До тебя

Глава 3. Состояние аффекта

Октябрь следующего года, 2 курс

Сидим на лавочке в парке рядом с университетом. Я, Иринка, Литвинов и Зотов.

Вообще-то мы не просто так сидим, а злостно прогуливаем.

Денёк сегодня выдался просто чудесный, по-осеннему пригожий. Октябрьское солнце ласкает теплом наши разнеженные тушки. Буйство красок вокруг! Лиственные пестрят жёлтым, красным, оранжевым, а кое-где ещё и зелёным цветом. Просто нереальная красота!

Зотов взобрался на скамейку прямо с ногами, и восседает на её спинке, словно на троне, возвышаясь над всеми, буквально как царь над своими подданными.

Иринка в короткой юбке расположилась с краю. Закинув ногу на ногу, щёлкает семечки, заправски сплёвывая шелуху в газетный кулёк.

Литвинов чуть поодаль курит, задирая голову и выдыхая дым куда-то к верхушкам вековых сосен.

А я… я собираюсь прямо сейчас выпить домашнего вина. Бутылку принёс Зотов, якобы у своей бабушки стащил. Упакованная в бумажный крафтовый пакет, она не привлекает внимания окружающих, хотя на мой параноидальный взгляд это смотрится так, будто я стою тут с транспарантом, на котором написано: «Я Алёна Алёхина, и сейчас я собираюсь наклюкаться, а после пойти на уголовное право».

Да-да. Вы не ослышались. Есть такие предметы, которые прогуливать нельзя, даже если очень хочется. Уголовное право — это тот случай. Препод — просто зверь! Без шуток.

— Алёхина, ты долго ещё? — подначивает меня Зотов. — Не боись, пей, чай козлёночком не станешь!

Литвинов неодобрительно смотрит на меня из-под нахмуренных бровей. Он вообще постоянно что-то во мне не одобряет! Сначала меня это задевало, так как я привыкла всем нравиться. Я очень старалась наладить с ним контакт, но всё без толку! Много позже я поняла, что он просто сам по себе такой — насупленный индюк, старый дед в теле молодого парня. Хотя к Иринке он вон по-другому относится… У них даже приколы есть «свои», понятные только им двоим. В-общем, я уже устала голову ломать, чем ему не угодила, вот буквально с первого взгляда. Плевать.

«Чего уставился?» — спрашиваю глазами. Его осуждение становится практически осязаемым и зависает в воздухе между нами. Это становится последней каплей. Я решительно подношу горлышко бутылки к губам и делаю хороший такой глоток. Пищевод практически обжигает, вино — креплёное. Но я так просто не сдаюсь. И делаю второй такой же глоток, глядя прямо в недовольные глаза Алексея Литвинова.

Он не выдерживает первым.

— Передай другому! — широким шагом сокращает дистанцию между нами и безапелляционно забирает у меня бутылку. Пьёт. Морщится. Сладкое, видно.

— А-ха-ха-хах, — ржёт Зотов. — А вот эта — вообще улёт!

У него в руках сборник задач по уголовному праву, он читает их наугад. Задачи и правда, забавные. В условии представлена какая-то жизненная ситуация, а задание заключается в том, чтобы дать описанному правильную юридическую оценку.

— Номер семь, слушайте! Иванов, плохо почувствовав себя на работе, решил оставить место службы и вернулся домой раньше обычного на три часа. Открыв ключом входную дверь, он увидел на диване… — Зотов выдерживает драматическую паузу, — в обнаженном виде свою жену и незнакомого ему мужчину в ее объятиях, — на этом моменте усмехается даже сам «Мистер Хладнокровие» Литвинов. — Находясь в состоянии аффекта, Иванов схватил попавшуюся под руку гантель и стал избивать ею обнажённых. В результате его ударов потерпевшие скончались. Вопрос! По какой статье следует квалифицировать данное деяние?

— Придурок какой-то, — бормочет Иринка себе под нос. — Мало того, что двоих жизни лишил, так и свою испортил. Сидел бы на своей службе до вечера, ничего бы и не было.

— Боюсь, Лукичёва, что состава «Придурок» в Уголовном Кодексе нет! — усмехается Тимофей. — Садись, два! Алёхина, что скажешь?

Меня так разморило после вина, что думать о мужике, избивающем гирей неудачливых любовников, совсем не хочется. Мысли в голове плывут, как облачка в безветренный день. Ну то есть вовсе стоят на месте.

— Скажу, что это по-любому убийство. А статья…

— Статья 107 Уголовного Кодекса — убийство, совершенное со смягчающим обстоятельством, которым в данном случае является состояние аффекта у субъекта преступления, — чеканит Литвинов, не давая мне договорить. Он выбрасывает пустую бутылку из-под вина в урну и продолжает. — Погнали. Семинар через пятнадцать минут. Синицын опоздунов не любит.

И всё ведь у него по полочкам, аж бесит! Такое чувство, что этот робот вообще расслабляться не умеет. Морщусь раздражённо. Но тем не менее встаю. Делаю несколько шагов по направлению к университету и останавливаюсь, чтобы дождаться остальных. Вдыхаю запах прелой листвы и стараюсь настроиться на предстоящий семинар. Наконец, подтягивается остальная компашка и мы медленно бредём по парковой аллее, вороша ногами сухую листву.

В аудитории, где проходит семинар по «уголовке», парты расставлены длинными рядами. Мы, как обычно, выбираем самую последнюю, и по очереди протискиваемся на свои места. Так получается, что слева от меня сидит Иринка, а справа — неугомонный Литвинов.

— Жвачку будешь? — неожиданно шепчет он мне в ухо. Меня ни с того ни с сего опаляет жаром. Вот это бабушкино винишко, забористая хренотень!

Я слегка поворачиваю голову. Он так близко. Зависаю, смотря в знакомые до мелочей глаза. Я не знаю, что меня заставляет после перевести взгляд на его губы, наверное, всё-таки вино! Он почему-то делает то же самое, возможно, просто по инерции. Сидим так, пялясь друг на друга, секунд пятнадцать, не меньше. Пока он не шепчет, обдавая мои губы своим тёплым дыханием:

— Отомри, Алёхина… — от него пахнет мятой. — Бу! — я непроизвольно вздрагиваю и отстраняюсь.

— Давай, — наконец нахожу в себе силы ответить и тут же отворачиваюсь. Жвачка, как по волшебству, ложится передо мной на парту. Моя любимая, со вкусом арбуза, или как мы прикалываемся с Иринкой — со вкусом «абьюза». А мятная? Додумать мысль не успеваю, так как в аудиторию заходит преподаватель уголовного права — Синицын Юрий Владиславович собственной персоной. Это мужчина лет пятидесяти, с седой, аккуратно подстриженной триммером бородкой и в очках в золотистой оправе.

— Добрый день, товарищи студенты! — здоровается он, как всегда громогласно. Аудитория затихает. Синицын, хотя и добряк по виду, но строгий и требовательный учитель. Поэтому никто не рискует у него прогуливать, так как отработка, которая следует за этим, похожа скорее на мясорубку.

— Сегодня мы поговорим о состоянии аффекта, уважаемые. И так как близится промежуточная аттестация, а у некоторых из вас мало оценок, самое время — подтянуть хвосты! Буду спрашивать, настраивайтесь! Граждане алкоголики, тунеядцы, хулиганы… Итак… Алёхина присутствует на уроке? — внезапно называет он мою фамилию.

— Я здесь, — поднимаю руку, она дрожит.

— Алёхина, у вас стоит четыре за контрольную и пять за работу на уроке. Для аттестации необходимо иметь, как минимум, три оценки. Поэтому Ваш выход, Алёна, — я встаю.

— Простой вопрос. Что такое состояние аффекта, где дано определение этому понятию и в каких статьях Уголовного Кодекса оно упоминается? Так сказать, основы основ! Слушаю Вас, Алёна.

У меня колени подгибаются. Я всё ещё боюсь публичных выступлений, несмотря на то, что учусь на очень публичную саму по себе профессию — юриста. Я каждый раз борюсь с собой и своим страхом. Но легче не становится.

— Эээ… Аффект — это состояние сильного душевного волнения, вызванное противоправными или аморальными действиями со стороны потерпевшего, либо длительной психотравмирующей ситуацией, — мучительно вспоминаю зазубренные наизусть строчки. — Понятие аффекта дано в самом Уголовном Кодексе, статья… статья сто… — в голове пусто. Какая к чёрту статья у этого аффекта⁉ Я совершенно теряюсь, и вдруг чувствую прикосновение к своей ноге. Справа чувствую. Какого хрена, Литвинов? Непроизвольно кошу взглядом и, о боги! Вижу, как он выводит на полях своей тетради цифру «107». — Статья 107 УК РФ! — уже более уверенно заканчиваю я свою речь.

— Неплохо, Алёхина, — комментирует Синицын. — А не будете ли Вы так добры пояснить нам, в какой ещё статье УК упоминается состояния аффекта?

Опять смотрю вниз и вправо. Вижу, как Литвинов рисует «113».

— Статья 113! — говорю бойко.

— Отлично, Алёна, присаживайся. Ну что, поехали дальше по списку…

Я выдыхаю вставший комом в груди воздух и опускаюсь на место. Что это было, Литвинов?

Дальнейший урок проходит спокойно. Меня больше не спрашивают. Иринка практически дремлет на плече у Зотова. И мне, честно говоря, хочется сделать то же самое, но ближайшее ко мне плечо принадлежит не абы кому, а ненавистному Литвинову.

После урока догоняю его в коридоре.

— Что это было, Литвинов? Что за аттракцион невиданной щедрости? — не удержавшись, язвлю.

Он идёт вперёд, как будто спешит куда-то. На меня не смотрит.

— Эй, Литвинов! Я с тобой вообще-то говорю. Лёша! — сама не понимаю, как называю его по имени.

Он резко останавливается и поворачивается ко мне. В этой части коридора, которая представляет собой закуток перед дверью мужского туалета, мы одни. Смотрит на меня, как тогда в аудитории, когда предлагал мне жвачку. Я немного теряюсь, так как он подходит очень близко, практически вплотную, оттесняя меня к стене. Задираю голову и тоже смотрю. Какой высокий всё-таки… Он по-прежнему молчит. Это начинает меня пугать. Цепляет взглядом сначала мои глаза, потом губы, затем смотрит в сторону, затем — снова на губы. И вдруг, резко качнувшись к моему лицу, целует!

Застываю статуей. Это совершенно невинный поцелуй, просто касание губ. Но от того, что это неожиданно, а также в результате действия выпитого не так давно алкоголя, он прошивает меня насквозь, будто статическим электричеством. Я даже глаза не закрываю. Офигевшая, смотрю на Литвинова, а тот — на меня. Замирает. Лёгкое шевеление губами. Смотрю. Он медленно отрывается от моих губ и произносит что-то очень странное:

— Это было состояние аффекта, Алёхина.

После чего отворачивается, как ни в чем не бывало, и скрывается в мужском туалете.

Дверь, открывающаяся с обеих сторон, покачиваясь, замирает. Я медленно подношу руку ко рту и трогаю губы. Они как будто горят… Стою так около минуты, после чего резко срываюсь с места и бегу на улицу.

Тот же вопрос. Что это было Литвинов, чёрт побери?