Синди
На следующее утро я уже закончила с решёткой и плитой и наполовину вытерла пыль со стеклянных статуэток, когда в комнату вошёл Нико. За ним следует красивый мужчина, тот самый, что был здесь в первый день.
Они садятся за стол и Нико смотрит на меня.
— Приготовишь кофе для нашего гостя, не так ли? Будь милой.
Господи, он такой сексист.
— Я занята, — говорю я.
Он ухмыляется.
— Эти ужасы никуда не денутся, — затем его лицо становится жёстким. — Сделай чёртов кофе.
Иногда мой гнев берет верх, и я совершаю глупые поступки. Это один из таких моментов. Я делаю преувеличенный реверанс и говорю высоким голосом:
— Да, сэр.
— Ты заставил её называть тебя «сэр»? — спрашивает хорошо одетый бандит.
Я могу сказать, что он такой же плохой, как Нико. Никакое количество шикарных костюмов и ухода не заставит его казаться каким-то другим, кроме грубого и противного.
— Это меня не касается, — Нико пожимает плечами. — Может, она по своей природе сабмиссив.
Мужчина разражается смехом.
— Нет. Её нужно взять под руку и научить, как доставить удовольствие своему мужчине.
Его золотой взгляд сужается и фокусируется на мне, как лазерный луч.
— Я бы с радостью это сделал.
— Джеймс, со всем уважением, тронь хоть пальцем мою маленькую Синдерс, и я буду вынужден его отрезать.
Я смотрю на Нико в шоке. Потом мой взгляд устремляется на Джеймса, но он просто разражается хохотом.
— О, я вижу. Значит так оно и есть.
О чём они говорят?
— Это не так, — отвечает Нико. — Или, я должен сказать, я ещё не решил, каким путём пойти. Пока я не решу, — если кто-либо дотронется к моей маленькой крепостной, то пожалеет.
— Довольно справедливо, — Джеймс улыбается мне, и в этом есть что-то порочное. — Я чувствую, что твой мир скоро изменится, Синдерс.
Я тоже, но не знаю, каким образом. Иногда мне кажется, что я нравлюсь Нико. Я начинаю верить, что у него есть более мягкие чувства ко мне, но в другое время он ведёт себя так, будто почти хочет убить меня. Тот факт, что он не знает, нравлюсь я ему, или он меня ненавидит, очень пугает.
Я делаю им обоим кофе: латте для Джеймса, который кажется немного девчачим напитком для кого-то такого грубого, и двойной эспрессо для Нико.
Взяв их, я ставлю кофе на стол перед каждым мужчиной и поворачиваюсь, чтобы взять свой пыльник, но сильная рука оборачивается вокруг моей талии и Нико притягивает меня к себе на колени.
Я издаю маленький визг от удивления.
— Что ты делаешь? — требую я, пытаясь встать.
— Каким парфюмом ты пользуешься? — спрашивает он, глубоко вдыхая над кожей моей шеи.
Я дрожу от этого прикосновения, но стараюсь подняться. Его руки плотно обхватывают меня вокруг талии, и я не могу пошевелиться.
— Что?
— Твой аромат, что это? Я посмотрел, но не нашёл флакона.
Я поворачиваю голову назад, чтобы посмотреть на Нико.
— Ты заходил в мою комнату, снова?
Оу улыбается.
— Технически, это моя комната. Я теперь мужчина в доме, и я владею всем в нём, включая твою задницу, так что расскажи мне. Что это, и где ты его хранишь?
— Ты искал мои духи? Зачем?
— Хочу купить для подружки, — говорит он.
Оу. Это ранит, хотя не должно. Я знаю, что он плейбой.
— Ты не сможешь.
— Почему?
— Моя мама сделала его для меня. Много лет назад. У меня был флакон парфюма, гель для душа и лосьон для тела. Сейчас у меня осталась только баночка с твёрдым парфюмерным маслом. Когда оно закончится, то он исчезнет навсегда.
— Где она его сделала? — допытывается он.
Я пожимаю плечами.
— Я не знаю. Это в Париже. Они делают ароматы на заказ. Он в жестяной банке.
— Принеси его, — приказывает Нико.
Этот мужчина чертовски властный.
— Я принесу, когда закончу протирать стеклянные ужасы.
— Иди и возьми его сейчас же, или я отправлю Юрия покопаться в твоих ящиках, а он грёбаный извращенец, который, вероятно, подрочит на твои трусики.
Джеймс смотрит на меня с надменной ухмылкой на губах. На мгновение я забыла, что он был с нами в комнате.
— Иисус, женщина. Пойди возьми парфюм. Стеклянные чудовища могут подождать. Почему ты так чертовски одержима ими? Они ужасны.
На мгновение я чувствую себя такой измотанной, неспособной продолжать бороться со всеми в этом доме, что я говорю правду.
— Потому что она превращает мою жизнь в ад, если я не делаю этого, или делаю это неправильно.
— Это так?
— Да.
— Иветта? — голос Джеймса снова застаёт меня врасплох.
— Да, Иветта. Она совершенно очарована этими вещицами. На каждый день рождения она получает ещё больше стеклянных статуэток. Она просила их у моего отца также на Рождество. Её дочери покупают их для неё, и она коллекционирует свои собственные. Сейчас, поскольку они находятся на кухне, на них попадает пыль и частички золы от очага и плиты. Поэтому мне приходится вытирать с них пыль. Она хочет перенести их в большую гостиную. Думаю, она собирается сделать для них шкаф.
— Да к чёрту её, — рычит Нико, — эти грёбаные чудовища останутся здесь.
— Тогда мне нужно будет продолжать чистить их.
— Если только я не найму горничную.
— Горничная, только чтобы чистить стеклянные украшения Иветты?
— Да. И камин с плитой тоже. Ты не должна этого делать.
Я пожимаю плечами.
Я не против очага и плиты. Они часть этого дома и моей истории. Я хочу убедиться, что они находятся в хорошем рабочем состоянии.
— Тебе и не нужно, — Нико объясняет. — Я теперь здесь, и могу себе позволить нанять кого-то, кто займётся делами.
Его руки расслабляются, пока он говорит, и я пользуюсь возможностью встать с его колен. Отряхнув свитер и разгладив свою юбку, я качаю головой.
— Я не хочу быть тебе должна.
— Ты всё равно мне должна, — легко говорит он.
— За что, чёрт возьми?
— За то, что позволил тебе остаться здесь, и не выбросил тебя на улицу. За то, что сказал своим людям, что они не могут заставить тебя сосать их члены. За то, что свозил тебя в город. За защиту твоей драгоценной мебели, когда парни напиваются. Помимо всего прочего. А сейчас иди, и принеси этот грёбаный парфюм, пока я снова не взял тебя к себе на колени, но уже перегнув через них.
Перегнув через них? И тут до меня доходит, что он имеет ввиду.
— Ты не посмеешь.
— Иисус, ты не самая умная, — бормочет Джеймс.
— Это вызов, — глаза Нико ярко сияют.
Я отступаю, осознав свою ошибку.
— Нет. Забудь, что я сказала. Прости. Я схожу за парфюмом.
Я сбегаю из комнаты, их смех преследует меня, пока мои щёки горят. Боже, я ненавижу его. Я ненавижу его так сильно. Я хочу расцарапать его лицо, но, вероятно, он будет выглядеть ещё привлекательнее. Шрамы, которые он имеет не умаляют его красоты, а только лишь прибавляют к ней.
Только оказавшись в своей комнате, я приостанавливаюсь и перевожу дыхание, доставая из-под стопки носков твердый парфюмерный блок, завёрнутый в один из них. Я держу его там по привычке, потому что не хочу, чтобы Айрис его нашла. Когда она только переехала сюда, я пару раз заставала её, когда она рылась в моих вещах.
Она только рассмеялась и сказала, что сёстры так поступают. Я ответила ей тем же, и когда она нашла меня в своей комнате, то влепила мне такую пощёчину, что у меня неделю был синяк на щеке.
Теперь мне придётся разбираться с Нико, который здесь скрывается. С тех пор как умерла моя мать, этот дом перестал казаться мне домом. Ни капельки. Часть меня каждый день хочет уйти.
Жить здесь без моих родителей — душераздирающе. Дом издевается надо мной их отсутствием. Напоминания о них вплетены в ткань ковров, купленных моей матерью в Марокко, и в краски пейзажа, заказанного моим отцом. Они живут даже в золе и пыли, которые я ежедневно убираю. Всё в этом доме напоминает мне о моей семье, которой уже нет.
Волна горя накатывает на меня, почти утащив меня с собой, но я не позволяю этому произойти. Я не могу позволить себе такую роскошь пока этот ублюдок ждёт меня на кухне. Я могу отложить это на потом. Я часто плачу в ванной, мои слёзы падают в воду, и я рыдаю там, где меня никто не услышит.
Потирая пальцами гладкую поверхность жестянки, я несу последние остатки аромата мужчине, которого боюсь, ненавижу и желаю в равной степени.
Когда я вручаю ему баночку, я ожидаю, что он заберёт её у меня. Я подготовилась к этому и сказала себе, что не развалюсь. Даже когда у меня отнимут мощную связь с моей матерью. Однако, он не делает этого. Он держит его мгновение, почти благоговейно, а потом он открывает свой телефон и что-то печатает.
Я подхожу ближе и вижу, что он вписал название компании в блокнот на своём телефоне. Понюхав жестянку, он стонет и протягивает её мне обратно.
— Самый сексуальный, блядь, аромат, который я когда-либо чувствовал, — говорит Нико.
Он довольно чувственный. Я вспоминаю, что отец был немного возмущён этим подарком. Мне было шестнадцать, и он сказал, что это было напрасно потрачено на меня. Весь набор из парфюмерного масла, парфюмерной эссенции, масла для ванны, геля для душа и лосьона для тела обошёлся матери примерно в тысячу фунтов. Это было чересчур, но, когда она умерла, это стало самой драгоценной вещью для меня. Этот аромат всегда будет связан с ней в моём сознании.
Я думаю, не позвонить ли мне в парижский магазин и не узнать, смогут ли они его переделать. Хотя у него нет ни названия, ни даже номера.
Забрав жестянку, я обхватываю её рукой.
— Спасибо, — шепчу я.
— За что? — Нико хмурится.
— Что отдал это.
Затем я прочищаю горло.
— Надеюсь, твоей девушке понравится любой аромат, который ты ей закажешь. У них невероятный талант изготавливать индивидуальный запах. У моей мамы тоже был такой. Он был прекрасен.
— У тебя его нет? — спрашивает Нико.
Я качаю головой, и меланхолия, которую я чувствовала всё утро, снова овладевает мной.
— Иветта случайно разбила флакон, когда переехала.
— Держу пари, что так, блядь, и было, — рычит он. — Злобная пизда.
— Нико! — я выкрикиваю предупреждение не подумав.
— Скажи мне, в чём я не прав.
— Это ужасное слово. Оно унизительное, и ты не должен использовать его.
— Даже чтобы охарактеризовать Иветту? — его рот подёргивается, будто он пытается сдержать улыбку.
Я ощущаю, что уголки моих губ поднимаются, и подавляю свою улыбку.
— Нет, даже в отношении Иветты.
— Что насчёт меня? — позади меня раздаётся высокий голос Иветты.
Я поворачиваюсь, быстро обхватывая рукой баночку с парфюмерным маслом.
— Я просто сказала, какую замечательную вечеринку ты собираешься устроить, — когда я стала так хорошо лгать?
— Бал, Синди. Это не вечеринка. Можно было подумать, будто со своим воспитанием ты поймёшь разницу.
Она поворачивается к Нико.
— Твои люди не допускаются, — она говорит ему.
— Мои люди могут идти куда им нахрен захочется в этом доме, и ты ничего не можешь на это сказать. К счастью для тебя, балы не в их понимании о хорошем времяпровождении. Я иду только по принуждению. Но Джеймс будет присутствовать.
Иветта сужает глаза.
— О? Почему?
— Не твоё дело, жёнушка.
— Ещё не твоя жена, дорогой, и, если ты сохранишь такое отношение, свадьба не состоится.
Нико отталкивает свой стул и хватает Иветту за горло.
— Не искушай, блядь, меня, сука, — он прижимает её к стене, яростно притесняя её личное пространство.
Глаза Иветты сужаются, и она смотрит на него со всем пренебрежением женщины, решившей держать себя в руках.
Я терпеть её не могу, но в такие моменты я ею восхищаюсь.
Нико не сильно давит на её горло, но угроза есть.
Затем Иветта берёт и превращает напряжённый момент в ядерный.
Она плюёт Нико в лицо.
Я задыхаюсь и задерживаю дыхание, сердце бешено колотится, я замираю, ожидая его реакции.
Нико тоже замирает на мгновение.
Глаза Иветты расширяются, когда она понимает, что зашла слишком далеко.
Нико оттаскивает её от стены и бросает через всю комнату. Она взмахивает руками и, качнувшись назад, сбивает с полки две стеклянные статуэтки. Она падает на стол, но умудряется удержаться на ногах, ухватившись за него.
Нико следует за ней и хватает за руки. Иветта пинается, целясь в голени Нико, и кажется, что он вот-вот ударит её как следует, но Джеймс уже двигается. Он встаёт между Нико и Иветтой и отталкивает их друг от друга.
— Нико, пойдём. Нам нужно поговорить о делах. Наедине, — Джеймс вытаскивает Нико из комнаты. Моё сердце колотится, но я рада, что он позволил Джеймсу вывести его из кухни, пока ссора не разгорелась ещё больше.
Я ненавижу Иветту, но ярость, кипящая между ними, пугает меня. Я действительно думаю, что они могут убить друг друга.
Я прячу ароматическое масло в карман своей юбки и поворачиваюсь к Иветте.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, протягивая руку, чтобы коснуться её предплечья.
— Отвали от меня нахуй! — со злобным криком она толкает меня на пол. Я падаю на колени, но стеклянные осколки от разбитых статуэток пронзают мою кожу, заставляя меня истекать кровью.
— Убери это, любопытная сучка, — Иветта пинает меня по заднице. — Убери всё это.
Она вылетает из комнаты, и я падаю на бок, сворачиваясь в клубок, пока слёзы, которые всё утро грозили пролиться, наконец-то текут.