Возвращаюсь домой ближе к двум.
Тихо, стараясь не шуметь, проворачиваю ключи в замке. Заспанная мама в накинутом на плечи чёрном шёлковом кимоно выходит в коридор.
— Ты уже всё, доча?
— Да, мам, — отвечаю шёпотом и целую её в приятно пахнущую щёку.
— Как всё прошло? — интересуется.
— Да обычно, мам, — обнимаю её сбоку за плечи. Она гладит мои руки.
Моя мама, Марина Алёхина, в свои сорок с хвостиком выглядит просто прекрасно. Занимается йогой. Ежедневно совершает долгие пешие прогулки. Когда мы появляемся вместе на людях, нас зачастую принимают то за сестёр, то за подруг.
На цыпочках, чтобы не скрипел паркет, прохожу в свою спальню мимо комнаты брата. Серёже семнадцать, в этом году он закончил школу и собирается поступать на факультет технологий общественного питания. Учиться на юрфаке и продолжать семейную традицию он отказался категорически. Его смелость идти своим путем, наперекор воле строгого отца, безусловно, восхищает меня. Почему я так не могу?
Наспех принимаю душ. Смываю «уставший» за вечер макияж и лак, застывший в волосах.
Падаю в кровать, предварительно приняв снотворное, так как вряд ли смогу уснуть сама сегодня. День был слишком напряжённый.
В итоге дрыхну почти до обеда. Проснувшись и проведя все утренние ритуалы, пихаю ноги в пушистые тапки и тащусь на кухню. Пахнет блинчиками!
Что-то заставляет меня замереть у двери. В кухне только родители. Серёжа каждое воскресенье уходит на тренировку, поэтому его дома быть не может. Слышу мамин голос:
— … ночью. Выглядела нормально. Разве что, грустная немного.
— Как думаешь, когда она перебесится? — бас отца.
— Саш… Пойми ты. У девочки сложный период. Она только что закончила учебу. Сейчас на перепутье, куда податься. Нельзя на неё слишком давить.
— Это разве я давлю⁉ — отец в сердцах хлопает по столу, ложки звенят. — Это я не давлю, Марин. Если бы я давил, она бы уже давно у меня в прокуратуре сидела. Или в арбитраже у Виктора под боком. И никаких тебе цветочков-гербариев. Глупости какие! Ишь чего…
— Саш… — примирительно говорит мама. — Давай подождём ещё немного. Пусть Алёна сама определится.
— Да если б я ждал, она бы и в университет не поступила! Если б я тогда не вмешался, её бы ещё на вступительных закрыли.
Меня обдает сначала жаром, потом холодом. Что это получается? Я не сама поступила? Это всё папа опять? Прокурорская дочка ничего сама в этой жизни не может?
Есть больше не хочется. На глаза наворачиваются слезы. Меня накрывает чувство собственной беспомощности и бесполезности.
Разворачиваюсь на носочках и возвращаюсь в свою спальню. Запираю замок. Мне нужно сейчас побыть одной!
Но подумать и проанализировать всё спокойно не выходит. Ноутбук на моём столе подаёт сигнал. Это скайп. Кирилл звонит…
Не ответить на звонок не могу, я уже проигнорила его дважды. Он писал мне ночью, когда я вернулась с выпускного. И набирал по скайпу с утра, когда вышла из ванной.
Выдохнув, напяливаю на лицо беззаботную улыбку и поднимаю крышку ноута.
— Привет! — обнажаю зубы в два ряда. Как бы Кирилл не решил, что у меня судорога.
— Привет, Алёнка! Я уже начал волноваться. Звоню-звоню, а ты трубку не берёшь.
— Прости… Я вчера поздно пришла и просто дико устала. Сразу спать завалилась. А сегодня не слышала, была в душе. Только хотела тебя набрать, — скрещиваю пальцы за спиной. — А тут ты сам звонишь! — примирительно свожу брови домиком.
Кирилл смягчается. Взъерошенный, в домашней футболке, он сидит на балконе своей съёмной квартиры в Питере. Вид с его балкона открывается живописный — на Карповку и женский монастырь. Что он мне и демонстрирует в данный момент, разворачивая ноут камерой на оживлённую улицу. Очень атмосферно, так по-питерски…
Болтаем с Кириллом ещё минут пять. Он спрашивает, как прошёл выпускной? Какие планы? Говорит, что готов встретить меня в Питере в любой момент. И что очень соскучился. Я попросту блею, не в силах сказать что-либо внятное. Затем ему звонят по работе, он спешно прощается и завершает сеанс.
Я захлопываю ноут, кладу голову на локти, лицом в стол, и стону.
— Фаа-аак…
Ну и как ты, Алёна Алёхина, докатилась до жизни такой? Кирилл такой замечательный. Он не заслуживает того, чтобы его девушка целовалась с другим парнем и думала о нём. Стыд и вина буквально пожирают меня.
В дверь осторожно стучат. Вздрагиваю.
— Да-а?
— Алёнушка, там к тебе подруга приехала. Ты спишь? — это мама.
— Нет, не сплю! — подрываюсь со стула. — Иду уже!
Подругой оказывается моя единственная и незаменимая Иринка, конечно. Провожу её в свою комнату, отказываясь от завтрака. По дороге сталкиваемся с Серёжей. Он вернулся с тренировки и, видимо, принял душ. Волосы влажные, домашняя футболка мокрыми пятнами липнет к его подтянутому спортивному телу. Заметив Иринку, мучительно краснеет. Ну, к этому я в принципе привыкла. Я же не совсем дура, и понимаю, что мой брат уже взрослый и вполне может интересоваться девушками. А Иринка — девушка, причём очень красивая! Удивляет меня не Серёжа, а реакция Иринки. Она сбивается с шага, фактически запинаясь на ровном месте. И мямлит, буквально съедая звуки:
— Эээ… Се… Серёжа, привет… — чтоб вы понимали, артикуляция у Иринки идеальная. Она в совершенстве владеет своим голосом и частенько демонстрирует это, распевая хиты в караоке. Что происходит?
— Се-се-се-рёжа? — иронично поднимаю брови, когда мы оказываемся вдвоём в комнате.
— Ой, отвали, Алёхина! — отмахивается. — Как дела? И вообще. Куда ты вчера свинтила? Там та-акооое началось!
— Какое — такое?
— Ты только уехала, прошло минут пятнадцать. Я пошла в туалет. Ну все дела сделала, стою, руки мою. И вдруг слышу, как кто-то плачет в кабинке. Прикинь!
— Ну и? — требую продолжения.
— И я постучалась, конечно. В жизни не догадаешься, кто там сидел и разводил сопли!
— Зотов что ли? — придумываю на ходу самый неправдоподобный вариант.
— Какой Зотов? Это женский туалет вообще-то. Ксюха там была! Во! — довольная произведённым эффектом, Иринка замолкает на мгновение.
— И что? — скептически. — Мало ли что у неё там. Колготки может порвались.
— Нееее, дела серьёзнее гораздо. Короче… задержка у неё.
— В смысле задержка? — переспрашиваю тупо.
— Она беременна, дурында!
Новость обухом бьёт по голове. На моей памяти Ксюха тёрлась только с Литвиновым в последнее время. Литвинов — отец⁇
Я думала, что хуже уже быть не может. А нет! Может.
Он не знает? Иначе бы разве стал мне признаваться в любви вчера? О боже! А если бы я поддалась и согласилась? У него тут девушка беременна. Спустя ещё пару секунд осознаю услышанное в полной мере. Лёша станет отцом… Между нами теперь ничего не может быть, совершенно точно и… бесповоротно.
Вслух говорю совсем другое.
— Ты хочешь уехать со мною в Питер?
Иринка смотрит на меня, приоткрыв рот.