Ruelle — BadDream
Джеймс
Я вернулся домой к вечеру, пока отца ещё дома не было. Видимо, даже с появлением жены и дочурки, наш работящий папочка не в силах сдвинуть свой бизнес, чтобы проводить время с семьёй. Из гостиной в окне виднелся свет. Оставив машину, стоило мне войти внутрь, как в нос ударил запах из кухни. Некоторые знакомые блюда просто сытно излучали аромат. Я на мгновение задержал взгляд на сводной, которая упорно возилась с какими-то ингредиентами, тщательно перемешивая их в стеклянной посуде. При этом она выглядела так мило и по-домашнему, улыбаясь и напевая себе что-то под нос, что былая ярость и задатки ненависти куда-то испарились. Мне хотелось улыбнуться, но я оставался держаться непринужденно.
Грейс порхала на кухонной столешнице, аккуратно сервируя какое-то блюдо. Стоило ей увидеть меня, как женщина просияла улыбкой, поздоровавшись. Действуя по принципу мудака, я не потрудившись ответить и снять обувь в пороге, ушёл прочь. Даже на лестнице следом за мной следовали ароматы домашних блюд, среди которых я точно мог отличить мясо по-французски и профитроли. После ухода мамы, бабушка часто готовила нам, и мы обходились без кухарок. Я обожал жирную не полезную еду из рук бабули, а папа готов был за это носить на руках свою маму. Потом бабушка умерла. И мы снова остались одни. Только теперь не вместе, а по одиночке. Она была единственной, кто соединял нас, заставлял быть семьёй и помогал чувствовать домашний уют, которого мы не видели с мамой.
Теперь же, когда в доме вместо поварихи, так просто и непринужденно готовят две женщины, нахлынули воспоминания. Я понимал, что не могу ненавидеть их, однако следом нахлынуло чувство обиды. Быть может, они с отцом смогут стать семьёй. Без меня. Светлая потрясающая жена доброй души, умница дочурка и Кристиан Тёрнер собственной персоны.
Меня раздражало чувство дикого противоречия. Меня раздражало, что я не винил Грейс, что вопреки всему не мог плохо относиться к ней в душе.
Отвлекаясь от мыслей, я завалился в комнату, принял холодный душ и, переодевшись в спортивки, развалился на кровати, открыв окна на распашку. Только я поставил на ноутбуке новый боевик и надел наушники, как в комнату постучали. Пришлось стянуть наушники.
— Джеймс, ты не занят? — аккуратно поинтересовалась Грей, всё ещё не входя в комнату. Не нарушает личные границы — это плюс. — Мы могли бы поговорить?
Мне хотелось съязвить, заявить, что занят и ни с кем разговаривать не собираюсь, но вместо этого устало ответил:
— Входи. Не занят.
Чертово сердце, которое перекрывало голос разума.
Хрупкая среднего роста женщина вошла, облаченная в домашний стильный бежевый костюм. Она собрала свои длинные волосы в низкий хвост и неуверенно улыбаясь, стояла в пороге. Грейс смотрела на меня со страхом быть отвергнутой. И в голове тут же пронеслось воспоминание вчерашнего дня. Лицо Эрики, ее страх в глазах и боязнь, что я могу причинить ей боль. Чертов мудак.
— Проходи, садись. — отставил я ноутбук, поражаясь собственной вежливости. Однако, характер взял своё, и я добавил уже более привычным тоном: — Говори, что хотела.
Закрыв двери, она, теребя ладони, тепло улыбнулась и присела на край подвесного кресла. Казалось, она тщательно выбирала, что сказать и с чего начать, поэтому наше молчание затянулось довольно надолго, пока я бездумно игнорировал её взгляд, уставившись в стену.
— Джеймс, я хотела поговорить…
— Это я уже понял. — бестактно перебил я, закатив глаза.
— Не перебивай меня, пожалуйста. — всё так же спокойно, но твердо сказала Грейс, от чего я уступил своим принципам и с долей уважения посмотрел на неё. — Я понимаю, что ты не в восторге от того, что твой отец привёл в дом незнакомую женщину, да ещё и прицепом к ней дочь. Я не охотница за состоянием Кристиана, чтобы закрывать глаза на наши взаимоотношения, жаловаться по каждому поводу твоему отцу и просто игнорировать. За свою жизнь я потеряла много дорогих мне людей и понимаю, что такое боль.
Она взяла паузу, потерла лицо, и вдруг оперлась локтями о колени.
— Я не стану затрагивать тему твоей матери и пытаться чему-то учить, просто хочу сказать, что Эрика потеряла отца. И я по собственной дочери знаю, каково это — лишаться человека, которого считал родным. Возможно, ты будешь утверждать, что тебе плевать, и ты не нуждаешься в этих ванильных сценах счастливой семьи… — поразив меня своими выражениями, усмехнулась она и склонила голову набок. — …но я знаю, что это не так. Ты, как и любой ребенок нуждаешься в любви, ласки и заботе. И я, правда, во чтобы то ни стало, хочу, чтобы у нас была семья. Если тебе не нравится снимать обувь на первом этаже, это не значит, что ты должен делать, как остальные. Любишь лазанью по привычному рецепту, я возьму его у женщины, которая работала у вас раньше и буду готовить так. Если тебе не комфортно ездить с Эрикой в школу и забирать её домой, она прекрасно доберется сама или я буду её забирать. Я понимаю, что не заменю тебе маму…родную заменить невозможно, но хочу, чтобы ты дал мне возможность стать частью вашей семьи. Дать возможность найти к тебе подход и подружиться. Я, может быть, не такая, какой бы ты хотел видеть женщину своего отца, но я вышла замуж за Кристиана, чтобы у нас была настоящая семья, а не статус, одобрение окружающих и приятная компания.
Всё, что я хотел сказать, вылетело из головы. Не знаю, искренне или нет говорила Грейс, но чертово внутреннее чутье утверждало, что да.
— Джеймс, папа тебя очень любит, хоть и не умеет показывать. Он забыл каково это, проявлять чувства. Не могу судить за него, и мы не поднимали этих тем, но я ещё не настолько старая, чтобы не видеть очевидных вещей. Наверное, он боится сделать что-то не так, а поэтому держит дистанцию. И это не в коем случае не оправдание… — она выпрямилась, и прикусила нижнюю губу. Как это делала Бэмби. — В общем, я не хочу, чтобы ты считал меня очередной женщиной отца, которой безразличен его сын. Мне, правда важно, чтобы у нас были хорошие отношения. И у вас с Эрикой. Возможно, это придет со временем, возможно, сразу. Просто хочу попросить тебя дать мне возможность быть тебе не чужим человеком. Дать возможность всем нам. Прошу тебя, прими нас с Эрикой.
С этими словами она встала, подошла к двери, и уже практически вышла, как обернувшись, печально улыбнулась:
— Но если ты не готов, прошу, не считай меня хотя бы врагом. Не воспринимай как злую мачеху, которая хочет настроить против тебя отца. Я, правда, здесь не за этим.
— Чужие дети никому не нужны. — спокойно пожал я плечами, заставив её обернуться.
— Не правда. Поверь, я знаю о чём говорю. — словно что-то вспомнив, грустно улыбнулась она, а на её глазах едва заметно заблестели слёзы. — Ты не чужой, Джеймс. Чужих детей не бывает.
С этими словами она оставила меня в гордом одиночестве, а её теплая улыбка, которой меня никогда не одаривала собственная мать, осталась стоять перед глазами. В голове, как назло, как бы я не противился, заели её слова. Мне хотелось её послать, как обычно я это делаю с людьми, остаться равнодушным или пропустить мимо ушей, но это так не работало. Вся ненависть, которую я собирался таить в себе, вмиг испарилась.
— Ну и семейка… — потер я лицо руками, возвращаюсь к фильму.
К двадцатой минуте фильма, я нехотя поднялся с кровати, спускаясь на кухню. Желудок требовал питания, а с первого этажа доносились головокружительные запахи. Окей, только ради таких ужинов, я готов заключить мир с мачехой.
Отца так и не было, хотя на улице достаточно стемнело. К моему удивлению, не было и сводной. Возможно, поднялась в свою комнату, однако белых кроссовок, которые стояли у входа, исчезли. Я бросил взгляд на Грейс, которая выключала духовку и снимала фартук, подпустив мысль, что она не плохая женщина. Однако, мысль, что чужая женщина может быть искреннее к чужому ребенку, чем родная мать, не укладывалась в голове.
— Проголодался? — вынула она меня из мыслей.
— Честно? Жуть как. Целый день ничего не жрал. — я посмотрел на разнообразие блюд, которые стояли на столешницу, и желудок подтверждающее заурчал.
— Карпаччо хочешь?
— Фу, какая гадость. Кто в своём уме ест сырое мясо?
Грейс отчего-то рассмеялась.
— Эрика сказала тоже самое полчаса назад. — пояснила женщина и усадив меня за стол, принялась накладывать на тарелку ароматное мясо по-французски, печеные овощи и какое-то не известное мне, но довольно привлекательное блюдо.
— Кстати, где она? — как бы невзначай, утоляя своё любопытство, с набитым ртом спросил я.
— Решила сделать пирог по бабушкиному рецепту, а мука закончилась. Так она даже кофту не накинула, так и пошла в футболке. — обеспокоенно, сидя напротив меня, посмотрела в окно мачеха. Я почему-то сделал вывод, что она хорошая мать для своей дочери.
Я ел так, словно готовила бабушка. Как не ел давно. С наслаждением и спешкой, будто не достанется. Грейс периодически шутила, а я отвечал на её шутки улыбкой. В тот момент, я просто расслабился. Что-то странное во мне заставило это сделать.
— Ты уже думал, куда будешь поступать?
Я покачал головой, но вдруг моему внутреннему «я» захотелось откровенничать, и с набитым ртом продолжил:
— Отец думает, что поступить на бизнес и продолжить его дело зачётно. Вот только у меня к этому не горит. Может, пока не углубился в это дело, а может просто не моё. — немного подумав, я откинулся на спинку стула, и словно доказывая самому себе, сказал: — Хотя кому нужен интерес, если есть деньги.
— Никто не запрещает совмещать приятное с полезным. — подмигнула мне Грейс. — Я изначально поступала на архитектора, тогда эта профессия казалась куда более перспективной. А спустя год поняла, что «не горит». И я сделала вывод, что нелюбимое дело желаемого достатка не принесет, каким бы перспективным оно не было.
От её слов, у меня разве что челюсть не отвисла. Никто никогда, кроме бабушки не говорил со мной так просто и непринужденно. Словно мы самая настоящая семья и она, как мама, интересуется моими планами. Черт возьми, но мачеха открывалась для меня новой стороны и, наверное…мне это нравилось. Хотя я скептически отказывался это принимать и к этому привыкать.
Когда я, на удивление самому себе, загружал посуду в посудомоечную машину, Грейс, накинув куртку, стала обуваться. Не сложно было догадаться, что она обеспокоена, что дочь ещё не вернулась и собралась идти ей на встречу. Видимо, этот вечер уже не мог удивить ничем, потому что я, черт меня дернул за одно место, заделался в волонтёры или окончательно тронулся умом.
— Давай я её встречу. — ошарашил я обоих своим предложением, и Грейс со скрытой улыбкой посмотрела на меня. — С тебя ужин, с меня твоя дочь в целости и сохранности.
Пошутил я, на что мачеха рассмеялась. Так по-доброму и не наигранно, как этого не делала моя родная мать.
— К тому же, я здесь места лучше знаю, съезжу за ней на машине, чтоб не окоченела.
Заставив меня надеть кофту, Грейс неоднократно поблагодарила, а я все ещё не понимал, зачем мне это надо. И что, черт возьми, я вообще делаю. У дома я встретил папу, который выходил из машины.
— Ты куда?
— За сестрёнкой. — съехидничал я, залезая в машину.
Магазинов у нас было немного, поэтому я заехал в местные, но девчонки там уже не было. Как и по дороге домой. Чутье подсказывало, что она во что-то вляпалась, поэтому я нехотя стал описывать кассирше внешность сводной, и узнал, что она купила муку и апельсиновый сок еще пятнадцать минут назад. В тихом омуте черти водятся? Вряд ли. И это фигово.
Я вышел из машины, прошелся вдоль дороги, но девчонки так нигде и не видел. Начиная раздражаться, я собрался садиться в машину, как сердце совершило сальто.
— Помогите! — донесся приглушенный крик из места, куда нормальный человек не пойдет. И всё бы ничего, но этот крик я ни с кем не перепутаю. Так же, она кричала на меня в бешенстве и недовольстве, когда я вломился в её душ.
Быстро сев за руль, колеса с визгом вывернулись, а я, не колышась о дорожных правилах, рванул по узкой каменистой дороге, скрывающейся в деревьях.
— Во что ты уже ввязалась?! — ударил я по рулю, удивляясь, почему она вообще свалилась на мою голову.
Пока Камаро несся по каменистой дороге, разбрасывая землю в разные стороны, я одной рукой тер лоб, разглядывая по разным сторонам девчонку.
Стоило переключить фары, как на широкой территории, на которую не ступает нога жителей нашего дорогого района, стояло два отморозка, а…между ними на коленях она. В разорванной на груди футболке, с растрепанные волосами и почти без сознания. Один из уродов расстегивал ширинку штанов, а второй исследовал её тело гнилыми лапами и взглядом.
То ли тревога за неё, то ли ярость, то ли такое отношение к девушке обрушились на меня волной. Надавив изо всех сил на педаль, я резко затормозил так, что тачка прорычала на весь район. Я был в ярости, чертовой, сумасшедшей, ярости. Я чувствовал, как пульсирует вена на виске и как сжимаются мои кулаки. Смотрел на происходящее горящими пламенем глазами и готов был раздавить глотки обоим отморозкам голыми руками.
Затормозив, я выскочил из машины, глядя, как с трудом девчонка узнает меня. Она покачнулась в сторону, не держась на коленях, но один из уродов с татуировками заставил её держаться, схватив за волосы и натянув с такой силой, что её голова откинулась назад.
Кровь в венах закипела. Перед глазами образовалась пелена. Я реагировал на них так, как бык на красную тряпку. И сжимая кулаки, преодолел расстояние между нами, замахнувшись и разбив челюсть первому. Он с грохотом отлетел на землю, прикладывая к окровавленному лицу ладонь. Но я ещё с ним не закончил. Мне хотелось убить его, избить до смерти, а потом повесить на фонарь, пока его голова не останется висеть на веревке отдельно от тела.
Я не мог смотреть на то, в каком состоянии была та, которая или орала на меня, как бешеная, или улыбалась, как сумасшедшая. Не мог смотреть на то, что они с ней сделали. Не мог думать, что успели сделать.
Подойдя ко второму, я схватил его за футболку, ударив лбом. Следом нанёс удары в живот и в челюсть. Я бил его, пока он, кашляя кровью, извивался на земле. Бил, пока не выбил всю дурь. Бил, пока он не оказался на грани. Бил, пока на ногах не оказался второй, нападая на меня сзади. С ножом. Он, хитро ухмыляясь, замахнулся, пока я поднимал на ноги сводную. Как раз в тот момент, я заломал ему руку, разбив нос, из которого хлынула алая кровь.
Пока он приходил в себя, я присел на колени напротив девчонки, поднимая её голову, держа за щеки. Она отсутствующе смотрела сквозь меня, а из её глаз до сих пор скатывались крупные слезы, от чего я перестал дышать. Я неоднократно видел, как плачут девушки. Видел, как их уроды парни издеваются над ними и даже заступался. Но никогда они не вызывали во мне подобного. Не жалость. Страх. Я боялся за неё, хотел убить за неё. За то, что ее заставили пережить в те минуты. Чертовы ублюдки думали, им сойдет с рук.
Стащив с себя кофту на замке, я снял с неё остатки порванной футболки и натянул свою на девушку, застёгивая на молнию.
— Эй, давай, давай, поднимайся. — поднял я её на руки, как хрупкую вазу, а её рука безжизненно обхватила мою шею. — Не закрывай глаза! Слышишь меня, не закрывай! Все закончилось…сейчас, Бэмби, потерпи!
Добежав до машины, я, тяжело дыша, аккуратно усадил её на сидение, откидывая пряди волос с мокрого лица.
— Эрика, посмотри на меня! — повысил я голос, пытаясь растормошить её. — Это я, ну же, это я. Потерпи, терпи, я сейчас! Черт, Эрика! Клянусь, я прибью тебя, если закроешь глаза!
Пристегнув её ремнем безопасности, не успел я закрыть двери, как холодный металл прошелся по моему плечу, не глубоко вонзаясь. С разворота, я выбил из рук твари нож, повалив на землю. Я не беспокоился о последствиях, не думал, что покалечу или убью его. Я хотел убить его.
Вспоминая стоящую на коленях Эрику, её слезы и безжизненное состояние, разорванную футболку и оголенную кожу, меня накрыло с головой. Воспоминание и ее безжизненный вид подействовал на меня, как на поверхность, залитую бензином, в который бросили зажжённую спичку. Сев сверху, я бил его по лицу, в живот, во все запрещенные в боях места. Бил до тех пор, пока кровь не стала хлыстать в разные стороны, а он лежал в обморочном состоянии. Даже тогда бил. Кровь оставалась на моих костяшках, частично на одежде, я избивал ублюдка, мечтая, чтобы от него места мокрого не осталось. И после моих уродов, не уверен, что от него вообще что-либо осталось. Бил до тех пор, пока из машины не донесся сдавленный кашель.
Мне пришлось откинуть его в сторону, подходя ближе к Эрике. Она мотала головой, не в силах прийти в себя. Сплевывала кровь…Я достал и бардачка бутылку с водой, буквально силой заставляя девчонку выпить. Когда она более менее стала приходить в себя, восстанавливая дыхание, я достал из машины салфетки и стал вытирать кровь вокруг её губ.
От одного только вида на неё, кровь кипела, а мозг затуманивался. Я смотрел на разбросанных по земле уродов и мечтал расправиться с ними так жестко, чтобы они мучились всю свою оставшуюся жизнь. Со сколькими девушками они уже это сделали? Избавившись от этой мысли, я крепче схватился за руль, не давая себе слететь с катушек прямо перед ней.
Сводная откинулась на сидение, придя в себя, и отвернула голову к окну, пока я разворачивал машину. Её плечи всё ещё дрожали, а прерывистое дыхание заполняло салон. По её пухлым розовым губам, с которой стекала кровь, капали слезы, заливая мою кофту. Она старалась плакать беззвучно, тихо и не привлекая внимания. Я включил первую попавшуюся музыку, делая громкость в салоне, давая ей возможность выплакаться.
Ещё вчера я держал её за запястье, которое она с силой вырывала, хотел уничтожить и напугать, а сейчас я хотел уничтожить за неё. Пока мы ехали, её плечи судорожно поднимались, а слезы блестели на щеках. Она всхлипывала, прикусывая нижнюю дрожащую губу и обхватывала себя обеими руками за плечи.
Ярость постепенно пробиралась по мне.
Выдохнув полной грудью, я со злостью сжал руль, смыкая челюсти. На лице заходили жевалки, и не набирая высокой скорости, чтобы не напугать Эрику, я обеспокоенно поглядывал на неё. Я думал на эмоциях, я поступил так же, будь на ее месте любая другая девушка, но когда сомнения стали царапать изнутри, я изо всех сил вдавил педаль газа. Эти уроды заплатят. За каждую её слезинку, за каждый крик, за каждый дюйм тела. Они заплатят за всё.