Дневник на итальянском

Глава 10

Alessia Cara — Let Me Down Slowly

Джеймс

Её волосы спали на лицо, полностью закрывая девчонку. Она держалась за своё запястье, как будто я переломал ей все кости. Если таким образом мисс неприкосновенность решила давить на жалость, со мной это не прокатит.

— Мне повторить свой вопрос? — громче обычного прозвучал мой голос, на что её плечи вздрогнули.

Закатив глаза, я выдохнул, отходя от неё на приличное расстояние, чтобы не взорваться ещё больше.

— От тебя уж точно ничего! — подала девчонка голос, отсутствующе глядя в стену.

— Не строй из себя невинную овечку. — рассмеялся я. — Тебе нужна тачка? Так скажи моему папаше это прямо, и завтра утром она будет ждать тебя у дома! Нужен водитель? Только попроси! Любой твой каприз, и всё будет, сестрёнка! От меня, я спросил, тебе что надо?!

Её глаза наполнились слезами, которые они упорно пыталась скрыть от меня, а ладони сжались в кулаках. Сестрёнка всё ещё была одета в школьную форму, и не похоже, чтобы провела так много времени. Видимо, решила доказать самостоятельность, показать гордость и построить из себя страдалицу, доехав на автобусе. Любой дурак знает, что в наш район нет прямых, и от ближайшей остановки петлять слишком далеко для девичьих ножек. А особенно для тех, кто не знает дороги.

— Мне от вас вообще ничего не надо! — сердито надулась она, поджимая дрожащие губы. Девчонка была в полном бешенстве. — И ездить изо дня в день с тобой в одной машине мне не приносит никакого удовольствия. Жить в твоём доме для меня не сказка! И даже тот факт, что моя мама часть вашей семьи, не делает меня счастливой! Думаешь, ваши деньги — это всё?

— Деньги — это всё! — подтвердил я. — Наши они или чьи-то другие. Сути не меняет. Только давай обойдёмся без истерик, мол «не в деньгах счастье»! Эти бумажки, что называют деньгами, смысл жизни каждого! Или хочешь сказать, ты бы добровольно отказалась от всего, что сейчас имеешь и жила бы счастливо без них?

— Я хочу сказать, что добровольно бы отказалась от всего, что сейчас имею, чтобы вернуться домой! Ни ты, ни твой дом, ни ваше окружение — мне не нужны! Я мечтаю, чтобы этот год скорее закончился, лишь бы поступить в колледж дома, подальше от вас всех и ваших жалких убеждений!

Произнеся всё это на одном дыхании, она взяла паузу, восстанавливая дыхание. Я молча смотрел, как по её разъярённому лицу стекают капли слез, а ногти впиваются в ладони, оставляя на коже следы.

— Я не подавала вида, что знаю тебя. Не заявила о себе при твоих дружках-мажорах. Не просила, чтобы по приказу отца, ты вёз меня домой. Я выполнила своё обещание! Стала невидимкой для тебя в школе! У тебя своя жизнь, у меня — своя! Но тебя и это не устраивает…

Гордо выпятив подбородок, она шмыгнула своим маленьким вздёрнутым носиком и подошла ко мне вплотную.

— Если твоим друзьям и девушке всегда от тебя что-то нужно, это ещё не значит, что все люди постоянно ждут от тебя поощрения. Запомни, раз и навсегда! Единственное, что мне от тебя нужно — расстояние! Дай мне спокойно отучиться последний год в школе, и обещаю, больше ты меня не увидишь!

С этими словами, она уставилась на меня, словно ответ не требовал моего согласия. Эта гордая и самодовольная девица так сильно могла вывести из себя, что здоровый человек слетит с катушек. Сжав кулаки, я пересёк её девичью спальню и, пройдя по коридору, оказался в своей.

Ничего ей от меня не надо. Видите ли, принцесса хочет домой. Все её слащавые речи — попытка давления на жалость. И чтобы она не делала, со мной этого не получится.

Я помню, как смотрела она, стоя на стоянке, а потом испарилась в толпе. Помню, как через час после школы объездил наш район, но так и не нашёл её. Тогда мне казалось, она вызвала такси и отправилась жаловаться мамочке, которая доложит моему отцу о безжалостном сыне, оставившим свою бедную несчастную сестру на съедение волкам.

Вот только мысль, что у неё могло не быть с собой денег на такси, не приходила мне в голову. И то, как она устало лежала на своей кровати в измятой школьной форме…

— Чёрт бы тебя побрал! — зарычал я, ударяя стену кулаком.

Меня совершенно не волновал тот факт, что отец снова женился и прицепом за мачехой к нам пожаловала её дочурка. Как обычно бывает, мне было плевать на кого отец тратит деньги и чего от него хочет новая семейка. Мы привыкли жить, как соседи и меня всё вполне устраивало, пока он отмазывал меня от неприятностей и пополнял счет на карте. Забавляться первое время над сводной сестренкой даже было весело, но я начинал чувствовать, как эта невинная неприступная овечка, которая при первом знакомстве показалась дитя дитем, вполне себе могла вывести меня из себя, не прикладывая к этому особых усилий.

В ту неделю, что мы провели с нашими предками на Сейшелах после их свадебной церемонии, я даже пустил сомнения, что эта мелочь действительно моя ровесница. Маленький, худющий и без единой женственной фигуры ребенок, с лупатыми зелеными глазами и смущенным взглядом, избегающая любого зрительного контакта.

Сейчас же, спустя полгода, я видел перед собой девушку, с довольно привлекательной внешностью и фигурой, и до ужаса раздражительным характером. Теперь её стеснительный взгляд стал более смелым и безразличным, а поведение не таким зажатым как в ту неделю. Она установила между нами границы перед тем, как я смог объявить ей правила наших «родственных отношений». Надо же, как быстро девчонка вошла в кураж. Ещё и голосок прорезался.

Мне хотелось выплеснуть всю злость на неё, самого себя, отца и его заботу к падчерице. Не долго думая, я схватил из-под кровати спортивную сумку, набитую формой и боксерскими перчатками, спустившись вниз. Отец с мачехой так и не появились. Я на ходу быстро открыл машину, закидывая сумку на пассажирское сидение. Уже у водительской двери я не нарочно поднял взгляд на дом, где встретился с без эмоциональным лицом сестренки, которая держала в руках какую-то тетрадку. Она снова залезла на крышу, поджав под себя коленки. Ребенок, ей богу!

Она, сдвинув густые темные брови к переносице, выпятила нижнюю губу и злобно прожигала меня взглядом, пока не отвернулась первой. Сжав кулаки, я забрался в свой «Камаро» и под дикий рев мотора выехал на трассу, по которой быстро добрался до зала. По пути я спешно набрал Рэну сообщение, назначив встречу и уже через несколько минут натягивал спортивную майку и короткие шорты. Дверь с грохотом ударилась об стену и в пороге с перекинутой на плечо сумкой показался друг в темных солнцезащитных очках и растрепанными волосами. Вид у него мягко говоря был недовольный. Как раз то, что было нужно.

— Какого черта, Тёрнер?! — взревел он, проходя по комнате. — Я тебе не девчонка бегать по первому зову хозяина! У меня сейчас такая была…

Не удивительно, что у него такой вид. Как оказалось, я прервал его бурные планы касательно новой девицы. Разъяренный соперник — то, что нужно.

— Заткнись и тащи свою задницу на ринг. — кинул я и парой шагов пересек раздевалку, выходя в зал, где в это время тренировались только свои.

В след мне последовало пару нелестных выражений, на что я лишь ухмыльнулся.

— Здорово, Джеймс! — похлопал меня по плечу тренер, попытавшись применить удар, но я вовремя поставил блок, на что он удовлетворенно кивнул. — Ты сегодня не собирался приходить…

— Не удержался от соблазна набить кому-нибудь морду, — оскалился нехотя я, пролезая на ринг, разогреваясь.

Через какое-то время из раздевалки вразвалочку, застегивая на ходу перчатки, вышел Рэн. Он перекинулся парой шуток с парнями, кивнул тренеру и, увидев меня, показал средний палец.

— У тебя эти дни? — оказавшись напротив меня, изогнул друг брови. — Че ты, как истеричная баба? Или сестренка так на нервы действует? Неужели не оправдала ожиданий? Не опытная?

Заметив, как при ее упоминании я стиснул челюсти, он заржал.

— Что, разочаровала? — не унимался Рэн, и это было последней каплей.

Я накинулся на друга, агрессивно выплескивая злые эмоции, и блокируя каждый удар Рэна, который сопровождался трехэтажными прелестными выражениями. Из губы всё же хлынула кровь, металлический вкус которой я почувствовал во рту. Я дрался с такой агрессией, что порой боялся слететь с катушек в бою с другом. Кикбоксинг стал для меня своего рода терапией и способом освободиться от эмоций после ухода матери. Тогда, впервые придя в зал, я не знал для чего мне это необходимо. Однако, из сопливого мальчика я быстро превратился в бесчувственного зверя с пробитой головой.

Я нанёс апперкот, — удар снизу вверх, — после чего поставил блока на последующие нападения Рэна. Друг применил фронт-кик. Прямой парня был отражен обратным боковым крисент-киком, от чего отлетел в сторону, буркнув несколько привычных ругательств. Через несколько минут наш бой стал сопровождался выкриками парней и присвистом тренера, который недовольно качал головой. Мы слишком разошлись.

В толпе при прямостороннем ударе, в поле моего зрения попала худенькая, среднего роста русоволосая девушка, внимательно следящая за каждым нашим движением. Эбигейл. Она, перекинув полотенце через плечо, выходила из женской раздевалки, собирая волосы до лопаток в высокий небрежный хвост. Пропустив пару ударов, я сплюнул кровью, яростно выругавшись. Следующие удары пришлись Рэну по ребрам, в челюсть и блокировка ногами.

— Сбавь обороты! — нанося удар под ребра, прорычал Рэн, на что я кинулся в атаку, но тут же был повержен. Впервые за последние несколько лет. — Не поддавайся эмоциям в бою. Они главная уязвимость, когда дело касается бокса.

Пришлось признать нокдаун. Я поднялся на ноги, пожал другу руку, и стерев тыльной стороной ладони кровь, сплюнул горький привкус. У Рэна пострадал нос, из которого хлынула жидкость алого цвета.

— Нормально. — отмахнулся он, поняв ход моих мыслей. — В следующий раз я накостыляю тебе как следует. — пламенно пообещал друг, и я ухмыльнулся. Вот за что он был мне братом. Не каждый позволит себя избить, чтобы стало легче.

Мы направлялись к раздевалке, когда Рэн едва не свернул шею, глядя на Эбби, молотящую боксерскую грушу.

— Разве твои подружки сейчас не играют в куклы? — колко подстегнул он русоволосую, расплывшись в улыбки. Она одарила его тяжелым уничтожающим взглядом.

— Твои дружки, должно быть, сейчас тоже развлекаются с куклами? — не уступила она, что вызвало у меня сдавленный смешок. — Тебе что же, не досталось?

— Не боишься тошноты при виде крови?

— Твоя — меня только возбуждает!

— Это всё, чем ты можешь довольствоваться, малышка. — склонил друг голову набок, прищуриваясь. Девчонка его уже выходила из себя, как бы он этого не скрывал.

— Прости, малыш, но не все начинают с новичков. Кому-то, нравится уровень повыше.

— Воу! — заржал я, похлопав Рэна по плечу.

— Меньше трепись языком. Лучше покажи на что ты способен на ринге. — вновь применила она сотую попытку сразиться с Рэном, однако бесполезно. Никто из нас никогда бы не вышел с ней на ринг драться во всю силу.

— Не хочу портить твоё миленькое личико. Это единственное, чем ты можешь привлечь внимание. Хотя… — он внимательно прошелся по Эбби взглядом и прищурился. — …на любителя!

Не церемонясь, девушка послала ему радостный жест среднего пальца и, отвернувшись, продолжила молотить боксерскую грушу. Рэна, кажется, это не удовлетворило. Друг жаждал продолжения, но пришлось тащить свою задницу в раздевалку.

Покинули зал мы когда уже темнело. Рэн предложил заехать в бар, но у меня не было настроения выходить в люди после потной тренировки. Мы заехали к другу домой, засев у него в комнате.

— Я уже забыл, когда мы в последний раз так сидели. — опустошая банку колы, потянулся к джойстику друг, который проиграл у меня два раунда.

С детства в приставке, нам с Рэном не было равных. Мы проводили так вечера вдали от шумных вечеринок и надоедливых девчонок, когда обоим хотелось выдохнуть. Я мог завалиться к другу посреди ночи, а он, накрыв меня волной новых выражений, пошел бы на кухню за бутербродами и напитками, пока не приехала пицца. Всё время, что мы проводили вместе, не сравнилось бы не одной ночкой, проведенной в компании девчонок.

— Братву на юбки не меняем, — сказал как-то Рэн, и это осталось с нами по сей день.

Несмотря на дружбу с Яном, которой мы оба дорожили, Рэн был близок мне с самого детства. В нём я видел брата, которого у меня не было. Семью, которая распалась после развода родителей. Или, которой и не было.

— Ты когда собираешься познакомить меня со своей сестренкой? — откровенно издевался Рэн.

— Никогда.

— Она хорошенькая?

— Обычная.

— А фигурка?

— Не рассматривал.

— Окей, этим займусь я.

— Не займёшься! — сжимая кулаки, отозвался тоном, не подлежащим возражениям. — Не приближайся к ней, Рэн. Я тебя предупредил. Дважды повторять не буду.

Его глаза сощурились, а внимательный взгляд устремился на мой профиль. Я сидел на полу, выпрямив ноги и откинувшись на подножие кровати, а он пристально наблюдал за мной с компьютерного кресла.

— Когда ты уже успел запасть на неё?

— Такие, как она, не в моём вкусе. Обычная, посредственная. Она ребёнок. — пожал я плечами, пытаясь говорить спокойно. Запал? Рэн явно умом тронулся, если всерьез рассматривал этот вариант. — Именно поэтому не приближайся к ней.

— Как я понимаю, до совершеннолетия ей не долго осталось…

— Я предупредил. Мне не нужны проблемы с ней. — под вопросительным взглядом друга, который явно уступать не думал, я выругавшись, закатил глаза и сдался. — У нас уговор. Она не трётся возле меня, а я дам спокойно жить ей.

— Уверен, что никто не узнает, что вы живёте вместе?

— Мы живём в одном доме. Это разные вещи. И, кроме того, что она дочурка мачехи, нас ничего не связывает. Раздражает своей правильностью.

— Фигово. — пожал он плечами, откинувшись на спинку стула. — Думал, замучу с твоей сестрёнкой, породнимся.

Я, сдавшись, рассмеялся. После этого, тему со сводной мы закрыли. Я надеялся, что раз и навсегда.

Домой я уехал поздно. Рэн предлагал остаться, и хоть отсутствие учебников меня не волновало, я вернулся домой. Окна горели светом. В гостиной ещё с улицы мелькала фигура Грейс, и я нехотя вошел внутрь.

Картина, что предстала передо мной, крайне удивила. Отец смеялся. По-настоящему. Смеялся не наигранно, без надобности. Просто и искренне. На какое-то время, от его улыбки и смеха, я застыл в пороге, уставившись на родственника.

Я, черт возьми, не слышал его смеха с самого детства. Не видел такой теплой и искренней улыбки уже многие годы. И не получал возможности быть причиной его веселья.

В тот момент, он зачарованно наблюдал за порхающей на кухне Грейс, ловя каждое ее слово. Каждый её взгляд и эти слащавые улыбки.

В груди защемила то ли ревность, то ли обида. А быть может, всё вместе. Сколько бы после ухода мамы я не пытался обратить на себя внимание, всё было напрасно. Мы жили, как чужие друг другу люди, и всё, что делали вместе — оставались на одной фамилии в одном, чертовом, доме.

От новой волны злости и раздражения, я сжал кулаки, встретившись с его взглядом. Неужели, поехавший на любви папаша, заметил приход собственного сына!

— Джеймс, я лазанью приготовила, Кристиан сказал, ты любишь. Поужинаешь с нами? — женщина тепло улыбнулась, ставя новую тарелку на стол, что я с трудом нагрубил ей. Но после моих слов её улыбка медленно сползла с доброго лица.

— Сорян, в дегустаторы не записывался. — оскалился я, подмигнув разгневанному отцу. — Я привык к лазанье поварихи. Брезгливый, видите ли!

И отведя взгляд от улыбки, которую пыталась держать Грейс, поджав губы, я хмыкнув, прошёл к лестнице.

— Джеймс! — оборвал меня беспрекословный тон отца.

— Кристиан, всё в порядке! — прошептала чуть дрогнувшим голосом мачеха. — Это же не проблема. Я попрошу рецепт к которому вы привыкли и приготовлю новую.

— Позже поговорим! — заявил отец, и не успел я уйти, как раздался ошеломляющий меня факт: — Сними обувь в пороге.

— Че-го? — не поверил я, сдерживая оскал. — Снять обувь, говоришь?

— Ты плохо слышишь? Теперь мы не ходим по дому в обуви.

— А ты, папочка, когда в подкаблучники заделался? — злился я ещё больше, сжимая челюсти. — Быстро же в доме власть переменилась!

— Следи за языком! Извинись перед Грейс. Немедленно, Джеймс!

Ситуация знатно меня веселила. Не сдерживаясь, я рассмеялся, театрально изображая поклон.

— Здоровья вашим рукам, богиня семейного очага! — перевел я недовольный взгляд с отца на Грейс, которая ошарашенно смотрела на меня, прикусив нижнюю губу. Так же, как это делает её дочурка. — Прошу прощения за столь откровенную прямоту, но идите вы оба…Есть свою лазанью!

Я не слепой, чтобы не заметить накопившиеся слезы мачехи, но гнев взял верх. Больше ничего не сказав, я видел, как подорвался отец со своего места и слышал, как остановила его женушка, но уже поднимался по лестнице, раздраженно смеясь, пока не уперся в стоящую посреди сестренку, сжимающую кулаки. Видимо, с нервишками в этом доме у всех не порядок.

Не успел я открыть рот, как маленькая ладонь звонко отпечаталась на моей щеке, сжимаясь обратно в кулак.

— Ты какого черта, дрянь, творишь?! — зарычал я, хватая её за тонкое запястье, которое безвольно вздрогнуло под моей хваткой. — Силу почувствовала? Так я тебе устрою жизнь весёлую!

— Никогда больше не смей говорить так с моей мамой! — пытаясь не выдать волнения, прошипела она, вырывая руку из моей хватки. — Ты никто, чтобы так с ней обращаться! Ты, избалованный мажор, не заслуживаешь ни её доброты, ни её внимания! И если ещё раз посмеешь вести себя так с моей мамой…

Не дослушав её до конца, я громко, от души заржал, сжимая руку на её запястье ещё сильнее. Второй рукой она пыталась помочь себе высвободиться, но я резким движение, вытянул её с лестницы на второй этаж, проведя по коридору, и прижав к стене так, что она зажмурилась от удара спиной об бетон.

Я чувствовал злость, переходящую в сумасшедшую ярость. Чувствовал, как ненавижу её мамашу и саму девчонку. Понимал, какое влияние они имеют на отца, и не понимал, почему за все эти годы у меня не было такой возможности. Я нуждался в этом раньше. Не сейчас. Сейчас я начинал питаться ненавистью ко всем, кто есть в этом доме. А начал с девчонки, которая раздражала своей правильностью, пустой гордостью, и никчемными угрозами.

— Ты не договорила. — прорычал я, приблизившись вплотную к испуганному лицу сводной. — Если я ещё раз посмею вести себя так с твоей мамашей… — мертвой хваткой сжав её хрупкое запястье, я приблизился совсем близко, опаляя её гневным взглядом. — …что ты мне сделаешь?

Я чувствовал, как она пытается вырваться, видел, как скривилась она от боли и страха. В какой-то момент, она перестала вырываться. Открыла поблескивающие глаза и гордо приняла мой взгляд. Поднять руку на женщину — последнее, что мог сделать мужчина. И я всегда придерживался этого принципа. Мне не хотелось её ударить или сделать больно. Я собирался показать ей, что не стоит играть в игры, правил которых не знаешь.