Дом из пепла и стекла

Глава 31

Нико

К тому времени, как отец закончил свой разговор со мной, мне захотелось его убить. Мужчина настолько холодный, что от этого мне хочется пробить его горло. Никто не имеет никакого значения, кроме денежной суммы, которую он может на него поставить.

Я оглядываюсь, желая увидеть красивое, невинное, тёплое лицо моей невесты, но не вижу её. Нигде. Хмурясь, смотрю снова. Возможно, она в ванной комнате.

Направляясь в заднюю часть комнаты, где висят пальто и находится небольшой коридор к ванной, я останавливаюсь возле Сиенны и Николая. Они разговаривают с Сильвановым, русским, который собирается предоставить мне личную охрану для Синди.

Я решил, что мы будем вместе столько, сколько сможем, но будут времена, когда мне придётся работать в бизнесе, и я не думаю, что для неё будет безопасно или целесообразно присутствовать. Я хочу, чтобы у неё была своя команда охранников, чтобы поддерживать её безопасность, когда я не смогу.

Она стала для меня самой драгоценной вещью в мире. Я не могу полагаться даже на своих людей, кроме Джеймса, которому доверяю свою жизнь, но он должен быть со мной на деловых встречах. Так что я доверяю Николаю, когда он говорит, что Константин Сильванов — тот, кто обеспечит меня охренительной охраной для моей жены.

— Ты видела Синди? — спрашиваю я у Сиенны.

Она оглядывается вокруг и хмурится.

— Нет. На самом деле, я не видела.

Чувство страха царапает меня, но я говорю себе не быть глупым. Она будет в ванной. Куда же ещё ей идти?

Пройдя по коридору, я захожу в ванную, и моё сердце замирает, когда я вижу, что единственная кабинка открыта и пуста. Что за хрень?

Может, она вышла подышать воздухом? Надеюсь, нет. Не без какой-либо защиты. Почему мои люди отпустили её?

Я вырываюсь из ванной и выхожу в главный холл. В пять шагов я оказываюсь за дверью и вглядываюсь во мрак снаружи. Её не видно, но, чтобы убедиться в этом, я обхожу дом по периметру и возвращаюсь к двери, чувствуя себя плохо.

И тут я вижу это. Отпечатки каблуков, впечатанных в землю сбоку от тропинки. Их мог сделать кто угодно, но зачем женщинам сходить с тропинки, когда они приближались к залу. Наверняка Синди вышла сюда подышать воздухом, по какой-то причине, так где же она?

Я врываюсь обратно в зал.

— Кто-нибудь видел Синди? — меня не волнует, что все останавливаются, чтобы посмотреть на меня, мой отец, кажется, в ужасе от того, что я перекрикиваю струнный квартет. Пошёл он.

Люди оглядываются, будто она может быть возле них, затем качают головами.

Я подхожу к своим людям у двери, и они уже побледнели.

— Вы наблюдали за дверью? — резко спрашиваю я.

— Да, то есть… в основном, босс. Возможно, мы… на несколько минут отвлеклись.

— На что? — рявкаю я.

Один из них краснеет.

— Что. Отвлекло. Тебя?

— Твоя сестра, — отвечает Лука.

— Прости? Что ты, блядь, имеешь ввиду?

— Она хмм, она… — он становится ярко-красным и замолкает.

Я поворачиваюсь к месту, где сидит Рената, её ноги скрещены, и её короткая юбка высоко на бёдрах. Это совершенно неуместно для события такого масштаба.

— Ты никогда раньше не видел пару ног? — рычу я.

— Она хмм, — он прочищает горло. — Христос, Нико, не вини нас. Она засветила нам, ладно?

Я так сильно бью его слева, что он ударяется об стену, его рука автоматически поднимается к щеке.

— Ты оторвал свои ебаные глаза от двери, чтобы пялиться на мою сестру? — рычу я.

Рената встаёт и движется в нашу сторону, приближаясь в моём периферийном зрении. Когда она достаточно близко, я поднимаю руку, не глядя на неё.

— Не подходи ближе, если не хочешь, чтобы я тебя убил. Я разберусь с тобой позже.

— Разберёшься со мной? — она ухмыляется.

Я поворачиваюсь к ней, и она внезапно сжимается.

— Боже, Нико. Какого чёрта?

— Твоя жалкая, грязная маленькая игра принесла столько проблем.

— Какая игра? — она притворяется невинной.

Я смеюсь.

— Да ладно, Рената. Мои люди не врут. Не о чём-то подобном, когда они знают, что я или мой отец могли бы убить их за то, что они так на тебя смотрят.

Я хватаю её за плечо и притягиваю ближе.

— Проваливай в дом, надень трусики, и, если ты снова посмеешь опозорить имя Андретти, я прослежу, чтобы тебя изгнали из семьи и не дали ничего, чтобы выжить.

Её лицо бледнеет, когда я отпускаю её. Она тяжело сглатывает, но тихо возвращается к месту, где сидела, и забирает свою сумку, не сказав ни слова.

— Иди с ней, — рявкаю на Лукаса. — И прикоснись к ней или посмотри на неё как-то иначе, чем в качестве её охраны, я заставлю тебя съесть собственные яйца.

— Да, босс, — он выскакивает за дверь вслед за моей сестрой.

— Что происходит? — Джеймс рядом со мной, спокойный, как всегда.

— Синди здесь нет, — я понижаю голос, потому что сейчас я не уверен, кому могу доверять. Уходя от своих людей, всё ещё слоняющихся возле двери, я продолжаю. — Рената засветила моим людям и отвлекла их. Синди, должно быть, выскользнула.

— Хорошо, — он кивает и сжимает моё плечо. — Сохраняй спокойствие. Она не могла уйти далеко.

— Джеймс, зачем ей блуждать в темноте?

— Это её земли. На пути есть фонарики. Возможно, она по какой-то причине вернулась в церковь? Она хорошо знает территорию. Давай, соберём людей и пойдём искать её.

Я приостанавливаюсь.

— Не моих людей, — не могу поверить, что говорю это. Это признак слабости, что я даже рассматриваю возможность того, что они могут иметь к этому отношение. Возможно, они выпустили её нарочно, не смотря на их протесты и действия моей сестры. Может, один из них в сговоре с нашими врагами?

— Это были бы не они, — он решителен в своих словах. — Мы вселили в них страх Божий, когда убили Павла. Я согласен, что пока мы должны держать их в узде, но, ну же, Нико. Это не дело рук твоих ребят, и они нужны тебе прямо сейчас. Все силы на её поиски, верно? Ты доверяешь Сильванову? Волковым?

Я не так давно знаю Сильванова. В прошлом я имел дело с Волковыми и тщательно их проверил. Наши деловые интересы никоим образом не конкурируют, а лишь дополняют друг друга. Со стратегической точки зрения им нет смысла делать что-то подобное. Я нужен им, и иногда они нужны мне. Это симбиотические отношения. Сбалансированы и по мощности. Ты не станешь их портить, и уж точно не будешь брать чужую женщину, чтобы сделать это.

Что касается Сильванова, то он так же твёрд, как и они. Но он благороден, если верить моим сведениям. Предполагается, что сейчас он вне игры и обеспечивает безопасность для высокопоставленных лиц. Его деловой партнёр — легенда. Человек, который до сих пор наводит страх на стариков с мутным прошлым в глубине России. Андрюс — украинский силовик, склонный к спасению женщин, он или его партнёр ни за что не стали бы стоять за этим.

Я киваю.

— В некоторой степени. Единственный человек, которому я правда доверяю сейчас — это ты. Ты прав, нам нужны наши люди для её поисков, иначе нам будет слишком мало людей.

Джеймс в ответ кивает.

— Идём, поболтаем с Волковыми и Сильвановым.

Через пять минут мы вернулись домой, и впятером скрываемся в кабинете, разговаривая.

Мои люди обыскивают территорию. Кэрол сейчас с ними. Она расстроена и полна решимости найти свою крестницу. Она вернулась в дом, надела дождевые сапоги и куртку, схватила фонарь и вышла в темноту.

— Я не рассматриваю возможность того, что это может быть кто-то из наших врагов, — говорит Джеймс. — Это не в нашем мире. Трогать подружку или любовницу — плохо, но грёбаную жену? Нет. Это совершенно запредельно и приведёт к тому, что их семьи станут мишенью. Жёны, дети, все.

— Да, — соглашается Сильванов своим глубоким, хриплым голосом. Когда он говорит, кажется, что у него больное горло. — Это не выход, да ещё и в брачную ночь? — он выпускает долгий выдох. — Чувак, это что-то личное.

От его слов я замираю. Я поворачиваюсь к Джеймсу.

— Иветта или Айрис.

— Боже, правда? Думаешь, они зашли так далеко?

— Они ненавидят её.

— Я запутался, — говорит Николай Волков.

Я объясняю им всю подлую ситуацию. Брак по расчёту с Иветтой и любовь к Синди. Я предельно честен, и рассказываю им, что шантажировал её, чтобы она вышла за меня. Я объясняю, что Иветта была обижена, и что они с Айрис наверняка планировали как-то отнять этот дом у Синди, но я помешал этому.

— Туфелька, — говорит Джеймс.

— Что? — Сильванов чешет свою щетину. — Туфелька?

— Христос, да. Именно это очень взбесило Иветту, — я выдыхаю. — Иди забери её и приведи сюда.

Джеймс кивает.

— Думаешь, твою жену похитили из-за туфли? — Сильванов выглядит так, будто считает нас всех сумасшедшими, что вполне возможно. Я позволил Саше Волкову рассказать про аукцион туфельки.

Когда он закончил, я говорю Сильванову:

— Иветта хотела эту туфлю больше всего на свете. Она подошла моей жене, и я позаботился о том, чтобы она её сохранила.

Моя жена. Я улыбаюсь от этого, но это похоже на призрак настоящей эмоции, мимолётный, прозрачный, поскольку отчаяние и страх сменяют его почти мгновенно.

По странной прихоти я вырываюсь из комнаты и поднимаюсь по лестнице через две ступеньки в мансарду. Там я смотрю на то место, где стояла туфелька. Она исчезла. Коробка исчезла. От неё не осталось и следа. Я открываю ящики, выбрасывая их содержимое, и делаю то же самое с гардеробной — ничего.

Туфельки нет.

Твою мать, это Иветта. Это должна быть она.

Я убью её голыми руками, но не раньше, чем заставлю рассказать, где Синди. Когда я возвращаюсь в кабинет, Иветта сидит в кресле, Джеймс прислонился к столу лицом к ней, скрестив лодыжки перед собой и сложив руки на груди. Он выглядит странно непринуждённо, но угрожающе.

Иветта смотрит на меня, и страх охватывает её.

Мне требуется нечеловеческая сила воли, чтобы сдерживать свою ярость, но, если я наброшусь на неё так, как хочу, она сломается и, возможно, ничего мне не даст. По одному её взгляду я вижу, что она искренне напугана.

— Иветта, — говорю я, восхищаясь спокойствием в своём голосе. — Что ты сделала с Синди?

— Ничего, — немедленно уверяет она.

— Я знаю, что это ты, так как туфелька исчезла. Я обыскал свою комнату, и её там нет.

— Всё, что я сделала — всего лишь отдала ему туфельку, как он попросил, — она задыхается от рыданий, пытаясь перевести дыхание. — Она не принадлежала ей. Я знала, что не могу хранить её здесь, поэтому отдала ему.

— Кому? — я хмурюсь.

— Месье Мулену. Она не её, — она качает головой, её лицо бледное, но на её щеках есть два красных пятнышка. — Я всего лишь сделала то, что было правильно. Я вернула ему туфельку.

В этом нет смысла.

— Какого хрена он захотел вернуть туфлю? — спрашиваю я. — Он хотел, чтобы она была у женщины, которой подойдёт. В этом весь смысл аукциона. Ты не хотела, чтобы она была у Синди, но тот псих хотел.

— Нет, он не хотел, — её лицо становится упрямым. — Я могу это доказать. У меня есть сообщения. Я написала ему, и сказала, что туфля по праву моя. Я рассказала о билетах и заявила, что, хотя она и подходит Синди, её должны были отдать мне, согласно нашему первоначальному соглашению. Я сказала ему, что ты забрал туфельку для неё. Я спросила, не согласится ли он сделать мне такую же, если я заплачу ему.

— Какого хрена тебе так нужна стеклянная туфелька? — спрашивает Саша Волков.

— Это искусство, — она рыдает. — Потрясающее искусство, и я хочу её в свою коллекцию. Он отказал мне, сказал, что не сможет сделать ещё одну, так как он выбросил всю работу, которую проделал над ней, так как она должна была стать его последней работой. Он задал мне несколько вопросов о Синди, туфельке… тебе.

— Обо мне? — мой голос дрожит от едва скрываемого гнева. — Как ты думаешь, почему он спрашивал обо мне, если всё, чего он хотел — это туфля?

— Я не понимаю! — голос Иветты дрожит от страха, но, несмотря на ужас, она всё равно возмущена. Праведная.

Я хочу обернуть свои руки вокруг её горла и выдавить из неё жизнь. Я не могу. Сильванову это может не понравиться, и тогда у меня будут проблемы с его командой, и в любом случае, у неё может быть информация, которая мне когда-нибудь понадобится.

Ужасная мысль закрадывается в мой мозг, царапая грани моего разума. Что, если этот грёбаный художник-извращенец забрал её? Это практически кошмарный сценарий. Это не связано с бизнесом или местью. Это личное. Одержимость. Если я прав, и этот грёбаный извращенец забрал мою Синдерс, потому что ей подошла обувь, то что он собирается с ней делать?

— Сейчас же открой свою почту, — приказываю Иветте. — Я хочу прочесть всё, что ты отправила Мулену. Тебе нужен твой ноутбук?

Она качает головой.

— Всё в моём телефоне.

Я хватаю её подбородок, достаточно сильно, чтобы заставить её завизжать, и поворачиваю её лицо ко мне.

— Если я узнаю, что ты что-то скрыла от меня, я убью тебя, и сделаю это медленно и мучительно.

Она кивает, весь цвет исчез из её лица, оно стало пепельным.

— Если она умрёт, или пострадает, я, блядь, сделаю что-нибудь похуже, чем убью тебя.

— Что может быть хуже моего убийства? — её голос ломается от вопроса.

— О, есть так много вещей, которые хуже смерти.

— Если она умрёт, это не моя вина, — утверждает она. — Я только говорила о туфельке.

— Тогда тебе лучше сделать всё возможное, чтобы помочь нам вернуть её, не так ли? — говорит Сильванов. Его голос устрашающе спокойный. Как океан перед приливной волной. — Если ты будешь сотрудничать, и мы вернём её вовремя, тебе не причинят вреда.

Она дрожит, когда передаёт мне телефон.

— Он не причинит ей вреда. Он художник. Он гений.

— Он извращённый ублюдок, — рявкаю я.

Затем меня охватывает чувство вины.

Я обвиняю Иветту, но на самом деле это моя вина. Синди никогда не хотела эту грёбаную туфлю. Она думала, что это было странно. Если бы я не надавил на неё, она отдала бы туфлю Сиенне, которая поместила бы её в своей галерее, и тогда Сиенна была бы той, кого ненавидит Иветта. Она несколько раз поднимала эту тему, а я откладывал её, думая, что с ней мы сможем повеселиться. Теперь она исчезла. И Синди тоже.

Я хватаю Иветту за руку и грубо вытаскиваю из кресла.

— Отпусти меня, ненормальный ублюдок! — она бьётся об меня, упираясь каблуками в дощатый пол, а я тащу её в гостиную. Джеймс следует за мной по пятам, но Сильванов держится в отдалении, как будто знает, что сейчас произойдёт.

— Ты сошёл с… — слова Иветты обрываются, когда я бросаю её на пол.

Я поворачиваюсь к полке с её самыми ценными вещами, мерцающим в слабом свете комнаты, как блестящие бриллианты. Я хватаю первое, что бросается в глаза и бросаю на деревянный пол и стекло разбивается на тысячи осколков искрящихся кинжалов.

— Неееееет! — голос Иветты пронзительный, но она не может достаточно быстро встать на ноги, чтобы остановить меня. Одну за другой я бросаю стеклянные статуэтки на пол, в стены, и в неё. Её самовлюблённая, извращённая жадность подставила мою Синдерс под удар. Она хотела разбить её на кусочки, уничтожить, чтобы она стала мне не нужна, но моя одержимость, моя любовь к Синдерс чертовски глубже, чем это. Может, мы и не идеальны, может, мы разбиты, но она — моя навсегда, и я всегда буду защищать своё. С гортанным рёвом я хватаю тяжёлый деревянный шкаф, в котором хранятся разбитые мечты Иветты, и толкаю его вперёд. По комнате разносится эхо осколков, сопровождаемое криками Иветты, и это музыка для моих грёбаных ушей. Моя грудь вздымается, когда я вижу свой путь разрушения. Иветта забилась в угол, крепко обхватив руками грудь, её сотрясают рыдания, а кровь пронзительными струйками вытекает на поверхность плоти.

— Т-ты раз-разбил их все! Почемууу? — её рыдания тяжелы и прерывисты, и здесь, в этот момент, эта отвратительная сука самая красивая, какой когда-либо была — плачущая от отчаяния и разрушенная моими руками. Я наклоняюсь и провожу пальцами по её волосам, натягивая кожу головы. Я провожу своим носом по её, запах её слез совершенно восхитительный.

— Тебе повезло, что это были твои драгоценные статуэтки, а не все кости и сухожилия в твоём теле. Ты грёбаный позор, — рычу я. Я освобождаю её от своей хватки щелчком запястья и делаю шаг назад, смахивая воображаемую пыль со своих брюк.

— Уведи её отсюда, пока я не изменил её лицо, — говорю я Джеймсу.

Он дёргает Иветту и тащит её за руку, прикладывая столько усилий, что она спотыкается и подворачивает лодыжку. Она визжит в агонии, когда её нога подгибается под ней, но Джеймс не жалеет её. Он поднимает её на ноги и продолжает тащить прочь.

Я поворачиваюсь к Сильванову.

— Послушай, возможно ты захочешь отказаться от этого сейчас. Я знаю о твоём партнёре. Я знаю о твоей организации, и что вы работаете с женщинами, которые подверглись жестокому обращению. Я не могу обещать, что не причиню вреда Иветте, если придётся. Я сделаю всё, что нужно, чтобы вернуть Синди, и, если это значит, что придётся уничтожить Иветту, я сделаю это.

Он наблюдает за тем, как я говорю, слегка наклонив голову в одну сторону.

— У меня есть правила. У моего партнёра более строгие правила. Тем не менее, я бы сделал что угодно, нарушил бы любое правило на этой грёбаной земле, чтобы вернуть своё Солнышко. Я понимаю. Я помогу. Всё, что произойдёт в погоне за твоей женой, останется между нами в этой комнате. Если тебе нужны люди, я доставлю их сюда за день. Я знаю, мы обсуждали, что охрана твоей жены — это женщины, и я считаю, что так и должно быть, но у меня есть мужчины, которые отслеживают людей, снайперы, всё, что тебе, блядь, нужно. Скажи слово, и они здесь.

Я тяжело сглатываю. Я не знаю этого парня, но он предложил мне поддержку, как только она мне понадобилась.

— Есть адрес электронной почты, указанный в обмене между Иветтой и художником? — спрашивает он.

Я киваю.

— Хорошо, с нами работает хакер, и он может узнать почти всё. Если ты доверишься мне и дашь мне информацию, которую получишь из телефона Иветты, я смогу начать вникать в дела этого урода.

У меня есть детектив, который работает на меня, и парень, который взламывает для меня людей, когда это необходимо.

— Насколько хорош этот хакер? — спрашиваю я.

— Чертовски хорош. Правительственный уровень. Может влезть почти во всё.

Я киваю.

— Хорошо. Да, это было бы здорово. Я поручу моему детективу следить за этим ублюдком, а ты втянешь своего парня в его онлайн дерьмо.

Он снова кивает и направляется к двери.

— Я собираюсь найти свою жену. Пришли мне всё, что найдёшь в телефоне этой сучки, и мы займёмся этим.

Затем он уходит, оставляя меня наедине с Волковыми. Он даёт нам возможность обсудить, что мы будем делать, и оставляет за собой возможность отрицать любые действия, которые мы предпримем с этого момента. Если у меня и были сомнения по поводу его охраны для Синди, то теперь их нет. Мужчина невозмутимый, обособленный, и явно собрал замечательную команду.

Первое, что я сделаю, когда верну Синди — очищу дом. Все ублюдки, в которых я не уверен — уйдут. Я вернусь в старую страну, чтобы набрать новой крови и убедиться, что они верны, как собаки. Тогда я верну свою чёртову компанию, постепенно избавлюсь от сомнительной стороны бизнеса, и, в конце концов, я стану непобедимым, если вы только не хотите умереть.

Мой отец построил империю, но когда он перешёл к законному бизнесу, то не смог полностью избавиться от незаконного, и по мере того, как она становилась меньше, уменьшалась и наша армия.

Я искуплю грехи отца и, когда наведу порядок в доме, стану слишком сильным, чтобы кто-то мог мне перечить. Не то, чтобы это было основано на бизнесе, но мне нужно знать, что никто не будет преследовать Синдерс в будущем.

Джеймс возвращается в комнату.

— Она заперта в красной комнате, — говорит он с жёсткой ухмылкой.

Красная комната — одна из немногих комнат для гостей с замком на двери. Мы с Джеймсом решили, что это, должно быть, была комната, где они держали пленников в прежние времена, и что стены окрашены в тёмно-красный цвет, чтобы скрыть пятна крови. Это была чушь собачья, но Иветта и её дочери боялись этой комнаты, так что время, проведённое там взаперти только усилит её трепет.

— Я могу заставить её исчезнуть, когда всё закончится, — предлагает Николай Волков.

Я мягко смеюсь.

— Я сам могу это сделать, но спасибо. Я точно знаю, что Синди у невменяемого художника. Я это нутром чую.

Джеймс уже возится в телефоне Иветты и щёлкает пальцами по Саше Волкову, который на это не обижается.

— Эй, Саша, посмотри эти адреса.

Саша достаёт свой телефон и делает то, что просит Джеймс.

В течение десяти минут у нас есть все зарегистрированы адреса Месье Мулена.

— Мне отправить эту информацию Сильванову? — спрашивает Джеймс.

Он прочитал все письма и подтвердил переписку Иветты с сумасшедшим художником. Они обсуждали туфельку, много разговаривали обо мне и Синди.

— Думаю, она определённо у него, — говорит Джеймс. — Вопросы, которые он задавал о вас двоих — тонкие, но очевидно, он пытался найти достаточно информации, чтобы составить план.

— Я не думаю, что он планировал забрать её сегодня, — говорю я. — Я считаю, что он наблюдал за ней, а когда она вышла, он воспользовался шансом.

— В этом есть смысл, — Джеймс кивает. — Иначе он должен был знать, что она выйдет, и когда.

— Этот говнюк — беспринципный извращенец, который, возможно, несколько месяцев наблюдал за моей женой, прежде чем что-то предпринять. Если он вообще что-то делал. Сегодня ночью она вышла на улицу, потому что мои бесполезные мужчины были слишком заняты, глядя на мою сестру, и предоставили ему золотую возможность.

Джеймс вздыхает и кивает.

— Похоже на то. Хочешь, чтобы я преподал им урок, босс?

Я качаю головой.

— О нет, не сейчас. Этот урок будет от меня, — я устрою им взбучку всей их жизни.

Он мрачно мне улыбается.

— Понял.

Я читаю сообщения Иветты, пока Джеймс и Саша разрабатывают план, и пересылаю их Сильванову. По мере того как я читаю, моя ярость растёт.

Кто-нибудь заплатит за это.

Я сожгу этот грёбаный мир, чтобы вернуть Синдерс домой, и любой, кто встанет на моём пути, останется среди пепла.