До тебя

Глава 9. Горькая вода

Мы валяемся прямо в огороде, на пятачке возле мангала. Иринка нашла в шкафу плотное хлопковое одеяло, по виду напоминающее брезент. Из тех, которыми раньше застилали кровати в детских лагерях.

Мажем друг другу спины солнцезащитным кремом, чтобы не сгореть с непривычки. Непривычная к загару здесь правда только я, так как всё лето торчала в цветочном. Иринка же впахивала на хозяйстве, поэтому её кожа красиво золотится на солнце.

Лёша приезжает раньше, чем обещал. Уже через час с небольшим загоняет машину во двор. Достаёт из багажника сумки с продуктами, мешок угля, а также складной стол и стулья походного типа.

Поднимаемся с Иринкой с налёженного местечка. Помогаем установить мебель. Расстилаем одноразовую скатерть. Лёша поручает нам вымыть и нарезать овощи, а сам занимается мясом. Спустя ещё час совместных усилий всё готово.

У меня слюнки текут. Сегодня я только завтракала, потом весь день возилась в цветочном. Дорога до Карасей — плюс минус пара часов. На мясо практически набрасываюсь. Сил вести себя, как леди, и медленно пережевывать листик салата, нет никаких. Наевшись доотвала, решаем выдвигаться на озеро.

Идём пешком, тут недалеко. По дороге Лёша рассказывает нам, что озеро Горькое так называется потому, что в нём высокое содержание соли и вода имеет горьковатый привкус.

— А пиявки там есть? Ужас как их боюсь! — дурачится Иринка.

— Пиявок нет. Только крокодилы, — не остаётся в долгу Литвинов.

Шагаем в ряд по проселочной дороге. Литвинов в купальных шортах, он переоделся ещё дома. На плечо закинуто махровое полотенце.

Я же надела поверх купальника длинное полупрозрачное платье из тонкого муслина. Оно развевается на ветру и, как я подозреваю, в солнечном свете показывает всё, что по идее должно скрывать. Зрелище, как мне кажется, это крайне эротичное, и я чувствую себя очень привлекательной сейчас.

Иринка отстаёт. Вроде ей мама звонит.

Мы с Литвиновым идём рядом, соприкасаясь плечами. Оба молчим. А о чём говорить? Обычно мы или молчим, или собачимся. Так как повода к ссоре сейчас нет никакого абсолютно, остаётся молчание. Осознаю внезапно, что мне комфортно молчать с ним.

За поворотом показывается озеро. В предзакатных лучах оно кажется почти волшебным. Находим местечко недалеко от береговой линии. Народу немного, к вечеру все разбрелись. Захожу осторожно. Лёша, кажется, говорил, что на дне озера бьёт родник, поэтому температура воды здесь всегда невысокая.

Зайдя по колено, вся покрываюсь мурашками. Литвинов уже успел окунуться с головой и проплыть с десяток метров туда-обратно.

Иринка расстелила полотенце и загорает на берегу, у неё «эти дни», поэтому с купанием она в пролёте.

Опускаю в озеро руки, чтобы хоть немного привыкнуть. Зачерпываю воду и глажу мокрыми ладонями ноги, бёдра. Живот, где серебрится серёжка. Поднимаюсь выше: грудь, шея. Внезапно ловлю взгляд Литвинова. Его глаза, обычно голубые и прозрачные, потемнели и цветом напоминают штормовое небо. Он смотрит так… как будто сейчас что-то случится. Как зверь перед прыжком. Я пялюсь себе под ноги, не в силах удерживать зрительный контакт. Сердце раненой птицей трепыхается в горле. Вдох-выдох, вдох-выдох.

Вдруг меня накрывает каскадом брызг. И ещё раз! Визжу! Холодно. Чувствую соль на губах. Понимаю, что это Литвинов. Он… смеётся! Гад! Меня подбрасывает, точно какой-то неведомой силой, и я мчу прямо на него, создавая вокруг бурлящие волны и не переставая верещать, как новорожденный поросёнок, которого отняли от мамкиной сиськи. Лёша пытается убегать от меня. Но я так легко не сдаюсь, не на ту напал. Продолжаю его преследовать, задирая ноги как можно выше и размахивая руками в воздухе. Он хохочет. Литвинов хохочет, понимаете? Литвинов! Тот, который улыбается только по особому случаю. Происходящее ощущается мной, как нечто такое чудесно-прекрасное. Так чувствуешь себя, когда смотришь на только распустившиеся ранней весной одуванчики. Когда после долгой зимы и перманентно унылой серости, со всех углов и щелей лезут маленькие жёлтые «солнца».

Внезапно понимаю, что… Литвинов мне поддаётся. Хотел бы — уплыл, конечно! Цепляюсь за его мокрые плечи. Руки скользят. Запрыгиваю сверху, обхватив ногами и пытаясь потопить. Он уходит на дно, но тут же выныривает, отплевываясь. Разворачивается ко мне лицом, хватает в охапку, и, подкинув вверх, бросает в воду. Мы дурачимся, как дети. И мне так хорошо, как не было долгое время до этого.

Солнце падает за горизонт. Небо окрашивается малиново-розовым цветом, кое-где переходящим в оранжевый.

Я лежу в воде на спине, раскинув руки и ноги в виде звезды. Периодически лениво шевелю конечностями. Литвинов бултыхается рядом. У него никак не получается «звезда». Слишком напряжён, я ему так и сказала. В очередной раз тонет, и, зло сплюнув в сторону, подплывает ко мне.

— Алёхина, пора вылезать. Темнеет.

Поднимаюсь на ноги и, нащупав дно, становлюсь лицом к нему.

— Боишься темноты? — спрашиваю лукаво.

— Нет. Боюсь змей, — отвечает абсолютно серьезно.

— Каких нафиг змей⁉

— Каких каких, водяных. Кусаются болюче. Вон, смотри, плывёт, — показывает куда-то вправо.

Я дёргаюсь и делаю первое, что подсказывает мне моё находящееся в диком ужасе подсознание. Тянусь к источнику безопасности. Верно. К Литвинову. Запрыгиваю на него, и, ёжась, осторожно поворачиваю голову в указанном им направлении.

— Где⁉ — истерично шиплю. — Где она⁉ — всматриваюсь в темнеющие на глазах воды озера и… ничего не вижу. Развёл меня что ли?

Лёша обнимает меня руками за талию. Дышит шумно. Наши лица совсем близко. Его ресницы и брови покрыты мелкими капельками влаги. Двигаю руками выше: по его к плечам к шее. Медленно и осторожно, боясь спугнуть момент. Аккуратно прикасаюсь пальцем к ёжику коротких волос. Затем кладу ладонь и поглаживаю, чуть осмелев. Он ничего не делает, просто дышит. Желваки на лице едва заметно дёргаются, зубы плотно сжаты. Порывается что-то сказать, но я не даю: прикладываю палец к его губам.

— Шшшшш…

Целую его в уголок губ. Отстраняюсь, оценивая реакцию. Смотрит, но молчит. Снова целую, цепочкой продвигаясь к середине лица. Ощутимо прикусываю нижнюю губу. Зализываю языком.

Его плечи буквально каменеют. Пресс напряжен, ощущаю, как мелко дрожат косые мышцы. Стискивает мои бёдра сильнее. На пару сантиметров стекаю вниз по его телу и чувствую, что… он возбужден. Видит в моих глазах понимание, и как будто срывается с поводка. Целует. Сразу глубоко. Как в последний раз. Уверенно прижимая меня к себе одной рукой за талию, второй мнёт ягодицу. Чувствую, как обдаёт кипятком внутри. Сердце колотится на разрыв, когда он слегка тянет за волосы, открывая себе доступ к шее. Влажно целует меня под подбородком. Несдержанно стону. Я думала, что испытывала сексуальное возбуждение раньше. Но то, что происходит сейчас, не идёт ни в какое сравнение. Никогда не прыгала с тарзанки, но почему-то мне кажется, что ощущение свободного падения, когда летишь в пропасть, очень похоже на то, что я испытываю сейчас, целуя Лёшу в холодной воде Горького озера.

Литвинов отрывается от меня. Прижимается к моей щеке приоткрытым ртом. Тяжело дыша, хрипит:

— Здесь нельзя.

В смысле нельзя? Всё можно! Хочется закричать мне.

Я выбираюсь на берег первая. Литвинов ещё минут десять наворачивает круги в холодной воде, чтоб «остыть». Иринка мирно спит, свернувшись калачиком на берегу. Слава высшим силам, у нас не было свидетелей.

На обратном пути мы опять молчим. Каждый думает о своем. Сонная Иринка плетётся за нами, мешая начать откровенный разговор.

Дома я застилаю постель бельём, которое выдал нам Литвинов. Настраиваюсь поговорить с ним, когда Ирина уснёт, и всё-таки расставить точки над «i».

Лёшин телефон вибрирует, разрезая неприятным скребущим звуком тишину пустой комнаты. Он выходит на улицу, чтобы ответить.

Меня накрывает чувством необъяснимой тревоги.