети остаются дома.

Он не сводил глаз со старшего сына, пока тот не опустил голову.

Затем Старый Кузнец по очереди оглядел остальных, призывая всех к послушанию. Его глаза потеплели, остановившись на Молодом Кузнеце, и он с нежностью весеннего листа тронул младшего сына за плечо.

— Идем со мной, — сказал Старый Кузнец.

Набожа смотрела, как они идут мимо кузни, как глава клана проводит пальцами по грубым бревнам низкой стены. В этом прикосновении она разглядела благоговейный трепет, нечто вроде тоски по месту, которое Старый Кузнец готовился покинуть. Они остановились поодаль, где Набожа уже не могла их слышать, но видела, как отец сжал плечо сына. Он что-то говорил Молодому Кузнецу, не ослабляя хватки, а тот старался вывернуться. Наконец сын изловчился, высвободил плечо из отцовских пальцев и зашагал к лесу.

Набожа оставила мешок с орехами и бросилась за ним.

По пути он пинал камни и хлестал палкой по кустам.

— Молодой Кузнец?

Он обернулся к ней; в глазах у него блестели слезы.

— Я останусь жить среди жен и детей, — горько бросил он. — Таскать дрова и воду, которые прежде таскала дюжина мужей.

— Ты остаешься?

— Ты думаешь, наверное, что я слабак и обуза для отца. — Он пнул комок земли.

— Я так не думаю.

— А когда они вернутся… — Молодой Кузнец покачал головой. — Будут бесконечные посиделки у костра. Хлопанье по плечам. Рассказы о сражениях, о геройстве. Байки про юго-восток, про море, которого я никогда не видел. — Он шмыгнул носом и вытер его тыльной стороной ладони.

Как же ей хотелось утешить его, погладить по щеке!

— Я сказал отцу, что готов к походу, что я почти мужчина, — пробормотал он. — А он говорит, что поэтому и доверяет мне кузницу, жен и детей.

— Это огромная ответственность. Ты не должен чувствовать себя…

— Я уже сейчас сильнее обоих моих братьев. — Молодой Кузнец хлестнул палкой по зарослям папоротника в конце тропинки. — Я сказал об этом отцу. И знаешь, что он ответил? Он ответил: «И куешь лучше, чем они».

— Так все говорят. — Набожа кивнула.

— Разве это справедливо? Из-за прилежания и умения меня оставляют дома?

— Отец видит, какой ты способный.

Молодой Кузнец склонил голову набок.

— Я так рада, что ты не уходишь!

Эти слова шли от чистого сердца, но Молодой Кузнец перестал размахивать палкой, и она испугалась, что сболтнула лишнего. Вдруг парень, который открыл ей свои чувства и получил в ответ признание: «У меня давняя дружба с Арком», по-своему истолкует ее неосторожные слова?

— Идем, — поторопила она. — Они хотят выйти, пока солнце еще невысоко.

Вернувшись, они обнаружили, что припасы разделены, уложены и перевязаны плетеными шнурами, а Старый Кузнец проверяет копья, стоящие у стены хижины. Отделив три копья от остальных, он вручил их молодому Кузнецу со словами:

— Вот эти нужно подточить, прежде чем мы выйдем. Не теряй времени.

Солнце поднялось над горизонтом, и родичи Кузнеца, уже нагруженные мечами, щитами, скатанными одеялами и мехами с водой, взвалили на спину плетеные корзины с провизией. Набожа стояла, сжав руки, среди соплеменников, провожающих взглядами могучий род Кузнеца, который с грохотом и лязгом следовал прочь. Дядья и братья Молодого Кузнеца один за другим подходили к нему, что-то негромко говорили. Он кивал, несомненно обещая, что будет присматривать за обидчивым до слез сынишкой одного брата или заботиться о супруге другого, бывшей на сносях. Напоследок Старый Кузнец, прищурившись, устремил взгляд на соплеменников.

— Я оставляю сына за первого человека, — сказал он громким, ясным голосом. — До моего возвращения он будет править, как правил я.

Эти прощальные слова, несомненно, пролились в уши Молодого Кузнеца, будто дождь на свежую пашню. Теперь никто не станет считать его жалким брошенным мальчишкой: он муж, которого отец на время своего отсутствия избрал хранителем клана и всей деревни.

Затем Старый Кузнец, его братья, племянники и сыновья — все, кроме Молодого Кузнеца, — воздели над головами мечи, испустили громкий вопль и тронулись в путь.