До тебя

Глава 6. Мы — лучшие

Январь, 3 курс

Ура! Сессия — done. Так называемый «экватор», то есть половина пятилетнего срока обучения в университете, успешно пройден. В связи с этим мы организовали поездку на базу.

Заказали маршрутку, погрузились в неё общим количеством в почти двадцать человек и рванули за город.

Здесь все свои, кроме нового парня Иринки — Паши. Он увязался за ней, ни в какую не захотел отпускать свою девушку одну. Если честно, совершенно не понимаю, что она в нём нашла. Вернее, наоборот, понимаю. Ведь этот Паша — полная противоположность её бывшему — харизматичному и обаятельному Саше. Который в своё время не смог удержать свою харизму в штанах и разбил Иринке сердце. С тех пор она сознательно избегает похожих на него парней. Так вот, Паша — скучный, неуверенный в себе задрот.

Поскольку Иринка «занята», я фактически осталась без пары. Со мной рядом сидит не моя любимая подружка, а вечно хихикающая и краснеющая Ксюша. На третьем году учёбы до меня наконец дошло, что делает она это (краснеет и хихикает) абсолютно без повода.

Зотов на пару с Литвиновым заняли самые козырные места — рядом с водителем. К сожалению, или скорее к счастью, я не имею возможности лицезреть лица этих двух идиотов. Почему идиотов? Да потому. Зотов, например, не может пройти мимо меня, не подколов. Его извечное «Лёха» заставляет мой глаз дёргаться. А Литвинов… Литвинов просто бесит. После того случая у него дома, он резко отморозился. Впрочем, я тоже не горела желанием разбираться, что это было. Но я, по-крайней мере, не делала вид, что он просто не существует.

Зотов говорит, что Литвинов всё время работает.

И что он, чуть ли не шантажом, затащил его на эту тусовку.

«Пашет как папа Карло!»

Ну да, ну да.

Мы с Иринкой полностью влились в учебу, и успешно совмещаем её с регулярными посещениями ночных клубов. Ну точнее, совмещали. До того, как у неё появился этот долбанутый Паша!

«Извини, Алён, я сегодня с Павлом».

«Извини, Алён, Павел против, чтобы я шла в этот (новый, крутой, офигенский) клуб».

«Извини, Алён, ты не Паша, короче. Бла-бла-бла!» — мысленно произношу звонким Иринкиным голоском. И тут же одергиваю себя. Какое право имею я лезть в личную жизнь подруги? Если она считает, что этот Паша ей подходит, значит так тому и быть!

В последнее время я, можно сказать вынужденно, сблизилась с Ксюхой. Она, в принципе, неплохая девчонка, но прямо скажем, недалекого ума. И что самое страшное, кажется имеет виды на Литвинова. При взгляде на него она краснеет сильнее обычного, если это вообще возможно. Чувствую себя последней сукой, думая так о своих близких подругах, но поделать с собой ничего не могу.

Маршрутка съезжает с трассы на просёлочную дорогу. Приближаемся к базе. Нас нещадно трясёт. Я смотрю в окно на бесконечно белые сугробы и ели, укрытые пушистыми шапками. Ночью выпал снег.

Приехав на место, дружно выгружаем сумки с продуктами и выпивкой. Фоткаемся у входа на базу, у вывески «Сосновая горка». Зотов, как глава «делегации» разговаривает с вахтёром на пропускном пункте. Он куда-то звонит, после чего к нам выходит женщина лет сорока, кутающаяся в накинутую на плечи шаль. Она проверяет документы Зотова, звонит в бухгалтерию, и убедившись, что все оплачено, провожает нас в номера.

— Мальчики направо, девочки налево! — строго говорит она. — Чтоб никаких оргий мне здесь не устраивали!

Зотов включает своё обаяние на полную мощность и улыбается ей во весь рот.

— Ну что вы, Клавдия Васильевна! Все будет тихо-мирно, обещаю Вам.

Клавдия Васильевна, удовлетворившись ответом Тимофея, вручает ему ключи.

Я попадаю в четырёхместный номер с отдельной ванной. Тут четыре кровати с небольшими тумбочками по бокам, платяной шкаф и стол, на котором ютится допотопный кипятильник.

Староста Юля Опяткина поднимает его двумя пальцами и рассматривает, словно археологическую находку.

Кроме Юли, со мной в номер заселяются Иринка и Ксюша.

— Стол есть? — заглядывает к нам Зотов. — Так, пацаны, тащим его сюда!

Мы передвигаем столы из номеров в фойе, устанавливая их двумя буквами «Т». Разбираем сумки, делаем нарезку. Перекладываем салаты в пластиковые контейнеры. Мальчишки, схватив кто угли для розжига, кто ёмкость с замаринованным мясом, уходят на поиски мангала. Иринка увязалась за ними, ведь там её драгоценный Павлик!

В фойе остаются я, Ксюша, Юля Опяткина и ещё несколько девчонок. Разливаем вино в пластиковые стаканчики и чокаемся. Ксюша открывает окно и прикуривает сигарету, усаживаясь на подоконник вполоборота к нам.

— Как думаете, девчонки, Лёша с кем-то встречается? — спрашивает неожиданно.

— Не, — отвечает Юля. — Нет у него никого.

— А та рыжая из Ю-198?

— Полина? Даже если у них что-то было, то давно закончилось. Я сама видела, — на этих словах Юли Ксюша оборачивается и прищуривает глаза.

— Что — видела?

— Ну после пары она к нему подошла, а он её отшил. Она плакала даже. Типа, ну Лёшенька, не бросааай миииняяя, — изображает Юля хныканье.

— Да ладно?

— Зуб даю! А он такой — извини, мол, Полина, но я сразу предупреждал, что ничего серьёзного у нас быть не может. Прикиньте? Сказал, как отрезал. Глыба льда!

— А ты такой холоооодныыый, как ааайсбееерг в океааааанеее, — задумчиво тянет Ксюша.

— И все твоиии печааааалиии под чёрноююю водоооой, — вдруг раздаётся от входа. Там стоит Зотов со связкой шампуров в руках. На нем свитер и вязаная шапка с помпоном, щёки раскраснелись с мороза.

— Я не понял, девчонки! Что за пенсионерские посиделки вы устроили? Меня полчаса не было. А у вас здесь уже вечеринка «Кому за…» — сгружает шампуры с подрумяненным мясом на стол. — Гля лучше, что у меня!

Следом за Зотовым подтягиваются остальные. В их числе Костик, Паша за ручку с Иринкой, и Литвинов, конечно же.

Мы рассаживаемся за столом. Мясо пахнет просто богически. Я хватаю первый попавшийся кусок, и обжегшись, дую на пальцы, а потом вонзаю зубы в сочную мякоть. Улёт!

Наевшись до отвала и накатив как следует, мы вразнобой вываливаемся из здания. Зотов говорит, на территории базы есть ледяная горка и прокат ватрушек. Детство играет у нас в «одном месте», и мы, почти двадцатилетние парни и девчонки, бежим по направлению, указанному Тимофеем.

Горка есть! И она такая, что дух захватывает! Высокая, укрепленная дощатыми ступеньками. Галдя и толкаясь, нестройной шеренгой взбираемся на вершину. И тут я понимаю, что… опять осталась без пары. На ватрушке катаются по двое. И так как предательница Иринка уже съехала вниз со своим Павлушей, а визжащая, как поросёнок, староста Юля намертво вцепилась в Ксюшу, получается так, что я осталась одна…

Решив не унывать, я запрягаю ватрушку и уже было готовлюсь взгромоздиться на неё и рвануть к подножию, как вдруг кто-то хватает меня за предплечье.

— Куда собралась? — голосом Литвинова.

— Туда, где нет всяких там зануд! — не теряюсь.

— Стоять! — решительно.

Он обнимает меня за талию в дутой красной куртке, слегка приподнимая, и легко и небрежно усаживает на ватрушку верхом. Как ребенка, честное слово. Но это еще не всё! Плюхается позади меня так, что я оказываюсь между его раздвинутых ног, и очень-очень тесно прижимает к себе, обнимая и словно укутывая со всех сторон.

Я глазею на его темно-коричневые берцы, не в силах пошевелиться. Меня будто парализовало этой неожиданной близостью. Он убирает выбившийся из-под шапки и прилипший к покрытым блеском губам локон с моего лица. Спрашивает как ни в чём не бывало:

— Ну что, погнали?

Я визжу не хуже Юльки, когда Литвинов, упершись ногами в поверхность горки и помогая себе рукой, резко сталкивает нас в пропасть. Ветер бьёт в лицо, мелкие частички снега попадают в глаза и рот. На варежки клочьями налипает снег, когда я пытаюсь зацепиться за ватрушку, чтобы не потерять равновесие. Литвинов… он смеётся что ли? Сделав это удивительное открытие, я даже замолкаю на мгновение. Ватрушка скатывается до самого низа, и подпрыгнув, переворачивает нас прямиком в сугроб.

Я лежу на Литвинове, не шевелясь. Я жива? О боже, я жива! Он всё ещё обнимает меня обеими руками, так и не выпустив. Неловко дёрнувшись, поворачиваюсь к нему лицом. На его ресницы налип снег, делая глаза ещё более голубыми, если это вообще возможно. Опустив голову куда-то ему в шею, начинаю тихо смеяться. Это похоже на истерику. Литвинов поглаживает меня руками, будто успокаивает. И тоже начинает ржать.

Мне это не показалось, о боги! Ледяной человек умеет смеяться. Пережив приступ этого непонятного хохота, поднимаю голову и смотрю на него. Он прикасается холодной рукой к моему лицу. Аккуратно убирает налипшие волосы с щёк. Касается губ, с которых практически стёрлась помада. И прилипает взглядом к моему рту, зависая на мгновение. Мне… мне кажется, он меня сейчас поцелует. Я невольно наклоняю лицо ближе и… тут в нас кто-то врезается со всей дури! Зотов!! Литвинов толкает его в плечо:

— Эй, дурень, аккуратнее давай! — после чего поднимается на ноги, подаёт мне руку и тоже помогает встать.

Вдоволь накатавшись, мы возвращаемся в корпус. Ночью меня будит Ксюха. Я слегка пугаюсь, увидев её у своей кровати в белой ночной сорочке с растрепанными чёрными волосами. Она похожа на привидение.

— Вставай, Алёхина! — зло шепчет она. — Сколько можно тебя будить?

— Что? Куда? — ещё не до конца проснувшись, бормочу.

— Пошли пацанов зубной пастой мазать! Это традиция!

Мы крадёмся по коридору. В темноте не видно, кто из мальчишек на какой кровати устроился. Мы наугад выбираем себе «жертв». И что бы вы подумали? Конечно! Мне достаётся Литвинов. Он спит на спине, закинув руку поверх головы. Крепко спит, убеждаюсь я, потрогав его за кончик носа. Даже не шелохнулся. Начинаю аккуратно выдавливать зубную пасту и украшать его лицо завитушками и кренделями. Он морщится, как будто чувствует что-то. Замираю. Продолжает спать. Рисую ему на лбу сердечко… Не знаю зачем.

Утром меня будит луч солнечного света, пробившийся прямо ко мне на лицо сквозь допотопные портьеры, которыми занавешены окна базы. Слышу какой-то шум под окном. Чей-то заливистый смех. И командный голос Литвинова:

— Левее, Костян! Шагай левее!

Выглядываю в окно и вижу, как на выпавшем за ночь плотном белоснежном покрывале Костик что-то пишет «ногами». Поворачиваю голову, стараясь разобрать загадочную надпись.

Там написано: «МЫ ЛУЧШИЕ».